2084 (на конкурс)

История – это победа безжалостных над наивными.

 

 

Глава 1

Окно распахнуто настежь в надежде на ночную свежесть, но прогретый за день каменный город остывает медленно. Старый вентилятор режет лопастями густую, вязкую, как кисель, духоту, заставляя плясать привязанную к лампочке под потолком клейкую ленту с трупами мух. Лишь за пару часов до рассвета жара спала, потянуло долгожданной прохладой и удалось задремать. Но вскоре утро ворвалось в открытое окно бешеным рёвом толпы со стадиона неподалёку, выдернув Нат из сна и кровати.

Она подошла к окну. Утреннее солнце уже начало припекать, обещая очередной адски жаркий день. Перекрывая гул толпы, усиленный мощными микрофонами донёсся голос комментатора «Шесть из сорока пяти»! Делайте ставки! Организатор забега…» Нат захлопнула окно и, несмотря на жару, поёжилась от внезапного холода. Обе ладони легли на едва заметную выпуклость живота, её передёрнуло так, что лязгнули зубы. «Возьми себя в руки, ты же крепкий орешек, помни это» - глубоко вдохнула, медленно выдохнула. Дыши, просто дыши.

Дышать, как и многому другому, Нат научила бабушка. Она же обрезала её имя – Натали.

- Нат – это орешек, а ты крепкий орешек, помни это, иначе никак, - говорила она.

Бабушка сама вырастила её, чудом добившись разрешения на опеку. Нат не знала мать, та умерла от послеродовой горячки. Гражданам третьего класса не полагалось медицинского обслуживания и лекарств. Отец умер за полгода до этого от агрессивной и быстрой формы рака – результат работы на очистке фильтров воды. Возможно, многие неизлечимые болезни на самом деле не были таковыми, однако доступ к лечению имели только граждане первого и второго классов.

Каждый класс проживал в своём секторе. Первый и второй в экологически чистых местах. После войны их осталось крайне мало. Третий на прилегающих, менее здоровых территориях, а четвёртый – почти вплотную к заражённым гиблым зонам. С высоты птичьего полёта это было похоже на мишень, центром которой являлся первый сектор. Построенные по такому принципу города-страны негусто рассеяны по планете. Между ними мёртвые каменные лабиринты развалин бывших мегаполисов, где всё ещё высок уровень заражения. Война закончилась почти пятьдесят лет назад, но Земля до сих пор не очистилась от всей отравы, что щедро выплеснули на неё люди – единственные разумные обитатели планеты.

В народе четвёртый сектор называли Краем, а кладбище цивилизации за ним – Пустошью. «Перейти на Край» означало вступить на последний круг своего забега по жизни. «Уйти в пустошь» - умереть. Внутри города сектора разделены заборами с пропускными пунктами. Попасть из одного в другой можно только по специальному разрешению.

 

Только обитатели четвёртого сектора ни по какому разрешению не могли перейти в третий. Они лишены даже возможности подать запрос. Четвёртый сектор считался отрезанным ломтём общества, его помойкой для десоциализированных, преступников и прочих отбросов.

Зато они были свободны в любой момент уйти скитаться в заражённых руинах, между внешней границей Края и Пустошью забора не было. Также любой гражданин четвёртого класса свободно мог получать метадон-Х. Доза наркотика и паёк из протеиновых брикетов были платой за работу по очистке городских фильтров воды и воздуха. Свобода на Краю равнялась смерти. Чистильщики жили недолго, умирая либо от рака, либо от передозировки. Кроме свободы уйти, куда глаза глядят по ту сторону забора, и свободного доступа к наркоте, жители Края были свободны от контроля за рождаемостью. При определении в четвёртый класс каждый человек проходил через принудительную стерилизацию, поэтому надобность в контроле отпадала. Это считалось актом гуманизма. В принципе, это и было гуманно, детям не место на Краю.

 Ещё одной свободой отвергнутых обществом было необязательное присутствие в Единой Социальной Сети. Глобальный Интернет из огромного океана информации, в котором свободно плавал пользователь, превратился в инструмент контроля – никто не существовал вне Сети, как мухи, намертво влипшие в паутину. Каждый должен публиковать ежедневные обязательные посты – где был/что делал, непременно с фото, за недостаточную активность снимали баллы, за неоправданное отсутствие в Сети в течении трёх дней или попытку удалить профайл – десоциализация. Алгоритм, определяющий оптимальную активность пользователя, написан ИИ – искусственным интеллектом.

