Воришка
Женщины, конечно, когда-нибудь меня погубят. Я это точно знаю, но всё равно ничего не могу с собой поделать. Люблю я их кокоток-вертихвосток всеми фибрами своей драгоценной души. Как увижу длинную косу да румяную мордашку, аж на месте подпрыгиваю, так мне хочется побыстрее красавицу в постель затащить.
Я их всех люблю, и худеньких, и пышечек, и умненьких, и глупеньких, и чёрненьких, и беленьких. Я парень не привередливый, мне любая в радость. Вот и не получается у меня подолгу с одной задержаться.
Я вообще люблю жить красиво. Наружностью меня бог не обидел, спасибо папаше покойному Аполлинарию, красивый был мужчина, конюхом служил у княгини Растопчиной. За воротник только крепко закладывал, его по пьяному делу необъезженная кобыла зашибла. В барском доме я и нахватался дворянских привычек, старуха мне благоволила, одевала хорошо, обещала в университет отдать. Бес попутал: княгиня со своей племянницей застукала. Выгнали с позором из имения, и оказался я сиротинушкой на улице, мамаша-то моя при родах скончалась, когда меня на свет производила.
Бедствовал сильно, с помойки питался, Петербург — город жестокий, думал уже, смерть моя приходит. Тут меня дядя Яша и подобрал.
Дядя Яша карточный шулер, ему шустрый мальчишка был нужен, где карты подсмотреть, а где и «краплёную» подсунуть. Сначала я на подхвате бегал, подай-принеси, а потом дядя Яша сделал меня полноправным партнёром. Лихо мы по стране колесили, гуляли, куролесили, дядя Яша одесским негоциантом представлялся, а я, смешно-то как, двоюродным племянником княгини Растопчиной. Пока год назад в Нижнем на ярмарке мы на архангельских купцов не нарвались. Те нас раскусили, я успел сбежать, а дядю Яшу в казённый дом отправили. Уж не знаю, жив ли бедолага.
С того дня я единоличный хозяин в деле. Зарабатываю я много. Ношу синий костюм тройку с пурпурным шейным платком и кремовые штиблеты. Курю англицкие папиросы, которые достаю из серебряного портсигара, и сверяю время по швейцарским золотым карманным часам. Жизнь удалась!
А чего ей не удасться? В конце девятнадцатого века живём, не хухры-мухры. Прогресс прёт как беговая лошадь на скачках. Паровые машины по земле ездят и по воздуху летают, электрический свет и телефон в каждом доме, в самой последней халупе. Одним словом, вокруг всеобщее процветание и благоденствие. И царь у нас добрый и справедливый.
Ну, вот, лежу я, значит, с Машей в постели. Маша моя новая пассия, я с ней недавно на улице познакомился, сразу отвёл в ювелирный магазин, серебряное колечко подарил, потом в ресторан, потом, как водится, к себе. Я в нежной дрёме, Маша рассматривает кольцо.
— Красивое колечко, — говорит Маша. — Только я тебе так скажу, Матвейчик. Нашей царевне такое кольцо из Парижу доставили, просто прелесть. Оно, наверное, мильон стоит.
— А у тебя, что, царевна в подружках?
— Я во дворце служанка. Каждое утро царевне постель перестилаю. Такое кольцо, вот бы его украсть. Продать, сбежать в теплые страны и целыми днями бездельничать. Денег на всю жизнь хватит.
— Чего же не украдешь? — лениво произношу я.
— Я боюсь, — Маша целует меня. — А ты парень бывалый, у тебя получится.
— Как же я дворец попаду? Там гвардейцы «на часах».
— Я тебя проведу, — Маша продолжает целовать меня. — Знаю я одну тайную дверцу, через нее царевна на свиданки бегает. Шалава ещё та.
Я выставил Машу, налил винца и крепко задумался. Меня всегда тянуло к аристократкам. И княгиня Растопчина, и, особенно, её племянница были страсть как хороши. Царевна вообще высшая проба. Овладеть её, она мне и колечко подарит, и любую прихоть исполнит. Скромничать не буду, в койке я Геракл. Шалавой Маша её назвала. А куда ей деваться, нагуливается, пока замуж не выдали. У высших особ судьба незавидная: этикет денно и нощно и нелюбимый муж в придачу.
Следующей ночью я стоял у тайной калитки и ждал, когда Маша откроет. В небе светилась яркая, сочная, ядовито жёлтая Луна. Полнолуние, подумал я, плохая примета, хоть я и не очень суеверный. Ладно, задний ход давать поздно.
Во дворце было тихо. Я прокрался в спальню царевны. Она спала на животе, ночная рубашка заголилась, показывая в неровном лунном свете очаровательную попку. Я взмолился всем богам и ринулся вперёд. Царевна взвизгнула и стала подмахивать.
Минут через двадцать красавица открыла глаза и сказала: «Ты Матвей Воронцов?»
«Ага, — сказал я. — А ты откуда про меня знаешь?»
— Машка все уши про тебя прожужжала. Какой ты классный любовник. Мы с ней вместе на блядки бегаем.
— Неожиданно, — сказал я. — Похоже, я попал.
— Попал, — чья-то мощная рука подняла меня за волосы так, что я встал на цыпочки. Краем глаза я покосился и увидел здоровенного мужика метра под два ростом, сплошную гору мышц. Постыдное чувство страха заныло в низу живота.
— Эй, дядя, ты кто? — пробормотал я.
— Это Ярик, — сказала царевна. — Мой телохранитель. Бережет мою честь и достоинство.
— Что-то он подзадержался, — ухмыльнулся я.
Ярик сжал мне плечи стальными тисками.
— Не сообразил, — завыл я. — Шутка оказалась неудачной. Туповат я.
— Нет, Матвей Воронцов, — сказала царевна. — Ты не тупой. Ты наглый выше всякой меры. Это же надо, царевну в её же собственной спальне изнасиловал да ещё собирался родовое кольцо спереть. Каторга тебя ждёт, а то и кол. Царь-батюшка, конечно, добрый человек, но когда в ярости, лучше ему на глаза не попадаться.
— Какие есть варианты? — быстро спросил я.
— Есть варианты, — сказала царевна. — Ты про птицу Феникс слышал?
— Это из сказок? — я сделал задумчивое лицо.- Так чего-то, смутно припоминаю.
— Это из яви, — веско сказала царевна. — Птица с телом женщины. Далеко она живёт, в Лукоморье, за семью морями, за девятью горами. Очень мне её волшебное перо нужно. Доставишь, в любовниках оставлю, может, и заветное колечко подарю.
— Отчего бы и не доставить, — бодро сказал я. — Бешеной собаке тридцать верст не крюк. Только ресурс нужен, денег побольше, машину паровую, что по воздуху летает. Дорога дальняя, чтобы не оскоромиться в пути.
— Восхитительный ты наглец, Матвей Воронцов, — рассмеялась царевна. — Будут тебе и деньги, и машина паровая. А чтобы не чудил и волком в лес не смотрел, Ярик с тобой поедет. Понял ты?
— Как не понять, — сказал я. — Я пойду тогда, котомку собирать, сухарики сушить.
— Пойдём, приятель, — Ярик положил мне на плечо пудовый кулак. — Мы теперь с тобой друзья надолго...
-
-
Ахаха )) Вспомнились мне недавние Альбомы с анекдотами для "простых людей" да Журналы из городу Парижу с недавней выставки. о Пушкине и Дале. Чудесно, жду продолжения
-