Гудвин
“Из всех искусств для нас важнейшим является кино”, — говорил один из классиков марксизма-ленинизма. В девяностые годы к этому горе-историки добавили: “И цирк !” Картины, которые я писал — товар штучный, клиенты потоком не идут. Писать в стол занятие неблагодарное, а семью чем-то кормить надо. И потому какое-то время я числился штатным художником при цирке. Рисовал огромные рекламные плакаты. В то время в цирке работал прекраснейший фокусник, звезда мирового масштаба, входящий практически во все гильдии мировых факиров, а по совместительству мой товарищ Гаррик Гудишвили, который выступал под творческим псевдонимом Гудвин. Однако, было одно но… Алкоголик он был — клейма негде ставить. Вне выступлений Гарик такие фокусы вытворял... Сколько раз мне приходилось восстанавливать уже готовый, проплаченный мне плакат, потому что на следующее утро он, не заметив, проходил прямо сквозь него. Однажды он выпустил льва из клетки, потому что ему не с кем было выпить. Два дня вся милиция вместе с пожарными и другими службами ловила зверя по городу. Проголодавшегося царя зверей удалось отловить лишь у мясной лавки. Выпив, Гудвин чувствовал себя практически неотразимым, ну прямо Дон Жуаном. Все воздушные гимнастки спасались от него только лишь спрятавшись на трапеции под самым куполом цирка. Но трезвый Гудвин был настоящим мастером своего дела, звездой. Он был гвоздём программы, и потому директор цирка попросил меня очередной плакат посвятить именно ему. Правда, возникла неразрешимая проблема... Ещё со времён художественной школы я пытался писать портреты исключительно с натуры, никогда не пользовался фотографиями, и для позирования я должен был поймать живого и трезвого фокусника, а это было практически нереально. Я конечно мог бы нарисовать пьяного Гудвина, но как бы отреагировал зритель на такой плакат, большой вопрос. Сколько раз мы договаривались, всё тщётно. И вот пришлось прибегнуть к хитрости — дождавшись, пока он очередной раз уснёт, я пригласил знакомых врачей и психолога. Они его связали и сделали небольшой надрез сзади на ключице и зашили. Очнувшемуся фокуснику психолог совершенно официально заявил, что по распоряжению директора ему вшили “торпеду”, и теперь пить для него смертельно опасно. Гудвин посмотрел на себя в зеркало и заплакал. Тогда-то я его и нарисовал, но...
Месяц он держался, но пропал великий фокусник. Благодаря наружной рекламе, зритель массово пошёл на выступления, однако факир оказался не тот, да и фокусы не те. И директор, который вроде как со мной был сначала заодно, рассказал ему правду. Выпущенный Гудвином лев показался мне пушистым котёнком. Фокусник, вооружённый киркой из пожарного щитка, гонялся за мной по всему цирку, а я не мог от него спрятаться даже на трапеции. Спасло меня лишь то, что Гудвин перепрыгивая через питона с криком;
—Я тебя убью гад !!! — налетел на укротительницу змей, готовящую своего ползучего партнёра к выходу на арену.
— Что вы делаете!!! Вы пугаете До-ло-ре-сааа!!!”— заверещала она так громко, что растрескались стеклянные плафоны у расположенных на стенах светильников. Ультразвук её голоса оказался для факира непреодолимым препятствием. Выронив кирку он схватился за уши, и потеряв сознание рухнул на пол.
Инстинкт самосохранения подсказал мне единственно правильное решение — уволится из этого шапито. А Гудвин вернулся к своему естественному состоянию и вновь стал творить на арене чудеса. Только анонсирует каждое последующее выступление фокусника тот самый, нарисованный мной плакат, где показан главный фокус факира, почти магия — трезвый Гудвин.