Тугрик

Некоторые люди ошибочно причисляли Тугрика к спортивным — тут был совсем другой смысл. Тугрик не был спортивный. Но был спор. Поехали они деньги пропивать на море, Тугрик, Кочан и Саша Левов.

— Не пейте, — сказал Тугрик.

Тормозили их на каждом посту и вне постов, словно какой-то сигнал шел. Как посмотрят на лица, тут же просят всех выйти. Искали все, что только можно было искать, ничего не нашли. На одном посту Саша Левов в шутку сказал гаишникам: пацаны, не там ищите. В колёсах возим. Стали колеса снимать, снова ничего не нашли. А таки, на одном посту их никто не собирался тормозить, так Кочан прокричал в окно: Гайцы газазат! Едут дальше, сзади слышна сирена. Догнали их, шмонали, снова ничего не нашли, правда, немного на бабки труханули.

Было это, конечно, уже давно, и потому мне пришлось вносить в рассказ некоторые коррективы: иначе бы, например, никто бы не понял, как это Саша Левов без проблем воровал в магазине водку. Сейчас-то камеры стоят.

А Тугрик завидовал и скрипел зубами. Ребята, полагаясь на его паталогическую трезвость, принялись накатывать уже с середины пути. Тугрик завидовал Саше, потому что тот делал, что хотел. Например, зашел он в супермаркет и украл там водку. Зашел в другой, и там украл. А в третьем он еще объявил громко — оба, смотрите, лоховской магазин. Сейчас украду водку!
Люди, что были вокруг, стали пялиться. Украдёт или нет? Украл. На кассе все продавцы на него смотрят — ну, парень в брюках и рубашке, худой, дрыщеватый, нет ничего ж за пазухой. Точно — нет ничего. Но вынес. Да, по пути это было, водка была теплой, но где ее охлаждать? Но с пивом все тяготы жизни светлее.

Времена были проще, пиво гуще, а машина — она на всех, купленная вскладчину — дело в том, что ребята торговали на овощном рынке. Сначала ездили на Тугрике, но у него в машине провалилось дно (это был очень старый «Опель»). Купили «Москвич-2141», на тот момент довольно свежий. Каждый день машину обсуждали — мол, ништяк, а? Нормальный же тач? Класс, да?

Однако, к концу пути совсем был зол Тугрик.

— Саша, назад ты будешь рулить. А я буду бухать. А?

— Ты, да мне пофиг! — кричал пьяный Саша.

Въехали в город. Стояли в автомобильном возле остановки.

— Девушка! — прокричал Саша Левов в окно. — Поехали ебаться!

Кричал он то же самое и прочим девушкам, в ответ вообще не было никакой реакции. А все дело в том, что не такой уж и дурак был Саша, на овощном рынке такие дела иногда прокатывали, и многие поражались его способностям.

Приехали к парню по имени Сергей Пушкин, он был супервайзер, жил один на съемной хате, за все платила фирма. Газ, квас, разговоры о жизни. Погнали. У ребят была одна кассета на всю дорогу, группа «Кабриолет», ее туда раз восемь послушали, Саша Левов пытался снова ее включить, но Тугрик разозлился, стали слушать радио. Говорили о бабках. О еде. Спрашивали, мол, у тебя ж раньше, Серега, была Наташка, а где она? Саша Левов по ночи вышел из квартиры, пошел баб искать, никого не нашел, зато купил в ночном магазине местного пива.

Тугрику снилось, что он стал миллиардером. Вроде бы и во сне все было как в жизни — привозил он на точку помидоры, отдавал продавцу, и машина была без дна, и он ногами перебирал, и все говорили, что все умные так и надо. На педали давить не надо. Если что, просто ногами тормозишь. Пока он соображал, сколько ж у него миллиардов, так вдруг все поменялось, началась сушь и все помидоры усохли. Был мировой кризис. Тугрик проснулся и заскрипел: сушняк!

