Зазеркалье Александра Вампилова

85 лет назад, 19 августа 1937 года родился А.Вампилов, классик русской драматургии. Также к 50-летию со дня его трагической гибели 17 августа 1972-го.

Секс, религия, рок-н-ролл!

Когда уходят герои, на арену выходят клоуны. Гейне

*

Слабость не порок, а стихия общественной жизни. Гончаров

*

«Назавтра я приехал. Пассажиры, толкаясь и переругиваясь, бросились к выходу с перрона. Их лица мне показались враждебными, насмешливыми. Меня, конечно, никто не встречал. …а тут ещё дождь, мелкий, противный, бесконечный, как сама разлука», — в студенчестве записал ремарку на полях герой нашего повествования.

Вслед «дождливой» ремарке представляем великолепную песню Ободзинского из 1960-х, которого очень уважал Вампилов: «Дождь и я» (сл. О. Гаджикасимова, муз. Р. Майорова). Чтобы погрузиться в «театрализованную» атмосферу текста, идущего далее:

«Моё отношение к Вампилову — восторженное! Человек, умевший строить сюжет так, что не оторвёшься, притом, казалось бы, ничего не происходит. Я меньше люблю «Утиную охоту», потому что слишком амбивалентный герой. Я не знаю, за что любить Зилова. Даже Даль пригасил всё своё обаяние, его играя. Но «Прошлым летом в Чулимске» или «Старший сын» — это гениально». Дм. Быков

Я не зря начал текст с быковской цитаты, считая её автора настоящим мультиинструменталистом в области литературной, драматургической, теле-радио критики. Да и отношение к Вампилову у меня если не восторженное, то какое-то сыновье, ей-богу! — я даже успел сыграть маленькую театральную роль по нему. О чём чуть позже…

Так уж получилось, последние мои тексты затрагивают литературные пятидесятые, шестидесятые годы прошлого столетия. Федин, Фадеев, Твардовский, Чуковский, Пермяк etc… Большие «корабли», разные судьбы, разное и неоднозначное отношение к сталинизму. Неравнозначная любовь к народу — от великодержавия до панибратства. К вождям — от лизоблюдства до наоборот. То есть до самоуничтожения в порывах прозрения и в апоплексическом понимании невозможности изменить что-либо собственноручно.

Схожесть в одном лишь только, главном, — во всеобъемлющем таланте, в гигантизме намерений, в желании преобразовать… ну, пусть не мир, но личное, приватное пространство точно. Свой город, избяную деревню детства, своё внутреннее эмпатическое состояние, в конце концов.

И безусловно, доживи Вампилов до усреднённого «сегодня», он бы поразился огромному богатству тем и сюжетов для драматических произведений. Ведь это его конёк — поймать нерв, услышать звучание донельзя натянутой социальной струны, готовой лопнуть и… не лопающейся. А филигранно меняющей тона, полутона настроений — ненависти, бесчестия, нежности, страдания, страсти. Входя в унисон со вселенски побеждающей правдой жизни, её изнанкой, сутью. Её неизлечимой печалью. Дождливой безнадёгой.

Как ни крути, никуда не делся заскорузлый провинциальный истеблишмент, лбом сталкиваемый с духом свободы, вольности и упрямства простых деревенских, точнее, периферийных жителей. «Замкадышей», — как сейчас говорят. Мало того, этот поколенческий конфликт, наоборот, гипертрофированно разросся в нынешних условиях. Внеся поправки на капиталистическую сущность по форме.

По сути же, увы, до сих пор идёт борьба советского — с иным, чуждым, пришлым. Как многие десятилетия шла борьба провинции с городом. Патриархальной старомодности — со столичным модерном. И кто победит ментально, неизвестно. Хотя на практике, в вещественном мире, деревня истреблена почти полностью.

Неизвестно, что же всё-таки лучше — автономный общинный миропорядок, подчиняющийся тысячелетней русской традиции, загубленной и порушенной за годы «реформ» в кавычках. Либо насаждаемое ныне государственное «вторжение» во все сферы буржуазной жизни.