Для второго и третьего активность в Сети была вопросом жизни и смерти. Система социальных баллов могла поднять или понизить класс. Вторые мечтали подняться к истокам власти в первый, третьи грезили о льготах и условиях жизни второго. И все боялись понижения и десоциализации – высылки на Край. Все, кроме первого и четвёртого. Ни одного человека первого класса не было в Сети, никто не знал их лиц и имён. В некотором смысле и высшему и низшему классам некуда было стремиться и нечего бояться. Пожалуй, на этом сходство заканчивалось.

Нат сделала сэлфи. Спиной к окну, чтоб лицо оставалось в тени. Запостила в Сеть, добавив эмодзи – солнце, чашка кофе, улыбающийся смайл, сердечко. Подумав, удалила сердечко и опубликовала обязательный ежеутренний пост. Прошла на кухню, приготовила кофе из суррогата и поставила на разогрев брикет со вкусом омлета. Открыла личные сообщения и отослала Дэну сердечко и поцелуй. В ответ прилетело три сердечка. Она улыбнулась, позавтракала и собралась на работу. Когда вышла из квартиры, дверь напротив приоткрылась на длину цепочки. Соседка беспокойно обшарила взглядом лестничную площадку, поманила пальцем и зашептала:

- Нат, зайди ко мне после работы, я достала то, что ты просила, а ещё есть крупа и сухое молоко.

- Спасибо, тётка Клара, зайду вечером.

Соседка приторговывала гуманитаркой. Иногда первый и второй классы жертвовали третьему просроченные лекарства и продукты, это называлось благотворительностью. Но до нуждающихся ничего не доходило, всё разворовывалось ещё на этапе разгрузки. Чёрный рынок процветал, несмотря на жестокие наказания за кражу и спекуляцию. Люди пытались выжить, кто как мог, даже с риском перевода в четвёртый класс. Даже под страхом утилизации. Нат вошла в лифт. Зеркало отразило симпатичную большеглазую брюнетку с кудрявой гривой до пояса. Она сняла с запястья резинку, собрала волосы в хвост и повернулась боком. В просторном форменном комбинезоне живот не заметен. Пока не заметен. Лифт остановился, двери разъехались, выпуская её в мир. Нат глубоко вдохнула, медленно выдохнула и шагнула в пекло майского утра.

 

Глава 2

Она работала в библиотеке. Бабушка рассказывала, что до войны это было местом с множеством самых разных книг, куда люди приходили читать. Сейчас библиотеки мутировали в фабрики по производству контента для Сети. Отобрав помеченные на сегодня тексты, села за стол, включила экран, взяла верхнюю папку из стопки и начала читать. Грамоте и трём языкам прошлого  её обучила бабушка. После реформы образования третьего класса тридцать лет назад почти не осталось людей, умеющих читать и писать.

 Бабушка тоже работала в библиотеке. Чтецом. В её обязанности входило читать книги, писать краткое изложение содержания и передавать в комиссию по цензуре, которая решала разрешить текст к переводу на общий язык или запретить, изъять и уничтожить все экземпляры. Она часто брала работу на дом, а когда стала плохо видеть, Нат читала вслух и писала под её диктовку синопсисы. Таким образом она познакомилась с массой довоенной литературы, большая часть которой, например книги по истории, философии и религиям, не пройдя цензуру, впоследствии была уничтожена.

 Послевоенной литературы просто не существовало. В новом мире творчество не поощрялось, а произведения искусства, литературы, кино и музыки, пережившие войну, подвергались жёсткому отбору и к современной адаптации допускались лишь немногие. Не самые лучшие, сильные и умные образцы креатива, несущие в себе хоть какие-то идеи. Наоборот. Простенькие, не таящие глубокого смысла произведения на нейтральные темы имели больше шансов пройти цензуру, становясь ещё примитивнее после адаптации и перевода на общий язык – эмодзи.

После войны в мире начался хаос. Не было победителей и проигравших, были выжившие. Правительства рухнули. Границы стёрлись. Мир распался, как карточный домик. Миграционные потоки хлынули по всей планете в поисках незаражённых мест, пригодных для жизни. Итогом стало дикое смешение языков. Поствавилон ядерного постапокалипсиса. Несколько лет спустя было сформировано единое мировое сообщество – ССС, Союз Свободных Стран. И когда встал вопрос общего языка – выбрали эмодзи. Несколько тысяч картинок заменили всё богатство и многообразие языков прошлого.

