Лемминги гл. 33 «Жизнь»
Илья вышел из междугороднего автобуса на пустой, чуть покосившейся остановке. Всё было как в прошлый раз: ни людей, ни машин, только бабуля клевала носом над лотком, полным вязаных вещей. Теперь уже лёгких, летних.
Некуда было спешить. Илья остановился у лотка, рассматривая жилетку. Хороша: крючок мастерски вписал в сеточку ажурные подсолнухи. Как-то соотносился этот предмет одежды с его приездом, что-то Илья помнил про эту бабулю и одёжку, которой она торговала по весне.
— Сколько стоит? Беру.
Бабуля свернула вещицу в рулон. Илья уложил его в сумку и отправился дальше.
В летнем буйстве он всё же узнавал места, где проходил с Полиной: поворот на грунтовую дорожку, синий забор — приварены железные кругляшки для орнамента. Вот ветка сливы нависла над головой, а на крышу сарая запрыгнул кот — испугался, когда цепная собака оббрехала Илью из соседнего двора.
Ещё — голоса.
Илья замедлил шаг, подходя к забору. Точно, здесь он встречал женщину-лемминга с мальчишкой.
— Да отвяжись ты, паршивец криворукий! — раздавался писк лемминга. — Помощь... Какой прок от тебя в огороде-то? Ручонки как макаронины.
Раздался глухой стук, хруст. Одновременно — мальчишечий голос:
— Ну ба, ну у тебя же рука больная, ну я хоть разочек копну. Дай лопату-то, да-ай!
— Сильно много возомнил о себе — бабку родную в инвалиды записывать! Отстань, не мешай, мне до завтрева закончить и в город уехать надобно.
— Ба, зачем в город?
— Зачем да зачем. Не твоего ума дело! Надо, значит. Завтра, непременно завтра...
Илья вышел из-под низкорослого деревца, отогнув ветку, что мешала разглядеть ссорящихся.
Он увидел сгорбленного лемминга с полностью перебинтованной левой лапой: похоже, гипс. Увечье не смущало зверька — подгоняло, скорее. Он здоровой конечностью загонял штык лопаты в землю, неловко выворачивая горсть почвы за раз. На теле лемминга красовалась всё та же шерстяная безрукавка, в какой Илья увидел это создание впервые. В такую-то теплынь! Вид у безрукавки был неважный, как и у самого грызуна. Из линялого полотна местами торчали нитки.
Илья вытащил из сумки вязаный рулончик. Подойдя к самому забору, расправил его:
— Ну-ка... Да, в самый раз будет.
— Эт-то что вы тута делаете? — заверещал лемминг, роняя лопату.
— Дарю вам новую жилетку. Не дело ходить среди лета в зимней одежде.
— Я не буду за это платить!
— Нет, нет, — сказал Илья, взглянув леммингу в глазёнки. — Когда дарят — платить не надо. Бывает такое, что человек даёт вам что-то, а взамен ничего не просит. От чистого сердца, что называется. Берите, берите!
Взгляд лемминга впился в симпатичный узор из подсолнухов. Уши подрагивали, выдавая напряжённую работу закольцованного ума.
— А, так это секта, — выдал, наконец, лемминг.
— Никакая не секта, — сказал Илья, повесив жилетку на забор. — Послушайте! Я дарю вам эту вещь просто так, а затем уйду и никогда не появлюсь больше, не приду требовать расчёта. Доверьтесь! Тогда вы получите второй подарок: способность принимать добро.
Лемминг озадаченно слушал. Илья старался говорить медленно, разборчиво, но понимал ли его пожилой зверёк?
— Вы ведь потому сломали руку, что не умеете принимать помощь, — заявил он наконец. Рисковый ход, однако Илья нюхом чуял: это правда.
Если дар керигмы вернулся, то Илья, следуя чутью, скажет лишь истину. Только бы не начать болтать от себя, ощущению превосходства следуя, только бы не опьяниться своей праведностью!
Нет, одна серебристая нотка правды ему нужна. Лишь на неё, камертонную, отзовётся сердце лемминга.
Мальчишка тем временем пучил глаза, явно порываясь что-то сказать. Наконец он не выдержал:
— Ба, вот видишь, даже посторонние мужики говорят!
— А, язык бы тебе укоротить! — напустился лемминг, но как-то неуверенно. Глаза у него бегали. — А ты чего пристал? Тебе-то откуда знать! — взвизгнул зверь на Илью.
— Вам придётся научиться доверять самым близким людям. Они ведь любят вас, — невозмутимо продолжал Илья. — Вы уже покалечились. Дальше что? Вы разве хотите загубить свою жизнь вообще? Знаете, это уж точно доставит вашей семье просто массу неудобств.
Мальчишка заржал:
— Ба, помнишь, как ты ездила к тёть Ане, что автобусы уже не ходили? Ночевать у них отказалась, типа мы тебя заберём, а нам тоже не позвонила.
