Сеня

— Он сегодня опять приходил.

Сеня пристально сверлит меня взглядом, а я делаю вид, что сконцентрирован на процессе размешивания сахара в чае, и не поднимаю головы.

— Шестой раз за месяц, Динь.

Я вздыхаю.

— Опять при тебе всё делали?

— Ага, — он посмотрел в окно. — Я хотел выйти, но они дверь закрыли. Пошкрёб, пошкрёб — а чего толку? Им не до меня.

Сеня спрыгивает с подоконника на табуретку и, заглядывая мне в глаза, спрашивает:

— Динь, что делать-то будем?

— Я... Я не знаю. Съезжать, наверное.

— В смысле — съезжать? — Сеня недовольно прищуривает глаза, — Это же твоя квартира! Она тебе вместе со мной от бабушки досталась!

— На пару недель. Потом обратно заедем, как она укатится.

Я чешу Сеню за ухом, чтобы успокоить, а сам думаю. А почему, действительно, я должен съезжать? Пусть даже на время, пока она ищет себе жильё. Она, значит, с Юрой трахается в моей квартире. А я вот джентльмен такой — всё для её удобства. Ты, Виточка, ищи, не торопись, я у друга перекантуюсь.

— Может я им обоим в обувь обоим насру, когда он снова придёт? — спрашивает Сеня.

— Фу, — морщусь я, —это мелко. И гадко. Ещё и получишь за это.

— Динечка, они насрали тебе в душу. Отплатить им тем же самым в тапки — это меньшее, что я могу сделать. 

Я снова вздыхаю.

— Не, Сень. Мы — люди, всё же. И разойтись должны по-человечески.

— Они с тобой по-скотски, а ты с ними по-человечьи. Дурак ты наивный.

Сеня зевает, спрыгивает на пол и трётся пушистым чёрным бочком о мои ноги.

— Допивай чаи свои, да спать пошли. Завтра трудный день.

Это да. Завтра будет нелегко. Я человек мягкий, неконфликтный. Тряпочкообразный. А что сделаешь? Не по СМС же заканчивать пять лет обитания на одной жилплощади. А глаза в глаза — тяжко. Заведёт это своё: «Что ты выдумываешь? По-твоему, я могла так с тобой поступить? Как тебе не стыдно? Разве я хоть раз давала тебе повод меня в чём-то заподозрить?»

И на самом деле ведь не давала. Жили как жили. Отпуск планировали. По гостям ходили. Кино по вечерам. Поцелуйчики перед сном. Милости всякие разные друг другу говорили и подарочки делали. Красота. Лепота. Счастье.

И вдруг Юра решает, что обычная семейная жизнь — это скучно. И за себя решает, и за меня.

«Что ты! Мы с Юркой с садика везде вдвоём! Он мой самый лучший друг! Разве это не здорово, что мы семьями дружим?»

Ни хрена это не здорово. Олеськи ему мало, что ли, что на чужую женщину полез? Приключений захотелось? Страстей, интриг и только им двоим понятных переглядываний? Или, может, весело ему — он Витке хером в рот потычет, а она меня потом этим ртом нацеловывает. А зубы она после него чистит вообще? Тьфу, бл@дь. Как же это мерзко всё.

Если бы не Сеня, так бы и ходил дураком, не знал ничего. С моей наивностью — они у меня на коленях могли сношаться, всё равно бы не заподозрил.

«Что ты, что ты! — сказала бы мне Вита, — Просто в "По кочкам, по кочкам, вприрыжку, в приприскочку" играем».

И я бы такой: «Ой, ну и слава Богу, а то показалось».

И дальше бы, например, телевизор смотрел.

А Сеня молодец, не стал скрывать, хоть и знал, как мне больно будет. Мы с ним друг друга уже пятнадцать лет знаем. Ближе его у меня никого и нет. Как бабушка его домой крошечным котёнком принесла, так мы и сроднились. Я его с пипетки молоком поил. В лоток учил ходить. Каких только я ему игрушек не мастерил! Нарезал тогда на полоски втулку от туалетной бумаги, просунул через них верёвочки. Стою, думаю, куда ему гирлянду эту повесить. И вдруг слышу за спиной:

— Вечно ты, Динька, выдумаешь чего-нибудь!