Это и было работой Нат – переводить слова из букв в картинки. Бабушка очень расстроилась, когда комиссия по профессиональной пригодности определила внучку переводчиком. Она надеялась, что столь редкое для её поколения умение – читать и писать, даст ей должность чтеца, обеспечив доступ к литературе прошлого. До переводчиков доходили лишь тексты, прошедшие цензуру. Глупые, скучные, лишённые информации, идей и эмоций, кастрированные ножницами цензора. И становящиеся ещё примитивнее после перевода в эмодзи. Бабушка называла их инструментом отупления людей, говорила, что чем меньше словарный запас человека, тем легче им манипулировать. Она ненавидела эти картинки. Как и реформу просвещения, нацеленную исключительно на подготовку узконаправленных кадров.

 Система образования трансформировалась в КППК – комитет подготовки профессиональных кадров от Министерства Человеческих ресурсов. До семи лет дети воспитывались только в семье, дошкольное образование просто перестало существовать. С семи до двенадцати лет – школа, где многочисленными тестами определялось, в какой области деятельности ребёнок будет наиболее продуктивен, учитывая потребности рынка труда. И следующие пять лет обучали исключительно профессии, готовя специалистов узкого профиля, не обременённых «лишними» знаниями, не разбирающихся ни в чём вне своей компетенции. Составлял тесты ИИ. Он же определял будущую профессию. И никакой свободы выбора. Если ребёнок мечтал пилотировать шаттлы на Луну, а программа решала, что он подходит для аграрно-животноводческого комплекса, то не видать ему никакого космоса и таскать навоз всю жизнь. В Союзе Свободных Стран со свободами было не очень свободно…

Пискнул таймер обеденного перерыва. Нат помассировала затёкшую шею, встала, сделала несколько наклонов. Походила по крошечному кабинету – пять шагов в длину, четыре в ширину. Зажужжал принтер, печатая протеиновый батончик, из автомата вывалилась бутылка воды. Холодная. Нат приложила её ко лбу, к разгоряченным щекам и потной шее. Жадно выпила сразу половину. Библиотекарям кондиционер не полагался, во всём здании он был только в кабинете директора и в архиве, где необходимо было поддерживать определённую температуру. Достала смартфон, сделала фото бутылки и батончика на фоне экрана и стопки папок, опубликовала обязательный дневной пост в Сети, сопроводив эмодзи - человечек с лопатой. Это означало работу. Откусила безвкусный батончик, стараясь не думать из каких «чернил» он напечатан и открыла профиль Дэна. Судя по локации его судно должно войти в порт двенадцатой страны через десять дней. Ещё пару дней на загрузку улова в шаттл и перелёт домой, в восьмую страну. Потом разгрузка, таможня и через две недели они увидятся. Нат очень надеялась, что вместе они найдут выход из капкана, в котором оказались.

Тренькнуло уведомление, отвлекая от тяжёлых мыслей. Отправитель незнаком, судя по профилю – второй класс, место службы – Министерство Информации. Библиотеки тоже подчинялись этому ведомству. Должность скрыта, значит не из простых клерков, а кто-то из руководства, только им позволено не указывать в Сети, которая тоже принадлежит Министерству Информации некоторые пункты, обязательные для остальных. Открыла письмо, удивившись буквам, вместо привычных эмодзи.

«Гражданин Натали Грин, Вам предлагается работа по каталогизации частной библиотеки.

По условиям контракта работа на месте – во втором секторе. Первая неделя – десять часов в день с двумя получасовыми перерывами, с питанием, без проживания. Если качество и производительность окажутся достойными, контракт будет продлён на срок, необходимый для завершения всего объёма работы, и Вы получите временное разрешение на проживание во втором секторе по месту работы с полным содержанием (питание по второму классу и ограниченное медицинское обслуживание).

Оплата в монетах и социальных баллах: первая неделя – 300 монет и 100 баллов

В случае продления контракта – 400 монет и 150 баллов в неделю.

Ваше начальство уже поставлено в известность, разрешение на отпуск подписано. Удачное сотрудничество предполагает подобные контракты в будущем.

Для согласия и получения дальнейших инструкций нажмите «лайк».