Было уже утро, Саша Левов спал, Кочан и Сергей Пушкин на кухне сидели с пивом, говорили обо всем, периодически Кочан переходил к машине.

— А нормальная, а. Мужику срочно продать надо было, я успел подсуетиться.

Говорили о перспективах, бабах, чужих деньгах. Как проснулся Саша, то обсудили также и тему, почему Сергей питается бичпакетами.

— Да денег мало, — оправдывался тот, — у нас все дорого.

— А если у вас на рынке торговать овощами? — спросил Кочан.

— Да я в рынке на шарю.

— Ты, да тут же бабки по ходу поднимают.

— Ага.

Пушкин торговал красками, в фирме у них было два продавца, грузчик и два торговых представителя — филиал. А у Саши Левова в последнее время были творческие приходы, связанные с тем, что в тот год вышел знаменитый альбом группы «Ленинград», с песней про «ВВВ». Саша шел в сортир, брал с собой листок бумаги, сочинял какой-нибудь стих. Листки потом он, преимущественно, выбрасывал, но не всегда.

 

Ты говорила мне не дашь

Я сомневался

Качался долго наш шалаш

Я развивался

 

— Чего это ты развивался? — спросил Кочан.

— Ну как, — отвечал Саша, — сразу все не получается. Должно быть поступательное движение. Все не сразу.

— А про кого это?

— Ты, да пофигу.

 

Ты лежала на кроватки

Ножки вширь

Я собрал свои манатки

И варил чифирь

 

Мерно яйца потели

Я мечтал

Цены на урюк взлетели

Я упал

 

Тугрик же думал, думал, голова все опухала, опухала. Вопрос был такой: есть же на свете, например, Коля Мюллер. Сука, поднялся за последний год, а он, Тугрик, нет, не поднялся. А еще этот Лёша, полуглазый, стал запчастями торговать, сука, как удачно! А Виталя Очколаз? А?

И вот, собрался Тугрик влезть на гору и смотреть, и рукой даль обнимать. Правда, у него всегда свои причины были — но никто не знал. Однажды один человек, у которого было больше денег, сказал ему — эх, влезть бы на гору и смотреть. Тугрик, он в самом деле поклонялся всякому, у кого больше денег. А если б было намного больше денег, то скажи ему этот человек — а вот у богатых принято прыгать с моста вниз головой без уверенности в последующем выживании — прыгнул бы.

Остается же добавить, что Тугрик решил в гору пойти до самого верха. Сергей Пушкин пошел, в руках была водка. Саша Левов перед этим ёрзал, не зная, чем заняться. Потом вошел в один из магазинов и говорит продавщице:

— Девушка, хотите, я покажу вам челен!

— Фу ты, — ответила девушка.

На середине же пути в гору ничего особенного не было. Местность же такая, что горы — не как-то отдельно. Могут и дома на склонах стоять, могут и почти наверху. Но тут дома вскоре закончились, тропа же имела место не совсем освоенная. Тогда Кочан и Тугрик вдруг заспорили:

— Тугрик, скажи, зачем наверх идти? — осведомился Кочан.

— Надо, — ответил Тугрик.

— А что там делать?

— Виды смотреть.

— Ты что, спортивный?

— Сам ты спортивный.

— Нет, я не спортивный. А ты — спортивный?

— Ты сам спортивный.

Стали спорить. Тугрик был жутко зол. Сергей Пушкин молчал, Кочан спорил просто так — он ходил кругом с большой бутылкой пива, пил достойно, поднимая бутылку кверху. Кочан был парень двойной — но в целом, русский — так как у него жизнь чередовалась работой и питием. Часто конечно все сочеталось вместе, но все же были и отдельные периоды.

— Я не спортивный, я не пойду, — сказал Кочан, — сяду и тут буду пиво пить.

— Да, брат, наверное, ты всё же спортивный, — заключил Кочан.

— Я, я могу порвать, — заявил Тугрик.

— Потому ты и спортивный, — ответил Саша Левов.

