Иезуит. MEMENTO MORE. (на конкурс)

1.
Конрад нервно облизал пересохшие губы и одновременно почувствовал неприятное давление внизу живота, словно его мочевой пузырь внезапно увеличился как минимум вдвое. Баклер1, едва прикрывавший левый кулак, вдруг налился неподъемной тяжестью, а меч показался поразительно неудобным и абсолютно несбалансированным, словно корявая дубина. Впрочем, меч действительно был таким, и это обстоятельство ничуть не добавляло Конраду ни бодрости, ни уверенности.
Его противник, облаченный, как и Конрад, в стеганную поддоспешную рубаху и кавалерийский шлем со стальными наушниками, застегнутыми под подбородком, не шевелился, удручающе спокойно наблюдая за мучениями своего визави и выжидая. Бросив на него загнанный взгляд, Конрад сглотнул и встал в ангард2, выставив меч перед собой. В его голове сейчас свистел ураганный ветер, и даже под страхом смерти он не смог бы припомнить ни одного поучения своего наставника по мечевому бою. За исключением разве что следующего: «Правильной защитой от любых ударов является низкая стойка». И Конрад, стиснувший рукоять меча так не вовремя вспотевшей ладонью, повторял эти слова про себя, словно молитву, искренне надеясь, что остальное вспомнится уже по ходу дела…
– Ассо3, – коротко и невыразительно бросил противник, прерывая панические мысли Конрада. И скользящим подшагом двинулся вперед, стремительно сокращая разделявшую их дистанцию.
Его меч свистнул, рассекая воздух, и Конрад инстинктивно пригнулся, воплощая в жизнь спасительный совет. И тут же опрокинулся на спину, получив чувствительный удар коленом в лицо. «Не от любых ударов», – мелькнуло у него в голове, когда он, сплевывая кровь с разбитых губ, поспешно откатывался в сторону, стараясь выиграть время. Но его противник преследовал его неотступно, не давая ему подняться, и Конрад, впервые с начала схватки ощутив злость, на очередном перекате махнул мечом параллельно земле, едва не угодив оппоненту по коленям. Тот отпрыгнул, и Конрад, наконец, встал, тяжело дыша и испепеляя противника яростным взглядом.
– В меру4, – все также без малейшего следа эмоций сказал тот, и Конрад послушно приблизился, скрестив свой клинок с его. Едва это произошло, визави Конрада нанес мощный нижний кварт5 ему в грудь. Однако на этот раз Конрад был действительно готов и, слегка развернувшись, согнул и опустил локоть вооруженной руки вниз, заставив меч оппонента с визгом скользнуть по рикассо6 своего меча. И, не медля ни секунды, провел молниеносный рипост7, распрямив руку и обрушив меч на голову врага.
Вернее, попытался обрушить, натолкнувшись на невесть когда и откуда возникшую крестовину чужого меча. И теперь уже сам отпрыгнул назад, чуть было не получив этой самой крестовиной по зубам.
Яростно оскалившись, противник Конрада коршуном налетел на него, проведя целую серию стремительных ударов, причем орудовал он не только мечом, но и баклером, стремясь побольнее ткнуть им то в лицо, то в ребра. Конрад ушел в глухую защиту, и не помышляя о контратаке. Сейчас его единственной задачей было устоять против этого одушевленного смерча, и Конрад полностью сосредоточился на ее выполнении, даже высунув язык от усердия.
Его руки словно обрели собственную, независимую от головы жизнь, парируя и отклоняя в стороны сыпавшийся на него град ударов, в то время как тело исполняло невероятный танец, изгибаясь подобно змее и уходя с линии атаки. Баклер, вновь став легким и послушным, принимал на себя основную нагрузку, отводя удары и гася выпады. Да и меч перестал быть корявой дубиной, возникая там и тогда, где и когда это было нужно.