Вторжение, уничтожающее чрезмерным административным закручиванием всеобъемлющую частную инициативу: от исчезнувших с улиц мелких лавочников-лоточников (фундамент капитализма!) — до недоступного простому люду (по ряду экономических причин) повсеместного создания фермерских хозяйств. [Где исключения лишь подтверждают правило.] Собственно воспетого Вампиловым общинного уклада. Вопреки законам рынка на плаву оставив лишь приближённый к власти клановый бизнес.

Гоголевский Невский проспект, который «лжёт во всякое время», с его швейцарами-«генералиссимусами» — про нас сегодняшних! Про нынешние столицы, слабо выражающие подлинную суть «глубинной» сурковской (смайлик) России. Стыдливо прячущейся за госмундир с погонами. За дисциплину-вертикаль со «свадебными» лампасами, избиением несогласных. За внешнее благообразие и лживое великолепие фальшфасадов — с тающей по весне тротуарной плиткой. Вновь и вновь требующей ремонта.

И в этом многообразии несовпадений, несоответствий и крушений тающих, как плитка под снегом, надежд, — будто 50-60 лет назад: — сплошь Вампилов и его драматургия.

А ежели обратиться к истории, творческим истокам Александра Валентиновича, мы увидим, по-некрасовски: истинную «физиогномию» литературного провинциализма Вампилова.

Кроме мощной национальной генеалогии, идущей от древнего легендарного субэтноса хонго́доров и бурятских лам, — это, беспрекословно, Достоевский, Чехов: «Иркутск — самый культурный город Сибири», — говорил Антон Павлович насчёт будущей студенческо-филологической альма-матер Вампилова.

«Губернские очерки» С.-Щедрина. «Нравы Растеряевой улицы» Успенского. Гоголевские «Ревизор» с «Мёртвыми душами» заодно — закрытое стороннему, тем более иностранному(!) наблюдателю Зазеркалье нашего отечества и гражданского общества. Скрытая, будто заколдованная извека истина, от которой остаётся только лишь с отвращением отвернуться, издав «крик ужаса и стыда!», как воскликнул в своё время Герцен.

Наряду с прославленными русскими советскими «деревенщиками» шестидесятых — Абрамов, Залыгин, Белов, Можаев, ровесник-однокурсник Распутин: — Вампилов обрисовывал жизнь как непредвзятый честный художник. (Несомненно зримо и влияние на В. «горожанина» Трифонова.)

Сам он не без юмора изъяснялся об этом так: «Все лучшие известные писатели знамениты тем, что говорили правду. Ни больше ни меньше — только правду. В XX в. этого достаточно для того, чтобы прославиться. Ложь стала естественной, как воздух. Правда сделалась исключительной, парадоксальной, остроумной, таинственной, поэтической, из ряда вон выходящей. Говорите правду, и вы будете оригинальны».

Хотя гениальность его в другом.

В том, что он не даёт готовых рецептов, а по-бердяевски указывает путь зрителю. Ведь если человек пребывает хотя бы в поисках смысла, у него уже есть шанс на спасение. Ибо сам Путь — и есть истина. И есть спасение. А напряжённые поиски смыслов жизни — уже есть некое его нахождение.

Да, многое у него получалось бессознательно, даже по-хулигански бессознательно. Попадая в цель эмпирически, — что ценно! — ибо правдивее.

Сценическое вампиловское «хулиганство» доподлинно было струёй свежего воздуха на подмостках патриархального, в общем-то, театра. Критика относит это веяние к «Разбойнику» К. Чапека (1920), выдержавшему впоследствии множество переизданий, — тематически и сюжетно очень близкого по духу пьесам Вампилова.

Его герои не поддакивали власти, не поддерживали официальный курс, не участвовали в косметическом ремонте закулисья. Не искали они и культурных, более того, неких экологических ниш для почётного конформизма из «оркестровой ямы». Они тривиально «отворачивались от системы» (Б. Сушков). Уходя на рядовую работу. Сохраняя за собой моральную свободу — свободу выглядеть независимо, гордо, отрицая корысть и подлость. Как отрицал их молодой перспективный учёный Колесов из «Прощания в июне» (1964 г. Опубл. в 1966-м) — первого драматургического опыта Вампилова. Одновременно становясь угрозой налаженному укладу жизни. Где всё держится на компромиссе, личном интересе и связях. На брежневском кумовстве: ты мне — я тебе!