Поворачиваюсь — а на диване только Сеня сидит, и никого больше. Телевизор выключен, радио на кухне тоже.

— Сенька, — спрашиваю, сам себе не веря, — это ты сказал?

— Я, — говорит. — Я с тобой всё время разговаривал, только ты не понимал.

Вот это я тогда, конечно, обалдел. Это же мечта каждого ребёнка — с животными уметь разговаривать.

— А как же я тебя сейчас понимать начал?

— Откуда же мне знать? Да и какая разница? Здорово ведь!

— Здорово, конечно!

Очень я тогда обрадовался. Проболтали мы с ним до вечера, пока бабушка с работы не вернулась. Как домой зашла — я сразу к ней:

— Бабуля! Смотри! Сенька разговаривать умеет! Сень, покажи!

— Вряд ли она меня поймет, — говорит Сеня.

А бабушка смотрит — то на меня, то на него.

— Слышала? — спрашиваю.

А она не слышала. Улыбнулась, притворилась, что всё в порядке, а сама меня, как дурака, к психиатру отвела на следующей неделе. Тот ей объяснил, что в моём возрасте, в принципе, нормально иметь воображаемых друзей или общаться с животными. И что со временем это пройдёт. Но Сенька с годами разговаривать не перестал. А вот я о нём больше никому не рассказывал.

Так тайно с ним и дружили. Взрослел он быстрей меня. О многом мне рассказывал; помогал, когда я обращался к нему за советом. Я с ним делился абсолютно всем, а он внимательно слушал и всегда всё понимал. Успокаивал, когда умерла бабушка.

— Ничего, — говорил, — и вдвоём справимся. Ты уже парень взрослый. Друг с другом не пропадём.

И не пропали. Выкарабкались. Тяжело сперва было, приходилось работу с учёбой совмещать. Но понемногу всё выровнялось, хоть и времени с Сеней мы стали проводить меньше — дома я только спал.

А потом я встретил Виту. С первого взгляда в неё влюбился. Не знал как к ней подступиться — до того она казалось недосягаемой, но Сенька и тут подбодрил, подсказал. Через несколько месяцев мы с ней съехались и стали жить втроём. Но вот Сеню она невзлюбила.

— С твоего дружка чёрного, — говорила она недовольно, — шерсть сыплется, я не могу. Я каждый день полы мою, а она всё равно повсюду!

— Ой, тебе ли жаловаться, — отшучивался я. — Я ежедневно твоих волос по полведра из слива достаю. Ничего, не умер.

Со временем — куда деваться — Вита с Сеней пообвыклись и друг друга замечать перестали. Каждый, пока меня не было дома, жил своей жизнью. Я Сеньке соорудил свой многоэтажный угол — с когтеточкой, домиком, лежанкой, разными висюльками. Вита ворчала, что есть куда деньги девать, а я на эту ерунду трачусь, но потом махнула рукой.

Так и жили: я работал, Витка доучивалась, а Сеня просто радовался своей беззаботной кошачьей жизни.

— Я бы, Диня, так не смог, — говорил мне Сенька. — Каждый день куда-то идти, что-то делать. С ума же сойти! У меня сердце кровью обливается, когда на тебя, сонного, по утрам смотрю.

— У меня тоже, — смеялся я в ответ, — да только кто нас всех кормить будет?

— И то правда, — соглашался кот и жмурился, представляя себе привычный, но любимый ужин.

Вите я сказал, что за годы одинокой жизни, привык общаться с котом, и чтобы она не обращала внимания. Это как мысли вслух. Она мне, конечно, пальцем у виска покрутила, но согласилась:

— У каждого свои придури. Я вот не могу в тишине, всегда напеваю. Общайтесь на здоровье.

Она, конечно, была девушка-сказка. Никогда я не думал, что мне будет так хорошо с другим человеком. Всё у нас было так гладко, так сладко! Вот надо же было этому сраному Юре всё испортить.