 

У Нат пересохло во рту. Триста монет она получает за месяц работы в библиотеке. Но ещё важнее – социальные баллы. Это могло стать спасением. За несколько месяцев можно будет накопить нужное количество и подать заявку на перевод во второй класс. Главное – успеть до родов. И Дэну придётся постараться. Впервые появилась надежда на реальный выход из безвыходного положения. С горькой самоиронией Нат говорила о себе – женщина в положении, в безвыходном положении. Она не уповала на мизерный шанс выигрыша в лотерею, спасти мог только переход во второй класс. И, не раздумывая, нажала «лайк». Мгновенно в ответ получила код пропуска во второй сектор, адрес заказчика и дату. Через неделю. Как раз к приезду Дэна станет понятно, продлят ли ей контракт.

 Пискнул таймер, сообщая о конце перерыва. Нат залпом допила воду и села за стол. Под вечер ломило спину и рябило в глазах от эмодзи. Сейчас, когда появилась перспектива интересной и очень нужной ей работы, нынешнее занятие казалось ещё более тупым. И отупляющим неграмотное большинство третьего класса. И всё равно она положила несколько папок в сумку, чтоб поработать дома. Добровольная внеурочная работа поощрялась дополнительными баллами. Наконец таймер возвестил о конце рабочего дня, зажужжали двери, выпуская из крохотных ячеек людей, которые усталыми муравьями тут же разбегались по разным маршрутам. Общение на службе между коллегами не поощрялось, ограничиваясь взаимными кивками утром и вечером в общем холле. А общаться вне работы никому и не приходило в голову.

 

Глава 3

Вечер гонит людей по улицам. Кто-то спешит домой, но большинство разбегаются по барам и порно-театрам. В третьем секторе на каждом углу забегаловки с электронной музыкой и дешёвым алкоголем. А в многочисленных секс-заведениях можно бесплатно посмотреть шоу, купить недорого новейшие секс-игрушки или живую проститутку любого пола и ориентации.

Послевоенные годы изменили отношение общества к проституции, тогда многие выжившие – и мужчины, и женщины, попадали в ситуации, вынуждающие их продавать своё тело ради того, чтоб выживать и дальше. Проституция перестала быть чем-то грязным и порицаемым, просто ещё один способ заработать. И при становлении нового мира превратилась в обычную профессию, которой обучали в школе. Бабушка говорила, что в послевоенном обществе открылось много окон Овертона, а сам процесс начался давно, ещё в конце прошлого века. Табу стало нормой, начиная с межрасовых и гомосексуальных браков, и заканчивая каннибализмом в годы ядерной зимы.

Нат иногда думала о том, как чувствуют себя подростки, когда комиссия по профессиональной ориентации определяет их в секс-индустрию. Их стерилизуют перед началом трудовой деятельности, в семнадцать лет. Их выращивают для продажи собственного тела. Им дают специальный наркотик, делающий людей безучастными и апатичными ко всему, кроме секса. Мало кто из них доживает до сорока. В силу быстрого износа остаются без работы, а лишившись наркотика и секса, теряют смысл жизни. Среди проститутов был самый высокий процент самоубийств.

Нат шла мимо стеклянной витрины порно-театра, за которой несколько обнажённых людей с пустыми глазами сплелись в бисексуальной оргии, и думала об их чувствах. Каково им. При этом остро понимая, что вряд ли кто-то из толпы прохожих, скользящих по витрине либо похотливыми, либо равнодушными взглядами, задумается об этом. И уж точно никто из них не задумается, каково ей. «Ощущение одиночества в толпе – удел людей высокоразвитых интеллектуально и духовно, они над толпой, потому и одиноки», - говорила бабушка.

В подъезде было темно. Норма на электроэнергию в третьем классе вызывала ежедневные отключения, иногда по пять-шесть часов. Можно было получить безлимитное снабжение за счёт социальных баллов, но Нат предпочла копить их на более важное дело. На самое важное. Она включила фонарик смартфона и, держась за перила, осторожно поднялась по ступенькам. На тёмной площадке скрипнула соседская дверь, звякнула цепочка. В луче фонарика худое, костлявое лицо соседки казалось черепом. Тётка Клара поманила её пальцем, потом прижала его к губам, призывая к тишине, и скинула цепочку, впуская Нат в квартиру. Узкий коридор заставлен коробками, пахнет плесенью, пылью и какой-то кислятиной.