Но и Колесова чуть не сломала система… (Вспоминаются слова о. Павла Флоренского: «Вера в систему есть суеверие».)

Он отказывается от любимой девушки во имя карьеры. И только в финале поднимается до того натурального чапековского «хулиганства», возвращаясь на круги своя, отвергая «взятку», — диплом, заработанный ценой предательства. Вернув его несостоявшемуся учёному — карьеристу Репникову.

Провинция, провинциалы, «маленькие» большие люди Вампилова, их утрированные страсти… Что это? Выдумка, фарс, реальность?

Разумеется, фарс! — можно ответить. Только фарс с длиннющим знаком минус. На театральных, кинематографических подмостках положительные герои неизменно присутствовали. Единственно были они уж очень положительными — именно что «правильными» по-советски. Где-то критикуя, где-то подначивая, но не так чтобы очень: «Дураки-то и при новом режиме есть», — незлобно подъёживает Иван Саввич, председатель колхоза из знаменитого фильма 60-х «Дело было в Пенькове». Идеологически работая со зрителем в плоскости «добро — зло», «ненависть — любовь», «плохо — хорошо».

В свою очередь, Вампилов сталкивает в пьесах целые миры, работающие на подсознании героев, на внутренних душевных склонностях. Создавая в заданных жанровых рамках объёмную фигуру пристрастий, состоящую из целой серии конфликтов. [Непонятная фурцевской номенклатуре от минкульта вампиловская «многоликость» и была нещадно ругана критикой.]

Это и взаимопроникновение характеров — от комического до трогательного. И антагонизм представлений: от серьёзных дяденек, умеющих жить, до «блаженных», жить не умеющих вовсе. Вплоть до явного шалопайства — некоего хиппарского, растаманского разгильдяйства, — как образа жизни. Жизни в стиле регги — по заветам «пророка»-Марли.

Действо колышется на тонкой грани социальных коллизий, тлеющих на заднем плане под неяркими декорациями предместья на периферии — задворках «Империи зла». Именно Вампилов предвосхитил мощную, дышащую полной грудью драматургию новой волны. После него ставящую человеческий Конфликт с заглавной буквы — откровенно. Уже в ипостасях резко обнажённых.

Потому как новаторски (и не исключено, что опять-таки бессознательно по-хулигански) дал волю своим выдуманным персонажам. Кои вмиг начали сопротивляться автору! — не желая следовать его социологизированной педагогике. Считая её наивной. Игнорирующей грубую реальность. Апеллирующей лишь к высшим духовным ценностям. Которые для них, новых героев, — сплошь бессодержательная абстракция.

И в этом — первопроходство Вампилова. И этим — он вошёл в пантеон признанных классиков русской драматургии. Дав толчок постмодернистскому этапу последней.

Не секрет — Вампилов высказывается устами героев произведений. И уж тем более не секрет, что сверхострые социальные конфликты он прикрывает изящной, — берущей живительные истоки у Чехова, — иронией. По коей созданы сонмы диссертаций. Также как по вампиловской стилистической «загадочности», «неуловимости», «парадоксальности». [В частности, диссертация к.фил.н. О. Юрченко: «Ирония в художественном мире Вампилова».]

В принципе, невзирая на склонность к самоиронии, некой анекдотичности повествования, герои Трифонова, Вампилова, Шукшина, конечно же, лица трагические: «И у Шукшина, и у Вампилова ирония рождается оттого, что не могут обрести уверенность ни их герои, ни сами авторы» (А. Бочаров).

Окутанные тургеневским туманом экзистенциальных решений и христианскими заветами Достоевского — с его духовными исканиями путей добра, служения добру, — им свойственны ахматовское самопожертвование, поиск красоты, любви, донкихотовских идеалов, пушкинского рыцарства, шукшинского надрыва… Они борются с воинствующим безумием материального мира. Синхронно с его несовершенством, его ложью, неравенством, несправедливостью.

Покушение Зилова из «Утиной охоты» на собственную жизнь — один из вариантов выхода из бескрайнего духовного кризиса. Да и вечного кризиса среднего возраста, почему нет?

