Учитель истории

— Здравствуйте, доктор! Вам идёт новый образ. Как будто помолодели. Вы меня узнаете? 
— Да, конечно, — слетело невольно с языка, когда я пытался вспомнить внезапно зашедшего в ординаторскую мужчину. Пациент, сослуживец, родственник или соцработник? Эспаньолка, седеющие кудри и лицо, начинающий багрянец которого выдает скрытого алкоголика. 
— Мы встречались год назад. Моя мама работает в госпитале, — уточнил он. 

Судя по всему, его работа связана с физиогномикой и мне показалось, что разговор может стать интересным. 
— Спасибо... Я вспомнил ваши проблемы. Вы — учитель истории. Год назад у вас была поздняя бессонница, неустойчивое настроение, раздражительность и ощущение неудовлетворенности от работы. Я назначил вам эглонил. Вы подарили французское вино Шаврон. 
— И как вино? 
— Спасибо, хорошее! — соврал ненароком. 
Странно, но почти год я вспоминал этого пациента, когда встречал это вино на прилавках... Что-то он заронил тем сентябрьским вечером. Я торопился в бухгалтерию, за дверью ждал отец другого пациента, но прерывать момент не хотелось. 
— Я бросил принимать эглонил через месяц после встречи. Мое состояние сейчас хуже... гораздо. Я в отчаянии. Я срываюсь на учеников, своих детей, супругу, друзей. Мне всё не нравится, всё раздражает... Я не сплю и часто встаю в туалет по ночам. Мне всё апатично и даже недавний отпуск я провёл в страхе, что мне скоро надо будет выйти на работу. Док, может, мне всё бросить и уйти в рекламу? Я раньше занимался бизнесом. Мне нравилось делать легкие деньги, не загромождая мозги планами, выяснениями отношений со старшеклассницами и прочей шелухой. Меня никто не обвинял в педофилии... Я устал нищенствовать. Я понял, что не достигну на этом поприще того, чего хотел. Может, у меня кризис среднего возраста? Может, это из-за травмы головы в детстве или потому, что мой отец рано ушел из семьи? 
Его монолог продолжался и продолжался. Как будто он терпел год и вот сейчас выливает свою боль здесь, сидя на дермантиновом казенном стуле. 

— Кофе хотите? 
— Да, с удовольствием, — облизнулся сухим языком мой незваный гость. Я заметил, что тот покрыт белым налётом. 
— Эспрессо, американо? 
— Если можно, двойной! — ответил он с удивлением, — надо будет и себе такую машину поставить в кабинет... 
— Это подарок... супруги. 
— Везёт вам... Хорошо живёте! 
— Бросьте вы. Как все. Получила премию, вот и подарила на день рождения, чтобы коллег угощать во время консилиумов. 

— А мне кажется, что я заразил свою супругу. Ей теперь тоже не нравится её работа, и она беспокойно спит, а по ночам плачет на кухне. 
— Извините, у меня плохая память на имена. Скажите, как вас зовут? 
— Федор Михайлович... 

— Понимаете, Фёдор Михайлович. Ваше навязчивое желание сменить работу продиктовано, скорее не бедностью. Всё, что вы перечислили сегодня, укладывается в структуру депрессии. Это тяжелый недуг, который меняет восприятие действительности. И сейчас ваши слова — это симптомы болезни. Не торопитесь. Работу надо менять тогда, когда вы здоровы, когда жалко расставаться с ней и есть уверенность в правильности шагов.... Я вам выпишу рецепт, но лекарственный эффект надо закреплять иной активностью... Спорт, искусство, хобби и другое... А возрастные кризисы бывают регулярно и никто от них не застрахован. Также как у любого человека в детстве найдутся проблемы, страхи и опасения... 

— От чего это у меня? Почему одни заболевают депрессией, а другие — нет? 
— В книгах пишут, что настоящая депрессия возникает беспричинно или аутохтонно. Я думаю, что причина есть всегда, но не каждый способен её выделить и увидеть. По моим наблюдениям, депрессией болеют люди с высоким интеллектом. Ну а неудовлетворенность собой — это нормальное состояние высокоорганизованного индивидуума. Она заставляет его развиваться и расти... 
— Вам легко рассуждать. Понимаете, от меня даже друзья отвернулись. Мне не о чем с ними говорить. Я не дотягиваю до их планки. Я нищий... 
— Не в материальном счастье. Да и не каждый догоняет их... Вы несёте большее богатство в жизни. Читали «Колымские рассказы»?

— Читал когда-то, и я не альтруист... 

— У него есть рассказ про романтиста. Москвич, киносценарист, осужденный по пятьдесят восьмой статье, попадает на Колыму и перед ним встает выбор: умереть от работы, побоев, голода на нарах у параши, или читать романы блатным ворам. Он переломил себя, так как посчитал, что должен нести просвещение этим тёмным людям. Почти как горьковский Данко. 
— Давно это было. Сейчас уже нет тех героев. И вообще нет тех, кого можно ставить в пример молодёжи. 
— Почему вы так думаете? А подвиг лейтенанта Прохоренко в Сирии? 
— Биографии почти нет, государство сказало и забыло. 
— А Чечня, Афганистан? 
— Расскажите? 

— Мой сослуживец Василий Назарчук, например. Он прослужил в Чечне три года. Уехал в адъюнктуру в питерскую академию, — писать диссертацию по боевой травме. Ему предложили командировку в Моздок на месяц. Он и в Ханкалу прилетал. Привез с собой осетинской водки в наш холодильник, но так и не успел выпить ее за стремительные сутки. Оперировал, пил с друзьями, оперировал. Сказал, что на следующей неделе еще раз залетит на вертолете: «Пусть охладится...». 
В пятницу академические врачи пошли отдохнуть в кафе напротив моздокского госпиталя. Василию позвонили, сказали, что у его чеченской пациентки рана кровоточит. Он сорвался из-за столика. Через десять минут в госпиталь врезался КАМАЗ с тротилом... Семья, двое маленьких детей. 

— А я бы не поехал. Считайте меня трусом. За что погиб? И где идея той войны, что и кого защищал? Будете спорить? Ницше бы сказал: пустая смерть... Молодёжь этим не пронять. 
— Другой хирург. Он вытащил неразорвавшуюся гранату из ноги солдата в ханкалинском медбате. Провёл еще тысячу операций, стал профессором, обучает курсантов. 
— А солдат? 
— Умер. Через шесть лет. Алкоголизм. 
— Тоже пустое. Врачи рисковали жизнью непонятно ради кого и где... И что они получили? 
— Я думаю, что каждый прожитый год, месяц, день, мгновение человеческой жизни заслуживает риска... 

— Возможно, вы правы. Но сейчас дети живут другим... 
— Я не буду с вами спорить... Вот ваш рецепт и план лечения... 
— Вы мне поможете? 
— Да. 
— Я могу к вам ещё прийти? 
— Конечно. 
— Когда? 
— Когда угодно. Как созреете...

2016 г.