- Осторожно, не урони ничего, - шепнула хозяйка. Нат протиснулась вслед за ней между штабелей коробок и вошла в комнату. В этот момент дали свет.

- О, глянь, как повезло тебе! Мы тут полдня без электричества, а ты только пришла с работы – и пожалуйста! – она протянула руку, глазами показывая на смартфон. Нат выключила его и отдала. Для верности соседка засунула его под матрас. Подслушивающие функции работали и при выключенном девайсе. Комната тоже была заставлена всевозможными коробками, пакетами, канистрами, оставляя узкие проходы на кухню и в туалет.

- Вот, достала то, что ты просила, - женщина нырнула рукой в одну из коробок, пошарила там и извлекла две маленькие пластиковые баночки, - Железо и витамины. И зачем тебе понадобилось железо, а, Нат? – маленькие, глубоко посаженные глазки заблестели нездоровым интересом из тёмных впадин глазниц, ощупав взглядом пока ещё плоский живот девушки.

- А вот это не твоё дело, тётка Клара. Как и не моё дело – откуда у тебя всё это. Не так ли? -  она забрала баночки, начала читать этикетку.

- Ишь, грамотная, читает она… да что там читать, витамины и всё, не отраву ж я тебе подсовываю!

- Срок годности истёк давно…

- Да где ж я тебе в третьем секторе свежее достану?! И ничего страшного, это ж просто железо, оно не портится, что ему сделается, да и запаяно герметично. Не хочешь – не бери, но ты заказывала, я рисковала, специально тебе достала, никто такое не просит…

- Ладно, я возьму, и витамины тоже.

- Тридцать монет.

- Двадцать. И я возьму ещё что-нибудь из продуктов.

- Чёрт с тобой, ладно… есть рис, пшено, сухое молоко, яичный порошок, кукурузная мука, супы в кубиках – овощной, грибной и куриный, рисовые крекеры, растительное масло вот в канистрах, продаю по стакану, сахар есть кусковой, продаю по кубикам.  А ещё деликатес достала – порошок какао.

Раньше тётка Клара продавала и просроченные консервы, несмотря на то, что несколько покупателей умерли в страшных муках в результате тяжёлого пищевого отравления. С консервами она завязала только после того, как несколько десятков вздутых банок взорвались, испортив кучу товара и надолго завоняв квартиру и лестничную площадку. Соседка открыла одну из коробок, достала пачку риса, сунула в руки Нат и начала извлекать продукты.

Под прозрачной упаковкой рисинки шевелились.  Нат подумала, что у неё до сих пор рябит в глазах от многочасового сидения перед экраном с эмодзи. Поднесла пакет ближе к лицу. Шевелящиеся рисинки оказались маленькими белыми червячками. Она вздрогнула и выронила пакет.

- Смотри, брезгливая какая, сваришь – и перестанут шевелиться, да и почти незаметно в рисе, считай, получила бесплатную протеиновую добавку. Думаешь, чернила для принтера еды из чего-то другого делают? Дура ты, Нат, хоть и грамотная. Бояться надо не тех червей, которых ешь ты, а тех, которые едят тебя, - тётка Клара захихикала, показав чёрный провал рта с несколькими гнилыми пеньками, оставшимися от зубов.

- Вот у тебя так много еды, можешь хоть целыми днями жрать досыта, почему при этом ты такая тощая, а? Может потому, что твои черви уже давно жрут тебя?

- Тьфу на тебя, зараза! Дерзкая, вся в бабку! Доведёт тебя твой язык, девка. Ладно, будешь брать что-то?

Нат взяла пачку раскрошенных крекеров, кубики супа, яичный порошок, сухое молоко и десять кусочков сахара. Подумала и добавила к покупкам маленький пакетик какао, расплатилась, забрала телефон и поспешила домой. Иногда за пятнадцать минут в квартире торговки она уставала больше, чем за рабочий день в душной клетке кабинета.

 

Глава 4

Дома первым делом сменила форменный комбинезон на длинную майку, скрутила волосы в узел на затылке и умылась, на полноценный душ не хватило бы воды. Как и электричество для третьего класса, вода была нормирована. И чернила для принтеров еды тоже. Контролем и распределением энергии, воды и питания занималось Министерство Ресурсов. Получить что-то сверх нормы можно только за баллы. Нат вскипятила воды, развела бульонный кубик в большой чашке. Суп оказался грибным, а обломки крекеров каменными, пришлось их долго размачивать в горячей жидкости. После ужина собралась поработать, достала папки с текстами, включила экран и тупо уставилась на ненавистные картинки. И выключила. Не смогла себя заставить, даже ради баллов. Не сегодня.