— Тю! Нашёл, что вспомнить!
— Топала ночью до посёлка... А дома такая: «Я не хотела доставить неудобства»! — Мальчик поджал кисти у подбородка, вышло очень похоже на лемминговы лапы. — Мы с тёть Аней друг другу все телефоны оборвали, батя с фонарём бегал... Аха-ха, никаких неудобств!
— Видите, хотя бы своим надо доверять, — мягко заметил Илья.
Лемминг не ответил. На его морде появилось смущение, а вместе с ним — явные людские черты. Отличный темп! Стоит человеку перестать защищать в себе зверя, как он сразу начинает терять шерсть!
И точно: заострённый нос сгладился, уши прижались к затылку, обернувшись платком. Правда, вместо рук всё ещё виднелись лапы, когтистые такие.
— Как так, подарок без повода? Не понимаю, — пробормотала она, махая лапой на Илью.
— Так повод есть. Праздник вчера был, — сообщил Илья. — День Святой Троицы.
Мальчик хихикнул было, но Илья провёл пальцем по цепочке нательного креста — смешок оборвался. Казалось, не цепочку, а струну тронули пальцем, и теперь парнишка вслушивался в неё, потеряв дар речи.
Быстро уходя, Илья спиной ощущал, что мальчик всё ещё, не сводя глаз, смотрит вслед.
Остановился он рядом с разодранным забором. Даже летняя зелень не укрыла провалы пустых окон за ограждением. Десятки чёрных надрезов на ветхом бетоне.
Полину здорово угнетали эти дырчатые здания. Значит, вот такие вещи резонируют с умвельтом лемминга? Где Илья уже такое видел? И забор похожий, и заброшенное здание... Он вспомнил.
Вспомнив — чуть не кинулся обратно на остановку, но удержал себя. Ещё здесь не выполнена задача. Было бы срочно нужно обратно в город — не обволакивал бы сердце такой покой.
В конце концов, он уже примерно знал сроки и так. Сами лемминги подсказали ему.
Обдумав всё это, Илья просто ждал.
Наконец, на тропинке показался худенький тёмный силуэт, знакомый, только уже не такой сгорбленный, как раньше. Полина шла навстречу в одной чёрной маечке поверх низких джинс. Тянулся из кармана шнурок наушников, но губы не сжимали сигарету, только шевелились в такт песне — вот и хорошо.
— Полина, — окликнул Илья, отлипая от рабицы.
Девушка вздрогнула, сделала неуверенный шаг назад, замерла. Спустя пару секунд она наконец вынула наушники и спросила:
— Ты?!
— Да вот... — Илья развёл руками. Добавил тихонько: — Ну ты как?
— Последний экзамен остался... Тебе-то что? Чего припёрся? Так и знала, что нельзя показывать, где я живу.
— Если не хочешь меня видеть, я больше не приду, ведь ты права была тогда, у автобуса: мне присваивать тебя не нужно. Мне просто нужно, чтоб у тебя всё было хорошо. Но если хочешь — вот тебе мой номер телефона.
Илья вынул из кармана чуть помятый листочек. Как он выписывал цифры всё утро! Пять раз переделывал, пока не получилось ровно и разборчиво.
— Как закончишь с учёбой, набери меня. Полагаю, — он оглянулся на заброшенное здание, — я тоже скоро разделаюсь с тем, что на меня свалилось. Знаешь, ещё пару месяцев назад я был уверен, что делаю что-то огромное, что радикально изменит мир. Вот-вот, думал, открою секрет леммингов, и человечество дружно объединится, дабы предотвратить появление новых... В этом случае всё наконец закончилось бы. Можно было бы отдохнуть.
— А в итоге что? — спросила Полина, забирая бумажку. Илья на долю секунды удержал её руку в своей. Светлая кожа. Тёплая. До сих пор.
— А теперь я ничего не жду от будущего, потому что случаются такие невероятные вещи, которых людскими силами не спрогнозировать. Чудеса случаются, Полина! Злые и добрые. А я что? Просто буду поступать так, как правильно, с чем бы ни столкнулся. Столько раз, сколько понадобится. Это ведь не так сложно: главное — не бояться. Только без страха становишься деятельно добрым.
Он шагнул прочь от рабицы, махнул на прощанье рукой и ступил на зыбкую грязь дорожки.
— Что ты затеваешь?! — выкрикнула Полина. Он обернулся. Кажется, он никогда не видел её лица таким встревоженным, почти несчастным. Но ничего, не беда, это живая тревога, трепетная, как сердце. Илья ободряюще улыбнулся:
— Что будет нужно делать, то и сделаю. Не переживай так! Вот позвонишь после экзамена — расскажу, чем всё кончилось!
***
— Ты уверен? — профессор вскинулся. — Однако достаточны ли были твои критерии? Послушай, я не хочу поставить под сомнение... Может быть, у тебя есть варианты? Нужно больше людей, я могу послать студентов. Хотя... Нет, этот не пойдёт, — он уже щёлкал двумя пальцами, называя фамилии, — этот вроде как уехал... Ах, беда, беда!