Тугрик бесился, но в голове, точно магнитный стержень, крутился еще и голос отца, который и передал это правило «ы-ы-ы-ы-ы-ы, надо рвать». Но отец всегда имел в виду именно патриотические мотивы — или в армии надо служить и там «сука_рвать», или в свободное время бегать, или «уй_сука_союз_развалили». Да, отец продолжал от жизни отставать, но критики отчасти были правы — Тугрик все больше тянулся к отжиманиям, к неожиданным спонтанным забегам.

А так, ребята хорошо отдыхали. Поехали на пляж, пиво было «Балтика-9». Саша Левов ужрался ближе к нулю, назад его тащили на руках. Вечером, по отходнякам, отправились на набережную, Кочан заказал «Владимирский централ», услышав эту песню, какие-то местные возбудились и начался махач. Дрались правда про меж собой. Ушли от греха подальше, поближе к морю.

— Я вот думаю, — сказал Тугрик, — людей умных много. Смотри, сколько бабок вокруг. Куда шаг ни ступи, кругом бабки. Только лохи плохо живут.

— Я тоже лох, — сказал Сергей Пушкин.

— Да вот много знаю типов, начинали с нуля, а занялись. Чем тут заняться, Серега?

— Да откуда я знаю. Чем хочешь.

Тугрик был убежден, что существует тайна занятости. Есть люди простые, но есть дураки, но бывают и очень везучие дураки, а бывает такой тип дураков — это когда ты взял и вдруг прохавал. Причем, ты все равно к умным не относишься, но вот что-то такое знаешь, чего другие не знают. Один в итоге бьется головой о стенку, а у другого все класс, бабки текут. Как же так?

Он все думал, думал — виноват отец со своим «уй_сука_союз_развалили».

Саша Левов вынул листок и сочинял куплеты.

Я шел к тебе не просто

Я счастье ожидал

Я хреном груши обивал

А ты была короста

— Иди на эстраду, — сказал Кочан.

— Сам не пойду. Идем вместе.

— Пошли, слышь, в караоке.

Пошли они в караоке, и, видимо, флюиды у них такие были — в кафе снова начался махач и снова им удалось ретироваться.

* * *

По дороге назад все пили пиво, а пили так, будто кто-то заставлял. Нельзя было просто так, по доброй воле, столько пива пить. За руль посадили Кочана, и он не пил, но так как пил до этого, по пути у нечего начались галюники. Пришлось остановиться в городе К.. Правда, трасса там по краю проходит — но самое главное, был там забор, в свое время. То ли завод, то ли еще чего, и на большой высокой стене была нарисована русская красавица, обнажившая одну (почему-то грудь).

— Слышь, Тугрик, художник, наверное, спортивный был, — сказал Кочан.

— Наверное, — согласился Тугрик.

Всё бы ничего, но ехать было еще далеко — так как жили друзья в городке, который в народе часто звали не иначе, как Собачий. И чем ближе был Собачий, тем все больше Тугрик волновался, то и дело выглядывая в окно. Прежде всего, у них на пути была «Олежкина земля».

— Олежкина земля, — сказал Тугрик, — останови.

Выйдя из машины, он присел и потрогал придорожные листики.

— Эх, — проговорил он, — эх. Олежка. Не простой человек. Не бывает ничего просто так. Сколько полей, а? А ведь был простой человек, Олежка, а теперь сколько он держит!

— Почему? — спросил у него Кочан.

— Эх.

— Завидуешь?

— Я? Знаешь — да.

— Мне?

— Да, Кочан. И тебе. Олежке завидую. Простой пацан. А удалось столько денег заработать.

— Повесь портрет, — посоветовал Саша Левов.

— У меня висит.

— Серьезно?

— А что? Это полезнее, чем читать книги. Знаешь, что я тебе скажу — есть умные, а есть разумные. Умные книжки читают, но умные люди могут быть и дураками. А разумный — это другое. А я сам про себя думаю — умный я или разумный. Или ни то, что другое? Я всегда тут останавливаюсь, когда еду через Олежкину землю. Останавливаюсь, и всё думаю, думаю.