Я встряхиваю головой, будто пытаясь выбросить из головы всё дерьмо, что там накопилось за этот месяц, но это не помогает. Встаю с табуретки и иду в комнату. Как же мне завтра быть?..

Я ложусь на диван, Вита переворачивается на другой бок, пытаясь перетянуть всё одеяло на себя, а я привычным движением возвращаю себе свою половину. Смотрю в потолок и не могу представить: Как же так? Почему? Чего ей не хватало?

— Я не знаю, что мне делать, Сень, — шепчу я лежащему на стенке у телевизора коту. Несмотря на роскошный уголок, который ему очень нравился, ночи Сеня предпочитал проводить там.

— Бросать её, что же ещё? — отвечает мне он из темноты.

— Я не знаю как.

— Всё бывает в первый раз. Научишься.

— А как мне вообще этот разговор завести? «Вита, я думаю, нам надо расстаться, так как я не намерен терпеть измены»?

— Шаблонно и по-канцелярски. И она легко сможет сделать вид, что тебе всё показалось. Начнёт давить на жалость. Она эти игры лучше тебя знает.

— И что делать?

— Бери быка за рога. Будь уверен, не тушуйся. Сразу ей в лоб: «Я всё знаю» — и дальше рубишь, режешь.

— Сложно это всё...

—Дениска, ты чего не спишь? — Вита, проснувшись, поднимает голову. — Бубнишь тут под ухо. Опять с котом разговаривал?

— Сейчас. Скажи ей всё сейчас, — говорит мне Сеня.

— Я... Я не знаю... — отвечаю ему я.

— Что ты не знаешь? — спрашивает меня Вита.

—Прямо. Сейчас. Твёрдо. Чётко.

— Я не смогу так.

— Что ты там шепчешь? — Вита садится на диване, прикрываясь одеялом. — Что не сможешь? Я не понимаю.

— С-с-смож-ж-ж-жеш-ш-ш-ь, — шипит мне Сеня.

Я встаю с дивана, включаю свет. Смотрю на ничего не понимающую сощурившую глаза Виту. Ещё месяц назад её заспанная моська показалась бы мне милейшим личиком ангелочка, но сейчас смотреть на неё мне было противно.

— Поговорить надо, — говорю я ей.

— Молодец-с-с...

— Серьёзно? Сейчас? — Вита прикладывает ко лбу козырьком ладонь. — До утра не ждёт?

— Не ждёт. Я всё знаю.

— Вс-с-сё...

— Что? — спрашивает она меня. — О чём ты?

— Про тебя. Про Юру. Про ваши потрахушки вот здесь, на этом диване.

— Денис, ты головой ударился что ли? — она делает самое обиженное лицо, какое только возможно. — Ты о чём говоришь?

— Сколько вы за моей спиной трахаетесь? Месяц? Два? Или все пять лет, просто сейчас вконец обнаглели и решили кувыркаться тут?

Я сам не замечаю, что до боли сжал кулаки.

— Держ-ж-жис-с-сь, — шепчет мне Сеня.

— Ты что несёшь? Тебе что за моча посреди ночи в голову ударила? Мне бы никогда в голову даже не пришло...

— Заткнись! — я ударяю кулаком в стену и тяжело дышу. — Не ври мне! Я всё знаю!

— Денис, успокойся... — она хочет слезть с дивана, но я её останавливаю.

—Почему, Вика? Просто объясни — почему? Я тебе что-то недодал? Обидел? Или тебе просто захотелось развеяться, повеселиться? Весело тебе чужой х@й сосать? Или это не чужой, родной же! С детского сада!

— Ты какого хрена себе позволяешь?! — она всё же вскакивает с дивана и подходит ко мне. Сеня встаёт, хвост его распушился, и сам он шипит, щерится. 

— Ш-ш-шалава...

— Я тебе — всё! Любые хотелки твои — нате, пожалуйста! Всё для тебя! А ты! Почему?!

— Денис, — она пытается успокоить меня, берёт за руку, смотрит в глаза, — успокойся. Я не знаю, что тебе приснилось или в голову взбрело, но ты сейчас говоришь очень обидные глупости.

