Рукавицы

    В середине ноября 1918 года в Сибири стояли трескучие морозы. Температура перевалила уже за минус тридцать и не думала повышаться. Снег плотно укутал село Черноярка. Крыши домов и дворы были белыми от снега. Людей на улице было не видно и лишь только натоптанные тропинки и дым из труб показывали, что село живёт. Где-то шла гражданская война.

***
   Что творилось за границами села, крестьяне точно не знали. Слышали, что в феврале 1917 года прошла Февральская революция, а за ней Октябрьская. Царя ныне нет, а власть теперь принадлежит трудовому народу и управление на местах должно осуществляться через какие-то Советы. Никаких Советов в селе не было, а власть представлял один комиссар, присланный из города. Он установил на избе, в которой остановился, красный флаг и вместо старосты решал все возникающие в селе вопросы. Комиссар часто вел с мужиками беседы, рассказывал о роли трудового крестьянства в новой стране, призывал уже сейчас брать землю и возделывать её сообща. Но мужики пока не понимали, как можно сделать землю общей, и как можно было создать общее хозяйство. Идеи большевизма пока не находили поддержки в среде черноярских крестьян.

   Мужики осторожно относились к новой власти, справедливо решив, что, дескать, пускай там, в России, сначала разберутся, что с землей делать, а потом и тут, в Сибири, можно будет подумать. Посевная прошла как обычно, и каждая семья убирала свой урожай. Крестьяне эту выжидательную позицию считали правильной. Вот, тот же комиссар. Сам говорит о необходимости организованности, но протестует против самовольной порубки леса, а дрова в Сибири жизненно необходимы. Мужики нутром понимали - что-то у новой власти не ладится и всё, возможно, переменится. Наступил продовольственный кризис. Власть объявила монополию на продажу хлеба, но не сумела осуществить это решение. Крестьяне отказались сдавать зерно по твердым ценам. И никакие продовольственные отряды и учетно-сдаточные комиссии не могли заставить крестьянина делать то, что противоречило его экономическим интересам.

   Не сдавал свое зерно и Максим Федорович. Он не для того перебрался в Сибирь со своей семьей и семьями двух братьев, чтобы раздавать хлеб почти даром. Тем более, это зерно шло на нужды семьи и новую посевную. Переезд в Сибирь был вынужденным. В селе Греково Вятской губернии земли не хватало, да и была она малоплодородная. В том селе земля числилась общинной, принадлежала общине-селу и распределялась семьям по количеству мужиков и мальчиков в семье. Постоянная нехватка хлеба привела к решению переезда в Сибирь, где земли было достаточно. Только работай!

   На новое место жительства ехал Максим с братьями на своих подводах, своим ходом. Добрались до села Черноярка. Здесь и построили дом, затем еще два. Постепенно жизнь наладилась. Стала она понятной, спокойной, а теперь вот неразбериха началась. Получилась гражданская война.

   В сентябре 1918 из села уехал комиссар. Шли слухи, что Колчак вместе с англичанами прибыл в Омск и провозгласил себя верховным правителем России, установив диктатуру буржуазно-помещичьей контрреволюции. Политика Колчака проводилась под лозунгом "единой и неделимой России". Эта новость на жизни сельчан никак не отразилась. Это сначала, а потом…. Война докатилась и до крестьян.

   В середине ноября пришли колчаковцы. Как саранча налетели они на село, забивая подводами все дворы и улицы. Они выгребли фураж, скармливали его своим лошадям и увозили из села сено, резали скот. Колчаковцы заставляли женщин беспрерывно варить и стряпать, забирали себе продукты, сожгли три дома. Одновременно с этим солдаты Колчака, похожие скорее на бандитов, искали приверженцев и сочувствующих советам. Кого считали виновным, они пороли или расстреливали. Как-то утром в дом Максима Федоровича вошли двое солдат Верховного правителя в помятых, заиндевелых шинелях.

-Максим Дербенев ты будешь?
-Я.
-Сочувствуешь красным? Или партизанам помогаешь?
-Нет, я не понимаю, о чём вы!
-Не ври нам! Мы правду завсегда распознаем! Будешь ответ держать!

Осмотрев дом, колчаковцы вывели Максима Федоровича на улицу и куда-то повели. Закрыли его в сарае, возле избы, где находился временный штаб. Там дожидались своей участи ещё несколько селян. Никто не разговаривал, все и так понимали, что происходит. Найдут вину перед белой властью и в расход. Никакой вины Максим за собой не чувствовал. Сам он в военных действиях участия не принимал. Служил, правда, брат Иван, но было это в Мировую войну, и воевал он за Отечество. Не считал себя Максим виноватым перед властью Колчака, но неизвестно, до чего додумаются вооруженные люди, и как судьба повернется. Спустя какое-то время, вызвали Максима Федоровича.

   После холодного сарая в лицо Максиму Федоровичу бросился жар натопленной избы. Сразу стало потливо и жарко. Максим снял шапку, рукавицы и положил их на скамью, однако сам присесть не отважился. Стоял, переминаясь с ноги на ногу. В избе находились офицер и два солдата. Они не обращали на вошедшего человека никакого внимания. Офицер что-то писал. Наконец, он поднял голову, тяжелым взглядом посмотрел на Максима Федоровича, от чего душа ушла в пятки, и сказал:

-Свободен.

Максим Федорович поклонился нелепо, впопыхах схватил шапку и выскочил за дверь. «Правильно разобрались», - подумал Максим, «нет на мне вины». Окрыленный радостным чувством, приговоренный на жизнь человек заспешил домой. На половине пути Максим Федорович спохватился: «Ба! Да я рукавицы в избе оставил!» Хорошие рукавицы, меховые. Новые. Брат Иван сам сшил и подарил к этой зиме. «Жалко рукавицы, придется за ними возвращаться» - Подумал Максим и заспешил назад в штаб.
   
   В избе разбирали очередного мужика.

- Чего тебе? - зло вскинулся на вошедшего Максима солдат.
- Рукавицы я забыл. Забрать хочу.
- Нет здесь никаких рукавиц! Пошёл вон!
- Но как же… - посмотрел Максим на говорившего человека и тут же осёкся. У него из-за пояса торчали рукавицы. Именно те, за которыми пришел Максим Федорович. – Вот же они!
- Ты на кого голос поднимаешь?! – солдат быстро подошел к Максиму, схватил его за рукав и толкнул в проем двери. – Пошёл!

Максим Федорович вышел во двор, за ним обидчик его. Выхватил шашку солдат да рубанул с размаха Максима. Вскрикнул Максим Федорович, ухватился рукой за основание головы, сзади, чуть сбоку,  пошатался и упал на снег. Обидой встали перед глазами злополучные рукавицы. Убийца стоял и смотрел, как напитывается снег теплой, красной кровью.

    Несправедливая смерть вплотную подходила к Максиму Федоровичу, заглядывала в глаза черной бездной, сжимала в ледяных объятиях. Сколько еще будет таких убийств! Одному Богу известно. Но отвечая на бесчинства колчаковцев, поднимется народ, развернет мощное партизанское движение, изгоняя их из Сибири.

   Все это будет потом. А сейчас, лёжа на снегу, от потери крови медленно умирал человек, зарубленный колчаковской шашкой. Максим Федорович Дербенев.