Выгодная сделка (2/2)

Скирм и Омус из Енгорема шли и разговаривали. О многом: о людях, о жизни, о поступках праведных и неправедных, о добре и зле, о земном и небесном, о милосердии, человеколюбии и справедливости. Проповедник рассказал о Богине, которая лишилась глаза, выплакав его без остатка, чтобы потушить Великий мировой пожар, устроенный Богом, чтобы очистить землю от людей.

Слова проповедника были просты. В них чувствовалась такая искренняя чистота, что они попадали Скирму прямо в сердце и рождали в нем прежде неведомый пронзительный стыд. Жгучий, словно соль в слезах Богини.

Впервые тивийцу было стыдно за свою жизнь. Он взглянул на нее глазами Омуса и испытал отвращение. Скирм увидел себя гниющим трупом, извивающимся в дерьме червем, свиньей, с утробным урчанием жрущей помои.

Тивиец бессильно повалился прямо на раскисшую землю и зарыдал в голос. Соленые капли безудержно катились по щекам, смешиваясь с сыплющейся с неба из Чертога Богини влагой. Слезы словно вымывали годами въедавшуюся в душу грязь. Ее накопилось много.

Сколько он провел в таком состоянии, Скирм не знал. Старик же просто сидел рядом, не шевелясь и не произнося ни слова. А потом тивиец увидел походившее на глаз солнце на фоне чистого неба, в появившемся вдруг в тучах разрыве. Такой легкости на душе он не испытывал никогда.

Когда они подходили к пещере в Коэнхе, Скирм был твердо уверен, что не только сам не причинит старику вреда, но и никому на свете не позволит этого сделать. Оказалось, он ошибался.

На них напали из засады у входа в пещеру. Тивиец, еще не осознавая умом, но уже ощущая звериным чутьем западню, успел оттолкнуть Омуса, чтобы клинок прошел мимо. Отскакивая, Скирм припечатал ногой колыхнувшуюся тень, которая, издав вопль, осела на пол. Тем временем тивиец рванул секиру из-за пояса, которой тут же нашёл чей-то череп. Скирм выхватил второй рукой тесак и ринулся на врагов.

Закипела сеча. Трое с мечами и щитами против обоерукого бойца. Расклад был не в их пользу. Тивийцу не раз доводилось прежде оказываться на палубе вражеского драккара в самой гуще противников, где исход схватки решали ярость и напор. Он теснил, не давая врагам опомниться, осыпая градом ударов всех троих, заставляя их пятиться.

Несколько мгновений ожесточенного боя, и они получили раны, Скирм же оставался невредим. Сопротивление ослабло, стало нерешительным. Скирм срубил первого и тут же под щитом достал бедро второго. Заставив третьего отпрянуть, добил подранка и вновь насел, полностью сосредоточившись на нем, а потому не заметил четвертого. Тот спешил на выручку товарищу, метя выставленным копьем в спину.

Стальной листовидный наконечник пронзил плоть насквозь. Закрывший Скирма собственным телом Омус застонал, отчаянно стискивая пальцы на ясеневом ратовище.

Тивиец расправился с третьим и обернулся. Копьеносец на мгновение окаменел от ужаса, увидев его лицо. А затем выпустил оружие и бросился наутек.

Уйти от Скирма ему не удалось. Тот настиг его, напрыгнул сзади, словно рысь. Повалил, перевернул на спину и несколько раз с силой приложился локтем в лицо. Беглец обмяк и перестал сопротивляться.

Тивиец вытянул из-за голенища кривой нож и, приставив его к горлу, спросил:

— Как твое имя?

— Баруг, — с трудом выдавил из себя поверженный.

— Хорошо, Баруг, — с этими словами он ударил того острием ножа в глаз. — Итак, ты видишь, что я настроен серьезно, — продолжил тивиец после того как пленник утих, — поэтому отвечай мне честно и быстро. Так, чтобы у меня не возникало подозрений, что ты хитришь. Если мне покажется, что ты говоришь мне неправду, это будет стоить тебе зрения.

Скирм оказался убедителен. Баруг рассказал, что нападавшие были солдатами аболинарского кагана, что тот послал их убить проповедника, обещая заплатить за его голову по тридцать серебряных монет, и это представлялось им выгодной сделкой.

Скирм лишь хмыкнул — его позабавили представления солдат о хорошей оплате, ведь прощаемый одному ему за то же самое долг был на порядок больше обещанного всем пятерым. Причин он не знал, но предполагал, что дело в том, что Омус из Енгорема отказался даже за внушительные деньги не только восхвалять кагана перед народом, но и воздержаться от поношений в его адрес.

Больше Баруг не знал ничего. Скирм поблагодарил и одним движением перерезал тому горло.

Тивиец вернулся к раненому старику. Он лежал на полу пещеры, придерживая руками древко пронзившего его тело оружия. Омуса бил озноб.

— Похорони их по-человечески, — разлепил губы он, глядя в темноту.

— Хорошо, — мотнул головой Скирм. — Вот, — он стянул плащ и осторожно укутал проповедника, — надо развести костер.

— Хворост там, в глубине, я прошлый раз заготовил.

Скирм притащил охапку сухих веток и сложил рядом с Омусом. Затем настрогал растопку, высек кресалом искры на трут, раздул и развел костер.