— Чуш-ш-шь...

— Конечно! Разумеется! Что я ещё могу говорить, кроме глупостей?! Давай, выстави меня дураком! Вот, — я указываю рукой, — на этом самом диване! Пока я на работе! Шесть раз за месяц!

— А ну перестань! — она отпускает мою руку. — Что это за бред?! Тебе не стыдно?! По-твоему, я могла бы так с тобой поступить?!

— Видиш-ш-шь?.. — спрашивает меня Сеня. — Всё как ты и думал. Всё те же отмазки...

— Могла. И поступила. Вытерла об меня ноги. В лицо плюнула.

— В душ-ш-шу насрала... — подсказывает кот.

— С ума сойти, — Вита смотрит на меня будто бы полными удивления глазами, губы её дрожат.

— Актрис-с-са...

— Я тебя люблю, придурочного... — тихо говорит она. — А ты со мной вот так...

— Ах, это я, значит, злодей?! — кричу я. — Обидел овечку невиновную, ты посмотри! Да если бы я вас даже голыми друг на друге застал — ты бы мне всё то же самое говорила!

— Да не было у нас ничего и никогда! Откуда у тебя мысли вообще такие?! Хочешь, я не знаю, давай Юре позвоним, и он тебе скажет то же самое!

— О! Отличная идея! Будто он мне правду расскажет! Это он за спиной герой, на чужую женщину залазить!

Мне жарко, я чувствую испарину на лбу. Челюсти мои сжаты, и кажется, что вот-вот треснут от напряжения зубы.

— Она смеётся над тобой... — шепчет мне Сеня. — Она тебя не боится...

— И что мне делать? — спрашиваю я его.

— Что? — Вита удивлённо смотрит на меня.

— Нож-ш-ш-ш... Возьми на кухне нож-ш-ш-ш...

— Ты уверен? Это не слишком?

— Ты... — в глазах Виты промелькнул испуг, — Ты сейчас с котом разговариваешь?..

Но я не слушаю её. Я разворачиваюсь и иду на кухню за ножом. Смеётся надо мной? Ну, посмотрим, кто посмеётся сейчас.

— Ты куда? — кричит она мне в спину, но уже через несколько секунд пятится к окну, увидев, что я вернулся с ножом. — Ты с ума сошёл... Ты с ума сошёл...

— А что, — кричу ей я, — не так тебе теперь весело?

— Шалаш-ш-шовка...

— Денис. Денис. — она уже упёрлась спиной в подоконник. — Успокойся, пожалуйста, я тебя прошу. У нас правда ничего нет. И не было никогда. Он мне как брат. Я никогда бы с тобой так не поступила...

— Но ведь поступила, — я делаю шаг в её сторону. —Но ведь уже поступила! Что далеко ходить — сегодня. Сколько раз? — я поворачиваю голову к Сене, — Один? Два?

— Три, — отвечает он мне.

— Три раза, — говорю.

— Да с чего ты взял-то?!

— Мне... — я секунду мнусь. — Мне Сеня сказал.

— Господи... — она закрывает рукой рот. — Ты правда сошёл с ума...

— Пытается выставить тебя сумасшедшим... — шипит мне Сеня, — Она такая умная, обманула тебя. А ты кто? Ты больной. Ты дурак. Ты чиканутый.

— Но это не так, — отвечаю ему я.

— Конечно, не так.

— Сень, а что же мне делать-то?

Вита не шевелясь, ошарашенно смотрит на нас.

— Реж-ш-шь....

— Что?

— Денис, послушай...

— Реж-ш-шь шалаву...

— Я не знаю... Я не смогу...

— Денисочка! Ты слышишь меня?

— Шалаш-ш-шовка бреш-ш-шет тебе. Веш-ш-шает лапш-ш-шу на уш-ш-ши...

Я отрешённо смотрю на нож в моих руках. Мне страшно. Как? Разве я смогу? Разве я должен?

— Денис! Денис! Посмотри на меня! Денис!

То, что она сделала — это ужасно, да. Но смогу ли я? Должен ли я?..