Ох уж этот Зилов... Сколько критических копий сломано в полемиках вокруг сей персоны — от резкого неприятия и убийственных суждений до попыток его реабилитации. Вампилов и тут попал прямо в цель — в самое сердце публики!

Эти «странности» Зилова… Небрежность, скука, цинизм. Одномоментно свобода, бескорыстие, благородство, — припорошенные очевидной незаурядностью. Выделяющей его из толпы. Причём в эпоху нарождающейся застойной уравниловки! — вдогон на глазах вянущей «оттепели»…

Из всего им обожаемого: женщины, друзья, карьера, веселье — по-настоящему ценит лишь охоту. На которой ни разу не убил ни одной утки. Переживая на охоте непосредственно эстетическую радость бытия. Противопоставляя её устоявшимся закостенелым нормам развитого социализма — неистребимому «ковёрному» мещанству с польскими гарнитурами, «подковёрному» карьеризму, грубому эгоизму, попранию человеческого достоинства. Бесспорно, за его фразами и поступками виден Вампилов.

В его ярчайших пьесах дан синтез черт — хара́ктерный срез целой эпохи. Поколенческий срез советских людей. Выросших и созревших в период послевоенного глобально-материального дефицита. Переросшего затем в «тяжелейшую форму и нравственного, духовного дефицита» (Б. Сушков): «Загубить молодость в очередях», — черкнул как-то Вампилов в дневничке.

Знаете, я прекрасно помню ту сладкую атмосферу всеобщего «счастья».

Да, беспечное детство, весёлая юность накладывают свой радужный отпечаток. Но тем не менее, что-то мне тогда подсказывало какую-то явную неправильность, что ли. И разобраться в этой «неправильности» молодёжи помогала, вне сомнения, литература. Разрешённая литература, официоз. Также запрещённая, забугорная, из-под полы. Александр Вампилов — как луч света в этом списке. Потому что не числился в запрещённых. Но и санкционирован, увы, особо не был. Корпел в основном по первости в стол.

Культовым же он станет буквально через год после катастрофически нелепой смерти…

Не будучи диссидентом в полном значении этого слова, на сцену Вампилов продирался с колоссальным трудом: «Да, меня не ставят, — пенял он в 1970-х завлиту питерского БДТ Дине Шварц, — но это пока. Будут ставить, куда они денутся. Замыслов у меня много, я должен жить долго-долго…»

Однажды девчонки с театрального отделения попросили юного меня сыграть зрелого мужчину, отца Валентины — Фёдора Помигалова — из пьесы «Прошлым летом в Чулимске». У них на курсе просто не было парней! — тех, которые были, забрали в армию.

Ну, сценка крошечная, я и дал добро: «А где твои женихи?.. Ну где? Эти, что тут крутятся, это не женихи, я тебя в сотый раз предупреждаю. Не дай бог, с которым увижу — из этих... Женихов не вижу. Это — первый. Один. И свататься пришёл. Сам пришёл, по чести, по-хорошему. И что? А я уважаю. Мать твоя, покойница, меня на пятнадцать лет была моложе. И что?..» — Вот смеху-то огрёб, скажу я вам!

Слишком молод был для той роли. Но главное, эта мизансцена дала драгоценную возможность познакомиться с Вампиловым — лицезреть в нём, в его произведениях себя. И найти ответы на мучавшие тогда вопросы.

Я познал в Вампилове неприкрытое зазеркалье спрятанных доселе смыслов. Эта «объёмная фигура пристрастий» вобрала в себя судьбы даже не одного — нескольких поколений. Без искажений. Без карикатурного увеличения либо уменьшения характеров персонажей. Вглядываясь в их отражения, смеясь местами, ты понимаешь, мол, смех-то оказывается — сквозь слёзы.

Согласитесь, дорогие господа-товарищи, как же это по-советски! Жить в долгом мучительном ожидании обязательно лучшей жизни.

И тебе уже двадцать пять, тридцать, сорок… А новая жизнь всё не приходит и не приходит. (А сегодня разве не так?) А юный организм бурлит энергией, синерги́ей эмоций. Требует немедленной материализации. Требует серьёзного применения. Этот «здоровый» цинизм Зилова, его бесцеремонность и наглость — следствие элементарной нереализованности. Как просто!