— Не переживайте так, Евгений Витальевич, — сказал Илья. — Нет у меня никаких других вариантов. Я знаю место — и всё тут. Буду дежурить там, пока всё не начнётся, а начнётся оно скоро, уже витает в воздухе. Посылать... Ну не знаю. По-моему, чревато. Вспугнут ещё, а то и сами примкнут к самоубийцам.
Можно сообщить милиции место, но не время — время я узнаю лишь тогда, когда оно пробьёт. Если милиция и поверит вам, то может просто-напросто не успеть переключиться с «заказчиков» и прочих «заграничных шпионов», которых они там ловят. А так — пожалуйста, вот адрес.
Илья придвинул к себе исчёрканный листок и написал на нём несколько слов.
— На место я пойду один. Сейчас.
— Нет, но как же... Ты уверен? Ты не можешь знать наверняка, Илья! Если что-то готовится, то у нас только один шанс это предотвратить! Нельзя подходить к этому иррационально, интуитивно...
— Нельзя, — согласился Илья. — Я подхожу двояко: по своим наблюдениям и по тому, что нашептал мне серебряный звон. Да, у нас один шанс, но если бы мне не подарили способность видеть леммингов, не было бы и его, правда? Посудите сами, если дар этот принесен благой силой, то разве она станет мне мешать довести задачу до конца?
— Да если б знать ещё, что это за сила, есть ли она. Ведь не поддаётся измерениям!
— А вы прислушайтесь... Прислушайтесь к тому, во что хочет верить ваше сердце, понимаете, не страсти, а сердце. Вы тоже услышите эти колокольчики.
— Я понимаю. Я понимаю, что ты хочешь сказать. — Профессор всплеснул руками, как будто хотел ещё поспорить, но затем помотал головой: — Ты прав, что этот единственный шанс полностью возложен на твои плечи. Что ж, действуй. В добрый путь. Ангела-хранителя в помощь — так говорят, кажется? Прошу простить, я последние пару дней сам не свой, а сегодня вовсе измочален...
***
Едва Илья покинул дом профессора, как понял: тучи сгустились.
Нет, небо-то оставалось ясным, в нём плыли огромные кучевые облака, дочиста умытые ночным дождём. Но вот город под этим небом укрыл незримый мрак. Ненависть пропитала воздух, и ярость... И тоска. А ведь Илья хорошо научился за эти недели ненавидеть, злиться и упиваться безысходностью!
Он шёл сквозь этот мир, что замер в приговорённом ожидании. Мир лез под кожу, пытаясь снова научить Илью фатальности. Нужно было шагать, отбрасывая всю дрянь, которую он — смешно! — недавно считал частью своего «я». Казалось, что под ногами трескается земля, разверзается осколками Бездны — но Илья был быстрей.
Да, конечно, он просто топал по асфальту расхлябанными кроссовками, обычный русый парень в расстёгнутой рубашке поверх белой футболки. Но в то же время он отпрыгивал от незримых разломов, уворачивался от потоков вязкой тьмы.
Сосредоточенный, как лётчик на задании, он взлетал помыслом, чтоб ни капли яда его не коснулось. Чтоб не потеряться во мгле, звал свой путеводный звон. Каждую секунду.
А они сгущались, эти тёмные воды, словно крепко помнили, как однажды он сам оказался их частью. Как только внимание Ильи соскальзывало, сомнения вздымались стеной. Кроссовки запинались друг о друга, перехватывало горло: куда он спешит? Зачем? Нельзя помочь людскому миру, что ранен смертельно, отравлен безнадёжно. Бессилен тихий звук колокольчика, когда играет музыка Пустоты.
Нет в мире серебряного звона! Исчезает даже память! Чувства сгорают в пепел без следа. Не видно просвета, будущее — растоптано. Что же остаётся?
Вера.
Сила, создающая миры по неосторожному взмаху руки... Она же — сила покинуть миры, нацелив себя на неслышимый зов в вышине.
Не зная пути, не видя истины — всё равно поступать по ней, ибо веришь.
Поэтому Илья, переведя дыхание, вновь неслышно рассыпал бисер молитвенных слов. Слова-символы, заученные наизусть. Кто составил их? Сегодня они, древние, одновременно принадлежали самому Илье.
Вот так Илья убедился, что день жертвоприношения леммингов настал.
По силе безысходности, которая обрушивалась на него с каждым шагом. По мощи, с которой набухало явственное осознание: поздно, всё кончено, ему не успеть. По слабости в ногах, по нежеланию напрягать силы — он ведь в любом случае провалит задачу. Неизбежно опоздает, промахнётся, или язык его вновь скуёт немота. Исход один — массовая гибель...
Он понял: время появиться в назначенном месте пришло.