Она сварила шоколад – ложка сухого молока, ложка какао, кубик сахара. Молоко пришлось просеять, там были какие-то комки, похожие на паутину, а какао предварительно растолочь, так как просроченный порошок превратился в камень  Хорошо прокипятив напиток, она перелила его в кружку и поставила на подоконник. Поймала в кадр открытое окно, пар из чашки на фоне ночного неба с тонким серпом молодого месяца. Выложила фото в Сеть, сопроводив обязательный вечерний пост тремя эмодзи – луна и звёзды, кровать с подушкой и зевающий смайлик. Фотографии Нат нравились людям, в конце дня система считала лайки и переводила их в баллы. Пискнуло уведомление, плюс пять баллов. Потом Сеть предложила ей список вечерних развлечений – смешные клипы, реалити-шоу с призами в виде социальных баллов, забеги «Спортлото» и очень много порно.

Секс-индустрия была одним из инструментов, ограничивающих рождаемость в третьем классе. Огромный выбор порносайтов на самый извращённый вкус, новейших VR-технологий и сенсорных коконов, а для любителей живого мяса – армия  профессионально подготовленных проститутов любых сексуальных ориентаций. И всё это очень дёшево.  Доступность и разнообразие секса для многих сделали ненужными традиционные отношения. К тому же секс-куклу не надо кормить, она не заболеет, не постареет и точно не забеременеет.

Создать семью в третьем секторе удавалось немногим. Разрешение на брак могли получить либо однополые пары, либо согласившиеся на добровольную стерилизацию, за которую давали приличное количество баллов. После введения двадцать лет назад ограничений на рождаемость в третьем классе, родить, а главное – сохранить  ребёнка можно было, только выиграв в лотерею. Забеременев без разрешения, женщина могла ежемесячно до родов подавать заявку на участие в розыгрыше «Пять из тридцати шести». Стоимость участия – двести баллов. Нат копила каждый балл и уже дважды участвовала, не особо веря в своё везение. О втором этапе лотереи – после родов, «Шесть из сорока пяти», она старалась не думать. Особенно сейчас, когда появилась надежда. Сегодняшнее предложение работы во втором секторе могло стать спасением.

Взяв какао, Нат вошла в комнату бабушки, поставила чашку на тумбочку и вытащила из-под кровати одну из стоявших там коробок. Села, погладила подушку, прильнула к ней щекой, ей казалось, что она до сих пор хранит бабушкин запах. Её не стало прошедшей зимой. Нат была счастлива, что им удалось попрощаться так, как это произошло. Было утро выходного дня, бабушка не появилась к завтраку и Нат вошла в её комнату. С трудом приподняв слабую руку, старая женщина поманила её.

- Нат, иди сюда, садись, девочка, - её голос был тих и немного дрожал, - Я сегодня уйду, чувствую это и вполне готова. И ты должна быть готова. Не горюй обо мне, Орешек, я прожила длинную, удивительную жизнь, и моё время пришло, я устала, пора… посиди со мной, мне так много нужно тебе рассказать…

Бабушка Лекс, Александра Грин, была уникальной женщиной. Она родилась в конце прошлого тысячелетия, видела конец света и рождение нового мира. Пройдя через ад, дожила до глубокой старости, сохранив крепкое здоровье, отличную память и острый ум. В третьем классе старики были редкостью. Отсутствие медицинского обслуживания и пенсии в сочетании с ужасными условиями жизни и питанием, сделанным из отходов, убивало людей задолго до старости. В новом мире многие социальные институты были упразднены – от дошкольного образования до пенсии. Маленькие дети и старики считались обузой для общества, и забота о них полностью перекладывалась на плечи семьи, если таковая имелась. Люди работали до тех пор, пока могли. Многие так и умирали – на рабочих местах. Одиноких немощных стариков утилизировали, называя это милосердием. Немногим везло с любящими и заботливыми детьми и внуками. После введения ограничения на рождаемость дети, как и старики, стали редкостью в третьем классе. Инвалиды, умственно отсталые и тяжелобольные тоже были обузой для общества и отправлялись на «милосердную» утилизацию. И новорождённые с отклонениями. А учитывая послевоенную экологию и условия жизни их было немало.