Конрад потом так и не смог вспомнить, в какой именно момент он понял, что может выиграть эту схватку. Он просто почувствовал слабое место противника – и, не думая, ударил в него, вложив в этот удар всю свою душу.
Противник сдавленно охнул – и отшатнулся, разрывая дистанцию. Он заметно хромал, подволакивая поврежденную правую ногу, и Конрад немедленно вновь атаковал ее, сделав скрестный шаг и распластавшись в длинном выпаде. Его оппонент, кривя губы от боли, неловко парировал – и внезапно толкнул свой меч вверх, прямо в голову не ожидавшего подобного Конрада. Сталь клинка мерзко заскрежетала по его шлему, и в ту же секунду баклер противника врезался ему поддых, заставив буквально ввинтиться в землю, ловя внезапно исчезнувший воздух широко раскрытым ртом. Острие чужого меча, кольнувшее его шею под стальными пластинами шлема, прикрывавшими ее сзади, Конрад уже не почувствовал, занятый совсем другими заботами.
– Куп де грас8, – удовлетворенно констатировал противник Конрада и, шипя сквозь стиснутые зубы что-то не слишком лицеприятное, захромал прочь, опираясь на меч, как на костыль.
– Впечатляет, – прозвучал над корчащимся Конрадом насмешливый голос его наставника отца Вениамина – тщедушного старичка, в котором никто не признал бы коадъютора, и уж тем более – мастера меча… пока не испытал бы его умения на себе. Услышав его, Конрад внутренне сжался и пожалел, что схватка была всего лишь учебной и он остался жив.
– Впечатляет, – безжалостно повторил отец Вениамин уже без всякой насмешки. – Особенно если ты хотел покончить жизнь самоубийством. Продолжай в том же духе – и твое желание осуществится.
– Но, учитель… – с великим трудом совладав с голосом, а вернее, с его полным отсутствием, чуть слышно просипел Конрад.
– Вставай, – резко оборвав поток его оправданий, бросил наставник. – Боль, как и жизнь, преходяща, лишь наше служение – вечно. Тебя ждет отец Доминик, так что приводи себя в порядок и направляйся к нему – професс терпением не отличается.
Конрад кивнул и, чувствуя себя столетним старцем, принялся подниматься – осторожно и медленно, словно любое резкое движение могло рассыпать его в пыль. И это не было преувеличением. Его ноги ощутимо дрожали и подгибались, голова кружилась, горло сжималось от подкатывающей тошноты, а сердце колотилось так, будто вознамерилось пробить грудную клетку и вырваться на волю. Но Конрад, стиснув зубы, все же поднялся и, пошатываясь, направился в здание школы, не забыв прихватить и свой учебный меч – отец Климент, отвечающий за оружейную комнату, не одобрял разгильдяйство. Как, впрочем, и все иезуиты вместе взятые, от генерала9 Ордена в Риме до последнего новиция10.
– Но вообще-то ты молодец, – уже на выходе с ристалища догнал его возглас Вениамина. – Редко кто из коадъюторов способен продержаться против брата Клеменса хотя бы минуту. Ты не дотянул до этого срока всего ничего, да при этом умудрился выбить Клеменса из строя как минимум на две недели, а может, и того больше. И кто теперь будет вести учебные схватки, хотел бы я знать?
– Спасибо, учитель, – чувствуя, как сваливается с его плеч весьма значительная тяжесть, обернулся Конрад.
– Я ничего тебе не говорил, – вскинув руку, остановил поток его благодарностей наставник. – У меня, видишь ли, нет привычки разговаривать с покойниками. Для этого здесь предостаточно и живых братьев. Так что, если желаешь влиться обратно в их ряды, поработай над защитой и перемещениями – они у тебя несколько… э-э… хромают.
– Спасибо, – повторил Конрад и, окрыленный, чуть ли не в припрыжку возобновил свой путь, почти забыв о своем сегодняшнем поражении.