Проблема Зилова — проблема всего огромного СССР. Его молодой поросли. Стремящейся, думающей. Его приверженностей, слабостей, надежд: ведь «слабость не порок», — звучит в гончаровском эпиграфе к статье.

Превосходно помню междусобойчики — беседы за чашкой чая. Когда мои вдруг «прозревшие» повзрослевшие друзья-комсомольцы утверждали, дескать, только вступление в партию даст шанс зажить, задышать в полную силу. Даст потенциал прорваться, съездить в загранку, купить квартиру, машину. Приобрести нормальную «порядочную» одежду, наконец!

Работа, зарплата, производственные отношения, семья. Супружеский долг, превратившийся во что-то убогое, постыдное, — уж лучше остаться добрыми друзьями.

Мир, лишённый прогресса. Мир без грядущего завтра — вот ответ Вампилова на мои нескончаемые «почему?». Тогда это слышалось очень важным императивом. Поскольку найти духовную, душевную «святыню» в СССР было практически невозможно.

Что делать? Как жить? Как увидеть мир? Комсомол, КПСС — обман, мышеловка, капкан? Путь в никуда? Или реальный трамплин? Одни вопросы…

Религия — под запретом. (Отца и деда В. расстреляли. Первого за якобы панмонголизм. Второго — за якобы пропаганду православия.) Секс — под запретом. Рок-н-ролл — под запретом. Что, кстати, и послужило придумке подзаголовка к тексту: «Секс, религия, рок-ролл!» [Правда, этимологически эта фраза выглядит как «Sex, Drugs & Rock-n-Roll» — по названию песни британского музыканта Иэна Дьюри, вышедшей в 1977 году. И группы Blockheads. Но это к слову...]

И что интересно, то были «вечные вопросы» не только нашего отечественного извода. Планетарные.

И тут Вампилов опять попал — влился в общемировой тренд рефлексии «потерянного» послевоенного поколения, далее «детей цветов» 1960—70-х (названий много): «Спасите наши души, мы гибнем от удушья!!» — надсадно хрипел Высоцкий, крича тысячами магнитофонов из окон бесконечных хрущёвок.

Да, Вампилов — драматург вечных вопросов, с виду лежащих на поверхности…

Это и поиск настоящих, не поддельных (деньги-связи-джинсы) святынь — в контексте святости дела, которому служишь. Тут же возникает вопрос поиска святыни в браке: жена должна, должна(!) быть соратницей-подругой в действительно святом деле — семейном жизнетворческом труде. И семья — именно труд, упорный, тяжёлый.

Это и отношения «дети—родители»: тот же Зилов любит отца как человека, но ненавидит как приспособленца, винтика Системы. Тут и подчинение среде, в которой обитают люди, лицемеря и подстраиваясь. Но…

Вампилов никого не обвиняет. (Иначе бы улетел, как говорится, «недалече» за антисоветскую пропаганду.)

Он объективно изображает людей в обусловленных социально-экономических, политических кондициях. Определяющих личное и общественное. Нужное и ненужное. Важное — неважное.

И эти кондиции, — декламирует он со сцены устами своих героев: — нас не удовлетворяют никоим разом. Необходима коренная ломка не нами установленных регламентов. Дабы реально(!), — а не громогласными обещаниями и кумачовыми плакатами: — ускорить движение экономического, духовного прогресса. Несмотря на то что с теле и киноэкранов с утра до вечера возглашалось непрестанное гармоническое развитие личности, интернационализм, гуманизм. И чуть ли не коммунизм за поворотом.

«А мы — такие вот. Это я, понимаете? Зарубежные писатели пишут о потерянном поколении. А разве у нас не произошло потерь? <…> Нет ничего страшнее духовного банкротства: человек может быть гол, нищ, но если у него есть хоть какая-нибудь идея, цель, надежда, мираж, — он ещё человек и его существование имеет смысл». А. Вампилов

 

#александр_вампилов #годовщина #драматургия #сюжет #поколение #провинция #театр #кино #пьеса #ссср