Двинулись дальше. Под Олежкиной землей подразумевалась территория, где размещался — вроде бы — агрокомплекс олигарха Д.. Там и трасса бежала — поперек земли, да вдоль реки, в этом и суть была, что поперек. Но на счет портретов и прав был Тугрик — смотрел он в лица. А лиц было много. Но мы тут знаем, как много разных книг, посвященных успеху. И тут у каждого — свой путь. Вот, допустим, женщины часто собирают волшебные советы — например — деньги надо любить. Наглядно это выглядит так — работает какой-нибудь столяр, понятное дело, что не миллионер, и говорит ему жена — эх, смотри, вот у нас денег — рубль, а у соседей — два рубля? Почему? Потому что они знают некий секрет. Потому что деньги надо особенно любить. Берешь денежку, поцелуй ее за уголок, а когда кладешь в бумажник, скажи волшебное слово. Никогда не позволяй, чтобы деньги валялись бесхозно. Если смял банкноту, значит, ты не уважаешь деньги. А если ты их не уважаешь, то они тебя перестанут уважать, и не будет денег.

Тут, конечно, еще много очень мифического — бывают также и гуру, которые умеют вешать на уши совершеннейшую лапшу. Тут мы, конечно, узнаем вещь простую.

Успех.

Либо успех, либо лох.

Разумеется, нельзя, чтобы человек просто себе и жил, и всё тут. Но реальность очень часто расставляет всё по полкам — вот живёт человек себе просто, а другой мучается, мучается, и к определенным летам уже практически на пороге дурдома — так его ломает жажда успеха.

Вот и Тугрик начинал отмечать, что у него начисто пропал сон. И у него часто спрашивали:

— Но что же ты конкретно хочешь, Тугрик?

Но он и сам толком не понимал, чего же он хочет. В голове лишь крутился, порой, голос отца: ы-ы-ы-ы-ы, рвать!
Казалось, надо стиснуть зубы и рвануться в бой, разбрасывая всё на своем пути — но методы?

Да, методы. Он ждал мазы и спрашивал у умных людей, чем же заняться.
Всё дело в том, что в Собачьем имела места такая великая вещь, как «заняться». Это значило, что есть люди простые, чаще всего, глупые, а есть и те, что «занялись». Здесь и была величина диапазона понимания: чем заняться?

Заняться нужно было непременно так, чтобы поработать месяц, а всю оставшуюся жизнь отдыхать. Лозунг этот был древним — из 92-го года. В ту пору многие в него верили. Теперь уж забылось — но Тугрик каким-то замечательным образом закольцевался, и это никак не выходило у него из головы. Он мучился.

Впрочем, ехали дальше, и впереди появились новые пункты для волнения:

— Заправки Виталика Очколаза! — воскликнул Тугрик.

— Да, сильное имя у чувака, — заметил Кочан.

— Не-е, — Тугрик показал всем указательный палец, — Виталик — это не-е-е!

Он на самом деле немного знал Виталика Очколаза — тот любил приехать на джипке на стадион и погонять футбол с чуваками. Туда и Тугрик порой ходил.
На одной из таких заправок и остановились. Пива не было, был джин-тоник. Решили им заливаться. Саша Левов взял листок бумаги и стал писать:

 

Раз, раз

Повстречался Очколаз

Два, два

Закричала блядь сова

 

— Тугрик! — воскликнул он. — Опять думы думаешь? Все пройдет, братан. Вот я сейчас пойду в поле и посру. Понимаешь? Помнишь же — выйду в поле! Сяду срать! Далеко меня видать! Короче, братан, вот эту бумажку я с собой и возьму. Жизнь коротка.

 

Жизнь идет

А потом, братан, пролёт

А белеющие кости

Есть итоги твоей злости

 

А, братан? Пушкин — я, не Серега. Учись. Давайте, пацаны, я скоро вернусь

— Не провались там! — крикнул Кочан.