***
Кабинет професса ордена иезуитов отца Доминика располагался на втором этаже школы, в ее южном крыле. Сдав меч отцу Клименту и переодевшись, Конрад буквально взлетел по лестнице и, пробежав по длинному коридору, почтительно постучался в запертую дверь.
– Входи, – донеслось до него, и Конрад, задержав дыхание, вступил в святая святых школы, куда допускались лишь редкие избранные.
Отец Доминик – высокий сухощавый человек преклонных лет, но далеко не преклонных сил (Конрад не раз видел его на ристалище, где професс более чем умело противостоял натиску брата Клеменса с мечом в руках) – кивнул и произнес звучным, хорошо поставленным голосом:
– Мы с братом Николасом ждали тебя. Вы же, кажется, знакомы?
Только сейчас Конрад заметил в кабинете второго человека, стоявшего возле окна, и его сердце радостно забилось.
– Сэр Фэндом! – не сдержавшись, воскликнул он и тут же виновато покосился на хозяина кабинета. Однако професс, похоже, был не против этого проявления дружеских чувств, с улыбкой наблюдая за происходя-щим.
– Здравствуй, Конрад, – отворачиваясь от окна, сказал Николас Фэндом. Коадъютор. И, кивнув себе за спину, добавил:
– Неплохой botte11, жаль только, что его окончание было столь плачевным для тебя.
Конрад почувствовал, как его щеки заливает краска стыда, и опустил голову, жалея, что пол не может разверзнуться у него под ногами. Но оправдываться, усиливая неловкость, ему не пришлось. Прекратив улыбаться, отец Доминик резко заявил, как будто продолжая недавно прерванный спор:
– Вот видишь! Он еще не готов!
– Шесть лет назад он уже доказал обратное! – не менее резко ответил Фэндом. – Не думаю, что за это время что-то изменилось, или ваши учителя зря едят свой хлеб?
– Но он всего лишь схоластик, прошедший только первую экзаминацию12! – с отчаянием в голосе воскликнул професс.
– Будем считать, что это дело станет для него второй, – безапелляционно отрезал коадъютор, и отец Доминик обречено махнул рукой, смиряясь с поражением.
– И все же я не понимаю твой выбор, – буркнул он, вставая из-за стола и принимаясь нервно ходить по кабинету взад-вперед, словно ему вдруг стало тесно здесь.
– Я не знаю никого, кто еще способен выполнить эту задачу, – смягчив тон, почти увещевающе произнес Фэндом. – Ты же сам сказал, что все коадъюторы сейчас в разъездах по делам Ордена, и вернутся они еще очень нескоро. А порученное мне дело таково, что медлить нельзя ни одного лишнего дня.
– А Клеменс?! – осененный внезапной идеей, крутанулся на каблуках Доминик.
– С братом Клеменсом я бы пошел даже в логово самого сатаны, – со вздохом признался Фэндом. – Он был лучшим коадъютором, какого я знал, но… в том-то и дело, что БЫЛ. Одно дело гонять новициев по ристалищу, и совсем другое – сражаться с реальным противником, где счет идет на мгновения. Клеменс слишком стар для этого, и хотя он пойдет со мной без колебаний и сомнений, я не хочу подставлять его под удар, как жертвенного агнца… К тому же, – на лице коадъютора появилась слабая улыбка, и он с хитрым прищуром посмотрел на Конрада, слушавшего этот разговор с открытым ртом, – вот этот молодец буквально пять минут назад едва не раздробил Клеменсу колено, закрыв этот вопрос раз и навсегда.
– Так это твое окончательное решение? – почти робко спросил професс.
– А ты видишь иной выход? – проницательно взглянул на него коадъютор.
– Нет, – обречено вздохнул отец Доминик и, покачав головой, повторил: – К сожалению, нет.
– Однако мне кажется, мы кое о чем забыли, – Николас Фэндом перевел взгляд на Конрада и подмигнул ему. – Захочет ли сам схоластик сопровождать меня?
– Даже в логово самого сатаны, – ни на секунду не задумавшись, выпалил Конрад, повторив недавние слова самого Фэндома.