— Сможеш-ш-шь... — шипит мне Сеня. — Ты сможеш-ш-шь... Око за око. Зуб за зуб. Сердце за сердце.

Господи, как страшно! Руки мои трясутся. Я делаю шаг. Неужели я смогу? Неужели я должен? Сеня никогда не врал мне. Он всегда говорил правду. Все его советы помогали. Все его подсказки работали.

— Реж-ш-шь шлюху...

Я делаю ещё шаг.

— Денис!

Вита пытается прыгнуть на разложенный диван, но я сбиваю её с ног, наваливаюсь всем телом.

— Стой!

— Режь!

Она пытается оттолкнуть меня. Одной рукой я пытаюсь схватить её руки, а другой заношу над головой нож.

— СТОЙ!

— РЕЖЬ!

И я с силой опускаю нож, вонзая его почти по рукоять в её грудь, чуть ниже плеча. Вита кричит. Я с усилием вырываю его обратно из её плоти и заношу руку для нового удара.

— Реж-ш-шь ш-ш-шмару! — громко шипит мне в самое ухо Сеня, и я бью снова. И снова. И снова. И снова. И снова. Вита уже не сопротивляется, а я не могу остановиться.

— РЕЖЬ!

И я бью. И бью. И бью. И бью. И бью.

Не знаю сколько раз. Десять? Двадцать? Сто?

Ударив в последний раз, я достаю нож и обессиленно валюсь на Викино обмякшее тело, утыкаясь лицом в её слипшиеся в крови на одеяле волосы.

— Господи, господи, господи...

— Всё хорошо...

Я дышу так часто, что начинает кружиться голова. С трудом поднимаюсь. Смотрю на кота.

— Сеня... Что я наделал? Что мы наделали?

— Всё хорошо...

Сеня перепрыгивает со стенки на диван, подходит ко мне, утыкается лбом мне в бедро. Я хочу его погладить, но руки мои в крови. Как и лицо. Как и весь я.

— Сеня, что же теперь? Что мы наделали?

— Не переживай. Так было надо. Она обманывала тебя.

Сеня аккуратно макает лапку в лужу крови, тут же отдёргивает её и начинает облизывать.

— Как же быть, Сенечка? — нож выпадает у меня из рук и с бьющим по ушам грохотом падает на паркет.

— Ничего, — говорит мне Сеня, — Мы двоём. Мы справимся. Друг с другом не пропадём.

Слёзы льются по моему окровавленному лицу, я зажимаю руками голову между колен, раскачиваюсь, вою.

— Что мы сделали, Сеня?.. Что мы с тобой сделали?.. Как мне теперь быть?..

Я сижу и качаюсь так минуту или две. Слёзы понемногу отступают, а к горлу подкатывает тошнота. Меня рвёт. Становится чуть легче. Замерев, я смотрю как моя рвота смешивается с Викиной кровью, превращаясь в весёлое жизнерадостное оранжевое месиво.

— Что делать будем, Сень?

Я поднимаю голову на кота и смотрю ему в глаза.

— Как нам из этого выпутаться?

Сеня нюхает Викины волосы, а потом спрыгивает с дивана и направляется в сторону кухни.

— Сень, куда ты?

Но он молчит.

— Сеня!

Кот на секунду поворачивает ко мне свою морду, задумывается, и через мгновение выходит из комнаты.

— Сеня! — кричу я ему.

Тишина. Только слышно, что в подъезде, гремя, открылись двери лифта.

— Сеня! Ответь!

Но он не отвечает.

— Сеня! Сенечка!

В дверь громко и настойчиво стучат. А Сеня молчит. Почему он молчит?!

— Откройте, полиция!

Почему он замолчал?

В дверь тарабанят сильнее.

— Полиция! Немедленно откройте дверь!

— Как же так?.. — бормочу я, — Как же это так?..

Я сползаю с дивана, падаю коленями в кроваво-рвотную оранжевую жижу, хватаю себя за волосы и что есть мочи кричу своему лучшему другу, который больше никогда мне не ответит:

— СЕ-Е-Е-Е-Е-ЕНЯ-Я-Я-Я-Я-Я!