 

По пути назад Саша нашел на бордюре кассету. Это была группа «Бутырка». Так как до этого у ребят была всего лишь одна кассета, «Кабриолет», теперь музыка стала в два раза разнообразнее. Кочан же, будучи за рулем, не обращая внимания на музыку, напевал себе под нос «Владимирский централ».

— А бензин херовый-то у твоего Виталика, — заметил Кочан.

— Да, может, — ответил Тугрик отстраненно, туманно, хотя и немного злобно.

Ночью, уже дома, Тугрик, как и прежде — не спал. Его мучили мысли. Это был рулон, конвейер — очень длинный, практически бесконечный, и по нему всегда ехала одна и та же мысль. С годами она становилась твердой, практически деревянной. Можно было предположить, что в будущем ей предстояло превратиться в уголь. Это была б тогда совсем уж жесткая идея, да это бы даже и не идея бы уже была, а концепт: жесткая идея. Практически жесткач в чистом своем виде.

Мысль, как игла, точила сердце: чем бы заняться? В чем секрет богатых?
Тугрик, не подумайте, сложа руки не сидел и, бывало, занимался, стараясь копировать всех тех, у кого-то что-то получалось. Но на длинную дистанцию бежать — это вам, ребята, не мечтать. А мечтать да — можно до посинения, до превращения в баклажан. Пока в мозгу точно уж не поселятся невероятные маразматические тараканы.

Глаза Тугрика горели — в комнате была тьма сплошная, только с комарами. Они кружили как легкие истребители, но Тугрик их не чувствовал, следуя общей лини — как буду богатым, тогда и разберусь с комарами. А пока — пусть летают. Но сон всё же наступал, хотя и не закрывались глаза — и в этом тумане он видел череду заправок Виталика Очколаза, и самого Виталика — и так хотелось подбежать, спросить — колись, колись, Виталик, скажу, почему ты так можешь? Что такого перенять от тебя? Как стать богатым? Я ведь знаю, что есть умные, а есть — разумные, и вот ты — разумный, Виталик, а умные просто тупо читают книги. Зачем их читать? Разве что биографии....

Следующим днём он встретил Йуру. Поговорили.

— Чо, чем занят? — спросил Йура?

— Да так.

— Да ладно, колись.

— Да что ты.

— Слышал, — сказал Йура, — Сергей Корень занялся.

— Чем занялся?

— Не знаю. Не говорит.

— Он жук.

— Да. Жучаро. Лопатой деньги гребёт. Купил тачку.

— Что за тачка?

— Пригнал из Владивостока. Но русская.

— А почему русскую — из Владивостока?

— Там за так отдают. Главное, доехать.

— Да, чтобы по дороге не убили, — подтвердил Тугрик.

— Там толпой едут, а если видят, что один едешь, то где-нибудь по пути загасят. Обязательно загасят. Потом просто забудут, что ты был. Вот, у знакомых один чертило занялся. Но он гонял строго иномарки. Там была партия со свалки — там типы занялись. В Японию приезжают на металлолом, выбирают тачки и гонят к нам. Продают недорого. Там по сотке всего тачка выходила. Ну ему говорили, чтобы один не ездил. Ну, он — я здоровый тип. Потом пропал. Долго ждали, думали, может на гастроли поехал. Нет, не поехал. Запросы посылали, никто на них не ответил. В ментовке пацаны сказали — мы там никого не знаем, всё бесполезно. Ну, и всё. Привалили где-то, прикапали. Корень же хитрый, на русские тачки сейчас уже никто не зарится. Нет, ну могут остановить, на бабки развести. Дорога ж длинная. Кругом — дай. Видят транзиты, значит — надо доиться. Но на русские могут и не посмотреть, мало ли, едет черт какой-то. Ну, взял там за полтос, полтос отдал по пути, тут накинул двадцатку.

— Он этим и занялся?

— Нет, он с этого начал. Сейчас раскрутился, занялся кожей.

— Какой кожей?

— Свиной.