– Ну… – протянул коадъютор, и улыбка сползла с его лица подобно ветхому рубищу. – Почти.

2.
Быстро угасающий закат бросал кровавые отблески на все вокруг, превращая эту и без того недружелюбную местность в настоящее преддверие ада. Конрад вспомнил свои слова, столь небрежно брошенные в кабинете професса, и поежился, мысленно прокляв свой не в меру длинный язык.
– Не зевай, – хмуро бросил ему Фэндом, не сводя глаз с верхушки показавшейся за деревьями церкви. – Мы уже рядом.
Конрад, и не думавший расслабляться, молча проглотил несправедливый упрек и лишь кивнул, давая знак, что все понял. Однако промолчал он не из-за обиды, а из-за страха показать свой страх, сводивший его внутренности и ледяной дланью сжимавший сердце. Украдкой вытерев ставшую мокрой и скользкой ладонь о штанину, Конрад коснулся ребристой рукояти нового – боевого! – меча, приятно оттягивавшего его пояс, и задышал чуть свободнее, хотя озноб, колотивший его, и не прекратился. Впрочем, на это Конрад уже не обращал внимания: знал, что когда дойдет до дела, тело начнет слушаться его беспрекословно, и волнение пройдет, словно его и не было. Вот только нужно было дождаться этого самого дела.
– Стой! – негромко, но так, что Конрад немедля натянул поводья, скомандовал Фэндом. Тишина, обрушившаяся на них вслед за этим, была настолько абсолютной, что Конрад услышал не только свое дыхание и храп лошадей, но даже ток крови в своих жилах.
– Что ты чуешь? – посмотрел, наконец, на него коадъютор, и в его взгляде не было и тени насмешки.
– Смерть, – чуть слышно выдохнул Конрад, и его пальцы, оглаживавшие рукоять меча, стиснули ее так, что побелели костяшки.
– Дальше пойдем пешком, – спокойно, словно не услышал ничего необычного, сказал Николас. Конрад послушно спешился. К его удивлению, колени не дрожали, и это заметно ободрило его. Расправив плечи и убрав руку с меча, он посмотрел на коадъютора, ожидая дальнейших приказаний.
– Вперед, – коротко бросил Фэндом и скользнул в густой кустарник, не потревожив ни единой ветки. Конрад пригнулся и последовал за ним, забыв обо всем и отдавшись одной лишь цели – не отстать.
Тропинка, открывшаяся за куртиной, причудливыми извивами бежала через неширокое поле и скрывалась из глаз подле первых домов, угрюмо взиравших на пришельцев пустыми бельмами окон. Сладковатый запах тления, уловленный Конрадом в лесу, здесь, на открытом пространстве, становился почему-то только сильнее, словно даже ветер был не властен над ним, и Конрад, склонив голову, прижался носом к вороту своей куртки, пытаясь хотя бы немного заглушить его.
Первый труп они нашли всего в нескольких шагах от околицы. Черный, раздувшийся на жаре, он был похож на набитое гнилой соломой огородное пугало, выброшенное хозяином. Второй, точно такой же, лежал чуть дальше, неестественно вывернув шею, словно, убегая от чего-то перед смертью, человек слишком сильно оглянулся – да так и остался, навечно заглядывая себе за спину. А еще дальше…
Не выдержав, Конрад перегнулся пополам, пытаясь вывернуть наизнанку собственный желудок. Здесь, похоже, были все жители города. Мужчины, женщины, старики, дети – все они лежали, загромождая улицу, насколько хватало глаз. И смердели. Из живых тут, наверное, остались только мухи, разжиревшие от нежданного пиршества. Их ленивое жужжание было единственным, что нарушало гробовую тишину, царившую в городе, и это было самое страшное, что слышал Конрад в своей жизни.
– Что здесь произошло? – спросил он, когда спазмы, сотрясавшие его, несколько утихли – или просто нечем стало рваться. – Чума?
