Рыбный день

Рыбалку не люблю. Странная такая я.
Но не то, чтобы вообще и всю, нет. Безучастно, когда где-то там чужие люди кормят воду кашей под «цыпа-цыпа», меряются удочками, пырятся в закаты или рассветы, насаживают червя на мякиш, а потом плюют на это все и пьют-пьют-пьют — мне индифферентно.
Главное, чтобы без меня.
Потому что травма, детская травма, все, как говорил Зигмунд наш Якобич.

Четыре утра, пятый сон, деревня, летние каникулы.
— Полька, вставай! — свистящий шепот почти в ухо.
— Сукасукасука, — проносится в голове. А ведь мне десять, я почти отличница, хорошая, городская девочка и не знаю таких слов.
— ДяядьДима, — пытаюсь давить я на жалость. Но.
У меня же вот только развелись родители, да. Я же несчастный ребенок, которому просто необходима поддержка, забота, досуг и прочий взрослый заёб.

А тут так удачно совпало — к бабушке приехал погостить позор нашего семейства, как я его тайно называю.
Все остальные считают ДядьДиму надёжным, ответственным мужчиной. Гордостью родового древа и вообще командиром октябрятской звёздочки.
Потому что не пьет, утром — зарядка, овсянка и ноль сигарет. Вечером — клизма с ромашкой. Пизжу, конечно, без ромашки. Аккуратист и ЗОЖовец, хотя последнее ещё не модно. Не женат — достойных не нашлось.
Зато рыбалка, походы, сплавы по реке, настойка из «золотого уса» и копает бабушке картошку. Последнее — главный козырь его неприкосновенности.

Надо сказать, что именно из-за дядьДимы я пошла в свой первый поход, там благополучно влюбилась и чуть не вышла замуж за махрового барда. Так бы, может, до сих пор полировала изгиб гитары жёлтой, если бы не мама моя. Спасибо ей, конечно.

Только начиналась все вот с этого.
— Вставай, говорю! — дядьДима безжалостен в попытках причинить мне радость. Легче подчиниться. Я потом и во взрослой жизни это знание закрепила.
Сонной мухой плетусь к умывальнику, в то время, как дядьДима бодрым заводным апельсином (привет, Кубрик) носится по дому и собирает, собирает, собирает свои снасти.
Ба ничего не слышит, Ба крепко спит, или делает вид. Ведь она вчера вечером подсунула дядьДиме нетронутую целину.
Сказала там у червей гнездо, вмиг накопаешь. Этот болезный на пионерском энтузиазме перелопатил все, нашел трёх каких-то уёбышей-смертников, и больше ничего. Но к Ба какие претензии, на неё идти интервенцией, только карму тупить. Броня.
Но есть же я и повод.
Завтракать мне не хочется, мне вообще ничего не хочется. Точнее свербит в груди одно желание — взять лопату и придать трёх червей земле, вместе с дядьДимой, на бывшей целине. Но я маленькая и зачем-то сильная, я креплюсь.

И вот мы выходим из дома. Деревня спит, даже петухи ещё не успели проснуться, один этот дятел живее всех живых. Идёт, насвистывает что-то бодрое. За ним шаркаю пылью я. И думаю, что не зря в дядьДимином паспорте немецкая фамилия, наверняка где-то с правой стороны генеалогии были фашисты. За Берлин мне мстит, сука педантичная. Пять утра — его время.

Мы подходим к затону, аккурат на намоленное аборигенами место. Там трудно что-то не поймать — прикормлено.
Этот аристократ духа раскладывает брезентовый стульчик, я пролетарской жопой сажусь прямо на траву. И начинается.
— Полька, смотри, закидывать надо так, — дядьДима делает олимпийский рывок и путает на моем удилище леску.
— Ну ты дальше сама, — отдает он мне эти морские узлы на палке, изображая сверхзанятость. А сам тем временем зашвыривает снасти в воду, как не странно довольно прицельно, и начитает медитировать на рассвет.

Психологи говорят, что материться на линию горизонта очень полезно для городского жителя. Почти как настойка на золотых усах. Мошка и комары жрут меня нещадно. Но в моем роду, видимо, были либо красные революционеры, либо бледные пофигисты. Склоняюсь ко вторым.

ДядьДима смотрит на удочку укоризненно. Пять минут прошло, а его садок до сих пор пустой. Штиль, поплавок предательски окаменел и мошка забирается чуть ли не в трусы. А ещё рыба, это не рыба, а какая-то сволочь.
По кругам на воде видно, что она есть, но принципиально не клюет. Крутит хвостом фиги, вызывает нервь и рубцы на сердце. А ведь хотелось развести руками, да поширше, показывая мужикам рыбу своей мечты. Так в женском коллективе хвастают завоеванными органами павших мужчин.

Примерно через полчаса терпение дядьДимы лопается по швам и разлетается в лоскуты по всему берегу трехэтажный матом. Хотя на вид интеллигентный мужчина и чистит зубы, но ДНК берет своё. Наконец-то Добби видит свет в конце тоннеля — мы собираемся домой. Совсем расцвело. Мошку сменили оводы.
Ба наверное уже встала, ждёт нас. Четверг — рыбный день.