— Надо осмотреть рану, — Скирм отодвинул плащ и увидел, что чуть подрагивавшее в такт неглубокому дыханию рубище потемнело от крови.

— С ней все в порядке, — старик слегка усмехнулся через силу, — она смертельная. Есть кое-что поважнее. У нас мало времени, поэтому слушай и не перебивай. Я хочу, чтобы ты отдал мою голову тому, кто тебя за ней послал...

— Нет! — не своим голосом воскликнул Скирм.

— Не перебивай, — в интонациях проповедника зазвенел металл. — Голову отдашь. Уже скоро она будет мне без надобности, но только не медальон. В нем слезы, пролитые Богиней. Теперь он твой. Запомни: никогда его не снимай. Он может покинуть владельца исключительно с головой. Отдашь, только когда уже не сможешь продолжать.

Я давно просил Одноглазую о преемнике. За мной давно охотятся. А я стар и немощен. Для меня эта ноша уже непосильна. Теперь твоя очередь. Богиня вняла моим мольбам. Дальше ты понесешь ее слово вместо меня. Ты свиреп и бесстрашен. Ты справишься.

— Я? Я же сказал тебе, кто я! Я не святой! Я даже не хороший человек! Я — грешник, чье имя проклято. Как я могу нести слово Богини?

— Прошлое не важно, Скирм. Сегодня ты родился заново. Когда-то такое произошло в Енгореме с торговцем абортирующими настойками и опьяняющими снадобьями, Мамунном из Соморры, который стал известен как Омус. Важно будущее. А его ты творишь сам. Таким, каким захочешь.

— Я не смогу, я не знаю как. Я... какой из меня проповедник? Я не держал в руках ни одной книги, я и читать не умею.

— Скирм, слово Богини не в книгах, оно звучит в душе. Люди изо всех сил стараются не слышать его. Достаточно перестать это делать. Слушай душу, Скирм! Она направит. Иди и не сворачивай. В конце пути слеза Богини смоет с твоей души все грехи. Это выгодная сделка! — последние слова старик с явным усилием выталкивал из себя, срываясь на сип.

Потом пальцы разжались, выпустив древко. Торчавшее из бока Омуса копье склонилось и, падая, вывернулось из тела.

***

Егудим вошел в залу, неся охапку пергаментных свитков, за ним с обнаженным мечом следовал Сулгрим.

— Клади сюда, — Скирм указал одноглазому на стол. Тот подчинился. — Благодарю, — его правая рука одобрительно хлопнула бывшего телохранителя ростовщика по плечу, и тут же тивиец взял шею Егудима в захват и, подключив левую, свернул.

— Прошу, ищи свой договор, — Скирм указал на стол, аккуратно устраивая на полу бездыханное тело.

Обакат неуверенно проследовал, с опаской поглядывая на тивийца. Тот, показывая, что не собирается нападать на виноторговца, отступил в сторону.

Потратив четверть часа на чтение ярлыков на завязках свитков, купец наконец-то нашел нужный.

— Тут долговых обязательств на сотни тысяч! Заложенных земель, домов и товаров на миллионы! — сообщил Обакат. — Объединившись, мы сможем обеспечить себя и свое потомство неслыханным состоянием. Мы богаты? — он посмотрел на Скирма, ожидая подтверждения своим словам.

— Намного лучше! — улыбнувшись, ответил тот. Он снял со стены один из светильников, вылил его содержимое на разложенные на столе документы. — Мы — свободны! — язычок пламени, трепетавшего на кончике фитиля, лизнул край пергаментного свитка. Тот занялся, сначала робко, но с каждым мгновением набирая силу. В воздухе завоняло паленой кожей. — Нам понадобится множество факелов, сегодняшней ночью мы должны освободить множество людей.

***

Под порывами шквалистого ветра ревел огонь, охвативший дом Шлеймона, трепетали языки пламени зажженных от него факелов. Те, кто были прежде прогоревшим виноторговцем, безземельным бароном, безродным ярлом, тщеславным хирдаманом, нортьенстоймским висельником и тивийским душегубом с проклятым именем, стали теперь другими людьми.

Новоиспеченные апостолы Скирма следовали по улицам, закидывая пылающие головни на крыши и в окна домов жителей Паутины. Шквалистый ветер раздувал пламя.

Через треть часа первые истошные вопли: «Пожар!» — прорезали ночную тишину. На каланче зазвонил колокол. Разбуженные жители столицы стремительно высыпали на улицы с баграми и ведрами в руках. Но, увидев, что горит ростовщический квартал, застывали на месте.

Ночная стража города устремилась тушить огонь, но как-то случайно получилось, что путь возле самых ворот Паутины оказался перегорожен возами со сломанными осями. Разрушить горящие дома, пока огонь не перекинулся на соседние постройки, она уже не успела.

Самые сообразительные жители кто в чем был хлынули прочь из объятого огненным штормом квартала. Остальные, пытавшиеся спасать деньги, драгоценности и векселя, остались в Паутине навсегда. В общей суматохе никто не обратил внимание на нескольких людей, незаметно покинувших место событий.

Бушевавшее пламя обратило в пепел весь квартал ростовщиков. Но как только огонь подобрался к ограждающим его стенам, угрожая перекинуться на соседние, словно по воле высших сил с неба полил милосердный дождь. Дождь, который так ненавидел прежде тивиец Скирм.

05 мая 2022 г.