– Боюсь, что гораздо хуже, – отозвался Фэндом бесцветным голосом, катая желваки на скулах побледневшего лица. Опустившись на корточки у ближайшего трупа, коадъютор внимательно изучил его, не заботясь ни о запахе, ни о мухах.
– Пятен, язв и нарывов нет, – словно читая лекцию в анатомическом театре, заговорил Николас, описывая симптомы. – Глазные яблоки чистые, без сгустков крови, слизистые оболочки нормальные, лимфатические узлы не увеличены…
Оборвав самого себя на полуслове, коадъютор быстро перешел ко второму трупу, к третьему, к четвертому… Закончив осмотр пятого тела, Фэндом повернулся к Конраду и отрицательно покачал головой.
– Это не оспа, не холера и не Черная Смерть. Эти люди умерли не от болезни и не стали жертвами насилия. То, что их убило, произошло почти мгновенно и не оставило никаких следов, кроме выражения страха на их лицах. Страха, заставившего их покинуть дома и бежать прочь, не разбирая дороги.
– Может, venena13? – робко предположил Конрад.
– Нет характерного посинения конечностей, блеклости волос, специфического запаха. Зрачки не расширены, кожа без посторонних высыпаний и каких-либо повреждений… Это точно не яд, – устало вздохнул Фэндом. – Да и какой яд может убить население целого города всего за несколько минут?
Он выразительно обвел взглядом заваленную трупами улицу и снова покачал головой.
– Это не яд, Конрад, как бы мне ни хотелось остановиться на этой версии.
– Хотелось?! – с ужасом едва ли не большим, чем тот, который он испытал при виде мертвого города, уставился на Николаса Конрад, не-осознанно попятившись.
Фэндом слабо улыбнулся.
– Конечно, это неудачное выражение, но другого мне сейчас не подобрать, ты уж прости. Видишь ли, если бы этих несчастных отравили или убили каким-нибудь иным способом, наше с тобой дело ограничилось бы поиском убийцы – человека! Да, люди порой совершают дикие, невообразимые по своей жестокости поступки, но они все же остаются людьми – смертными людьми. А вот создания, порой приходящие сюда из Тени – это уже совсем другой разговор. Ты помнишь баргеста? Тогда ты должен понять, ЧТО я имею в виду.
– Я… понимаю, – судорожно сглотнул Конрад.
– Две недели назад Орден узнал, что в окрестностях Китчина, соседнего городка, объявилась кергерайт14, чей плач всегда предвещает многочисленные смерти. Посланный в Китчин коадъютор застал там такую же картину, как и здесь, но кергерайт там уже не было. Зато неделю назад она появилась здесь, в Болдоке, о чем нам сообщил отец Филипп, державший местный приход. Орден, не медля, отправил сюда меня, но, похоже, я, как и мой предшественник в Китчине, тоже приехал слишком поздно…
– Так Вы хотите убить эту… плакальщицу? – с заметным облегчением спросил заинтригованный Конрад.
– Кергерайт? – уточнил Фэндом. – Разумеется, нет. Как я уже сказал, она лишь предупреждает о близких смертях, но не несет их. Этот тип вейрдов совершенно безобиден, и Орден не охотится на них, а даже использует в своих целях, выявляя с их помощью куда более опасных выходцев из Тени… вроде баргестов и иже с ними. Нет, я не хочу ее убивать. Но я хочу выяснить, ЧЕЙ приход она оплакивала вот уже в двух городах – и сделать все, от меня зависящее, чтобы ОН не пришел в третий. И я это сделаю, чего бы мне это ни стоило, – резко закончил он, словно давая рыцарский обет, и до хруста сжал кулаки.