— Да ты что.

— Едет и скупает кожу. Но говорит, надо успеть — сейчас рынок делят, будут скоро отбирать. Объявят о чуме, отберут всё. Но он говорит, у пацанов спрашивал, старшаки кричат — еще можно заниматься по-тихому.

— Значит — маза?

— Не знаю.

Если сказать, что мысль после этого снова вошла в спортивную фазу, то надо не отходить от общего. Вечером вышел он, купил себе пива, сидел, пил нервно, газа было слишком много, щипало горло. Наконец он разозлился:

— Сука, газ!

А отец смотрел футбол, играли хреново, и он постоянно бубнил «сука_союз_развалили», но потом, ближе к концу матча, вывел таки причину поражения. Во всем был виноват Боярский. Именно он перед матчем сказал, что наши наверняка выиграют, а наши влетели, и, получалось, Боярский сглазил. Тугрик вышел во двор, в цветник, поссать — спугнул кота. Из дома тут послышалось:

— Сукабоярский! У-у-у.

Тугрику было уж тридцать лет. Мать водила его к бабке, чтобы ты разбила замкнутый круг безбабья. Правильные чары должны были дать быстрые плоды, но все было ровным счетом наоборот. В том месяце поехали они на рынок в Т., там он попытался познакомиться с местной торговкой, а та кинулась на него с ножом. Пописать не пописала, но зато Саша Левов постоянно этот случай вспоминал и приговаривал:

— Ты лучше армянку найди. Или цыганку. Не, цыганку не знаю, хотя, может, они и примут тебя за своего.

— Ты, я сейчас тебе в морду дам! — злился Тугрик.

В ночи никакого сна не было. Ночь стояла муторная, не остывшая после дня, а кондиционера тогда еще не было — да их, в общем, почти ни у кого тогда не было. Какие-то лица плыли перед глазами. Даже и Билл Гейтс тут был. Но вопрос не сложный — про него писали в книге «Как стать богатым», где автор наглядно, на пальцах, объяснял, как все в жизни просто. Да, да, у дураков — сложно, но дурак — это не константа, а переменная. Захочешь — сразу жизнь поменяешь.

Начало — желание.

Да, томился Тугрик, в полусне все желания были мокрыми, потными. Наконец, в комнату заглянул его младший брат Семен. (Семен — это был его псевдоним, настоящее имя — Амандурды).

— Тугрик, харэ зубами скрипеть! Спать нельзя!

— Все, все, Семен, не буду.

Жара стояла следующим днем. Тугрик взял у брата его автомобиль «Таврию» и поехал на рынок. Саша Левов и Кочан собирались открыть новую точку — продавать фрукты. Пока у них был только виноград. Тугрик был зол — вроде бы, в обход его дело делалось.

Саша сидел на прилавке с листочком.

— Ты моей была недолго, гм. Тугрик, придумай какую-нибудь мысль. Что было потом?

— Свалила.

— Ладно. А к кому.

— К армяну.

— Гм. Ты б еще рифму подсказал.

 

Ты моей была недолго,

У армяна была Волга,

У меня лишь Жигули

И в кармане блядь нули

 

А когда-то был мопед

И мы весело катались

У тебя — велосипед

Мы навеки разосрались

— А если без мата? — спросил Тугрик.

— Ну как, без мата. Не, братан, так не бывает. Я же не Сережа Пушкин. Ладно, посиди, побегу я на дальняк. Как раз и бумажка есть.

— А ты не выкидывай. Вдруг после смерти тебя великим поэтом признают.

День разгорался. Рынок шумел вовсю. Казалось, весь город Собачий торговал. Амандурды (в народе — Семен), приехал поздновато, но точка под него уже была забита. Ночью его товарищ Ленинбек наглушил рыбы на пруду, утром Семен привез ее на точку. Продавали дешево, поэтому ее быстро и разобрали. Тугрик торговать не хотел. Он сходил в книжные ряды, купил книгу «Мысли умных людей» и сосредоточенно читал.