Всем этим занималось Министерство Биоэтики и его комитеты – по контролю рождаемости, регуляции смертности, контролю и распределению лекарств и медицинского обслуживания с подкомитетом по распределению наркотиков в третьем и четвёртом классах. И комитеты по стерилизации и утилизации. Этот монстр стал результатом слияния и мутации того, что осталось после войны от разных международных организаций по здравоохранению и фармакологических корпораций. Министерство Биоэтики работало над главной идеей ССС – золотой миллиард. Бабушка говорила, что идея старая, довоенная, но только в новом мире стали открыто работать в этом направлении, оправдывая геноцид граждан нижних классов нехваткой ресурсов и пригодных для жизни мест. Война унесла два миллиарда жизней, ещё столько же умерло в течении первых послевоенных лет – ядерная зима, радиация, болезни, голод и дикое насилие в борьбе за выживание значительно приблизили к святой цели, но всё равно до миллиарда было ещё далеко. К тому же, несмотря на высокую смертность и страшные условия жизни, рождались дети. Люди продолжали плодиться. Ничто не могло сломать основной инстинкт.

Нат положила ладонь на живот, пытаясь почувствовать шевеление ребёнка, но срок для этого ещё слишком мал. Отпила какао, подумав, что малышу должен понравиться вкус шоколада и открыла коробку. Там были плотно уложенные толстые папки. На каждой чётким почерком бабушки название. «Илиада и Одиссея» Гомера, «Собачье сердце» Булгакова, «Прощай, оружие!» Хемингуэя, «На западном фронте без перемен» Ремарка, «Заводной апельсин» Бёрджесса и многие другие – Чехов и Гёте, О’Генри и Джек Лондон, Рэй Брэдбери и Достоевский. В другой коробке детская литература – Мэри Поппинс и Карлсон, Том Сойер с Гекльберри Финном, сказки Андерсена и Гофмана. В третьей - книги по истории, философии, религиям. Коробок было много. Бабушка переписала это всё своим красивым, крупным почерком. Ровные, как ряды солдат, строки выходили из-под её пера и ложились на лист одна за другой, выстраиваясь в целую армию. Её армию. Большинство этой литературы было запрещено и уничтожено и вполне возможно, что эти папки – единственные уцелевшие экземпляры, которые она переписала за долгие годы работы в библиотеке.

В то зимнее утро выходного дня, когда Нат держала слабеющую руку бабушки, та рассказала о работе всей своей жизни.

- Это наследие, девочка, понимаешь? Не моё, нет, я лишь инструмент, это наследие мировой культуры. Нельзя сжигать книги и отрицать историю. Надеюсь, когда-нибудь человечество очнётся…, - она говорила тихо и медленно, но твёрдо, - Нат, сохрани их… для будущего и для себя. И продолжай писать стихи, даже если никто и никогда их не прочтёт, пиши для себя. Читай, думай, анализируй, не позволь сделать из себя пустое, измотанное отупляющим трудом существо с интересами, ограниченными жратвой и сексом. И ещё этими проклятыми баллами – вот уж воистину оружие Дьявола. Ты ж понимаешь, что это - НИЧТО? Кто-то хитрый и бесчеловечный придумал ничто – баллы, и это управляет жизнями людей, выстраивает модель поведения, - бабушка закашлялась, отпила воды из поднесённого внучкой стакана, отдышалась, - Девочка моя, мне так жаль… тебе придётся жить в страшном мире, и ты не знаешь другого, а я знаю, помню и мир, и людей другими. И когда-нибудь это обязательно вернётся, история повторяется, поэтому они запрещают её изучать. А для того, чтоб вернулось, нужны такие люди, как ты, Нат, помни, ты крепкий орешек и должна нарастить прочную скорлупу.

Нат достала из коробки папку с «Маленьким принцем» Экзюпери, забралась с ногами на бабушкину кровать, пригубила, смакуя, какао и начала читать, но воспоминания возвращали её в тот день, когда Лекс Грин покинула этот мир.

 

Глава 5

Они тогда говорили о тех вещах, которых Нат не знала раньше. О том, что до войны у Лекс была семья – муж и сын, оба н