Пока они говорили, солнце успело окончательно скрыться за дальним леском, и небо начало стремительно наливаться темнотою, проколотой кое-где первыми, еще несмелыми искорками звезд. И едва Фэндом произнес свои последние слова, кладбищенскую тишину мертвого города разорвали жуткие, ни на что не похожие звуки, летевшие, казалось, со всех сторон сразу. В них будто слились воедино крики диких гусей, рыдания брошенного ребенка и волчий вой, проникавшие, казалось, в самое сердце и повергавшие в смертную, неизбывную тоску.
– Кергерайт… – выдохнул, не веря себе, Фэндом, растерянно озираясь по сторонам. – Она еще здесь!
В ту же секунду, словно вопли сверхъестественной плакальщицы послужили сигналом, ближайший к иезуитам труп вздрогнул, слепо шаря руками по земле. И сел, уставившись на застывших столбами людей мутными буркалами незрячих глаз.

3.
– Обожаю свою работу, – сквозь стиснутые зубы процедил Фэндом, медленно отступая. А труп неуверенно, словно крепко выпивший че-ловек, начал подниматься, и за ним, как круги на воде, зашевелились остальные, едва различимые в сгущающемся мраке.
Не помня себя от леденящего ужаса, Конрад выхватил меч и, под-скочив к восставшему мертвецу, одним ударом снес ему голову. Труп покачнулся, но устоял и, вытянув перед собой руки, двинулся на атаковавшего его человека.
– Конрад, назад! – рявкнул коадъютор. – Разве ты не понимаешь? Он УЖЕ мертв, а значит, убить его просто невозможно.
– Так что же делать? – растерянно посмотрел на него Конрад.
– Бежать! – коротко объяснил Фэндом. И тут же воплотил собственный совет в жизнь, устремившись по тропинке обратно к лесу, откуда продолжал лететь тянущийся на одной ноте и не смолкающий ни на секунду вой кергерайт, полный вселенской печали.
– Если я доберусь до этой воющей стервы, я заживо сдеру с нее шкуру… или то, что у нее эту шкуру заменяет, – пробормотал себе под нос коадъютор, распластавшись в стремительном беге. Однако Конрад, не отстававший от него ни на шаг, все же услышал.
– Но… Вы же говорили… что не охотитесь… на кергерайт? – стараясь не сбить дыхания, с расстановкой спросил он.
– Я передумал, – зло отрезал Николас. И внезапно остановился, так что Конрад просто воткнулся ему в спину, не успев затормозить. Однако коадъютор даже не обратил на это внимания, что-то напряженно рассматривая впереди себя.
– Обложили, – выдохнул он и в сердцах плюнул. Выглянув из-за его плеча, Конрад почувствовал, как волосы зашевелились у него на голове, а сердце сжалось в преддверии неотвратимой катастрофы. Сквозь черный полог темноты он разглядел, что на опушке, где их ждали лошади и до которой оставалось не более пятидесяти ярдов – рукой подать! – мерзко кривляются и дергаются какие-то ломаные тени, мало похожие на людей, которыми они были совсем недавно. И их было много. Очень много.
Это была Chorea machabaeorum, Пляска Смерти, имевшая, впрочем, и множество других названий, в зависимости от стран, где ее наблюдали: Dansa de la mort в Испании, Danсe macabre во Франции или Totentanz в Германии. Десятки, сотни мертвецов двигались под ее не слышимую живыми мелодию, извиваясь в неистовых, безумных па на бесчисленных дорогах Европы и предвещая приход своей госпожи. Теперь очередь настала и для Англии.
– Anima Christi, sanctifica me.
Corpus Christi, salva me.
Sanguis Christi, inebria me.
Aqua lateris Christi, lava me.
Passio Christi, conforta me.
O bone Jesu, exaudi me.
Intra tua vulnera absconde me.
Ne permittas me separari a te.
Ab hoste maligno defende me.
In hora mortis meae voca me,
Et jube me venire ad te,
Ut cum Sanctis tuis laudem te
In saecula saeculorum. Amen15,
– забормотал себе под нос Конрад, смиряясь в душе с неизбежным.
– Сейчас еще не время молиться! – шикнул на него Фэндом, полный мрачной решимости дорого продать свою жизнь. – Спина к спине! – скомандовал он, принимая боевую позицию. Конрад послушно прижался своими лопатками к его, однако уверенности это ему не придало.
– Вы же сказали, что их невозможно убить! – наблюдая за приближением такой же процессии со стороны Болдока, сорвавшимся на фальцет голосом прокричал Конрад. – Как же мы их победим?
– Arte et humanitate, labore et scientia16, – угрюмо пошутил Николас, хотя получилось совсем не смешно. Вздохнув, коадъютор пояснил: – Убить их действительно невозможно. Но остановить реально. Мертвецы ведь тоже люди, хоть и бывшие, так что без рук и ног они вряд ли будут способны слишком на многое. А потому забудь о выпадах и руби их суставы, понятно?
– Понятно, – немного приободрившись, ответил Конрад. И, расставив ноги для лучшего упора, поднял перед собой меч, готовый сражаться до последнего врага – или до последнего вдоха.
Первую волну наступающих на них мертвецов иезуиты встретили слаженно и дружно, словно отрепетировали этот парный бой заранее. Мечи свистнули в унисон – и два ходячих трупа превратились в лежачие, конвульсивно дергающиеся в бесполезных попытках встать на несуществующие уже ноги. Фэндом и Конрад, не сговариваясь, отступили на шаг в сторону, освобождая место – и рубанули снова, буквально сметая еще пару.
– Это не битва, – сказал через несколько минут таких маневров Конрад. – Скорее, это напоминает лесоповал. Они же совсем не сопротивляются!
– Им и не нужно, – ответил Фэндом, сбивая с ног очередного про-тивника. – В отличие от нас они не устают. И их более чем достаточно, чтобы взять нас измором.
Конрад мрачно кивнул, признавая справедливость замечания. И деловито отсек протянутую к нему руку покрытого трупными пятнами старика, из раззявленного рта которого высовывался почерневший язык, уже изъеденный личинками. После чего, продолжая начатое движение и лишь немного изменив траекторию, рубанул под колено мертвую женщину, подобравшуюся к нему слишком близко.
– Следи за флангами, – напомнил ему Николас, толкая одного ожившего мертвеца на другого и короткими, экономными взмахами меча обезноживая обоих.
– Хорошо, – виновато отозвался Конрад и, содрогнувшись от омерзения и жалости, пинком отбросил от себя труп девочки лет шести, едва не схвативший его за ногу. И тут же вбил крестовину меча в лицо богато одетого горожанина, попытавшегося подобраться слева. Когда труп рухнул, Конрад брезгливо отрубил ему правую ступню и раздробил левое колено. И отступил еще на шаг, отходя подальше от бестолково машущих в воздухе рук поверженного мертвеца.
– Нам так долго не продержаться! – не забывая теперь крутить головой по сторонам, крикнул он через плечо.
– Долго и не надо! – ответил коадъютор, расправлявшийся с наседавшими на него покойниками с эффективностью бывалого дровосека. – Доберемся до леса – и бегом к лошадям. А там уж они нас нипочем не догонят!
Лишь сейчас Конрад заметил, что они двигаются по полю не про-сто так, а постепенно смещаясь в сторону опушки, до которой оставалось ярдов двадцать, не больше. Судя по всему, Фэндом не только успевал сдерживать напиравших мертвецов, но и исподволь корректировал их с Конрадом отступление, направляя его туда, куда было нужно. К сожалению, эти двадцать ярдов были буквально запружены ходячими трупами, и опушка с равным успехом могла находиться за тысячи фарлонгов17 отсюда, оставаясь столь же недосягаемой.
– Вот же гады! – с отчаяньем выдохнул Конрад и в сердцах нанес такой удар, что практически развалил надвое какого-то йомена, оказавшегося в этот момент у него на пути.
– Не увлекайся! – осадил его коадъютор. – Иначе твои силы кончатся в тот момент, когда они будут больше всего нужны.
Конрад не ответил, занятый сразу с тремя мертвецами, взявшими его в клещи. Увернувшись от простертых рук одного, юноша резко крутанулся, уходя от второго и, используя инерцию этого движения, подсек ногу третьему. Быстро развернувшись, он возвратным ударом вонзил меч в подмышку первого и опрокинул его на второго. И сейчас же рассек бедро четвертому, появившемуся невесть откуда.
– Нас… этому… не обучали, – в промежутке между ударами пожаловался Конрад, и тыльной стороной ладони смахнул со лба льющийся в глаза пот.
– Считай это полевой практикой, – криво усмехнулся Фэндом, сам занятый по меньшей мере пятью мертвецами, кружащими вокруг него подобно акулам.
Конрад оглянулся на такой близкий и одновременно такой бесконечно далекий лес. «Пятнадцать ярдов», – прикинул он на глазок и подрубил колени еще двум мертвецам, приблизившись к спасительной опушке еще на шаг. От запаха окружавшей его со всех сторон разлагающейся плоти у него уже кружилась голова, но Конрад был благодарен хотя бы за то, что в тусклом свете звезд он не видит истинного обличья своих противников, а различает – да и то с трудом – лишь их смутные силуэты. Иначе – Конрад был уверен в этом – его разум давно бы уже не выдержал и погас, оставив его один-на-один с подступающим безумием.
«Десять ярдов», – определил он через пару минут, свалив нового, неизвестно какого уже по счету, нападающего. Заметив движение справа и чуть позади себя, Конрад всем телом развернулся туда – и отсек обе руки трупу, едва не повисшему на плечах замешкавшегося Фэндома.
«Пять ярдов».
Если бы не десяток мертвецов, и не думавших уходить с их дороги, иезуиты были бы уже спасены. Однако им приходилось сдерживать нетерпение, могущее стать для них роковым, и продолжать бой размеренно и внимательно, как на учебном ристалище.
Три ярда.
«Пробились», – с непередаваемым облегчением подумал Конрад, расчленив последнего из врагов, стоявших между ним и столь вожделенной опушкой. И в этот миг, когда до спасения оставалось лишь несколько шагов, страшный гул обрушился на поляну с небес, заставив людей – живых людей – присесть от неожиданности. Мгла покрыла все вокруг, погасив последний свет, и тугой вихрь пронесся по верхушкам деревьев, ломая их с оглушительным треском и свистя в бичующих тьму ветвях. Эта разрушительная буря, возникшая из пустоты, расшвыряла уцелевших ходячих мертвецов как ворох прелой листвы, и на поляну опустилась огромная кавалькада скелетов в ржавых, пробитых латах, оседлавших конские костяки. В ее главе на статном, белом как молоко коне, извергающем из ноздрей и рта пламя, скакал укутанный в развевающийся на ветру черный плащ всадник, чье лицо скрывала шляпа с широкими полями. А впереди этой компании с громким лаем мчались белые собаки с красными ушами – Кон Аннон, псы из преисподней18.
– Дикая Охота, – помертвевшими вдруг губами еле слышно прошептал коадъютор и обреченно опустил меч. – Вот теперь, – добавил он, посмотрев на Конрада, – молитва будет очень даже кстати.
И печально улыбнулся, словно прощаясь с ним.

4.
– Сэр Фэндом! – чуть не плача, воззвал к нему Конрад. – Что с Вами? Мы же столько уже прошли, а Вы решили сдаться?
– С Дикой Охотой нам не справиться, – почти равнодушно пожал плечами Николас. – Это не восставшие из мертвых горожане, они – души проклятых самим Господом, и лишь Он в силах – и в праве – остановить их.
– Не только, – заставив Конрада подскочить на месте, раздался вдруг чей-то голос у него за спиной. Забыв дышать, юноша оглянулся – и замер, натолкнувшись на пристальный, с насмешливым