Болеро

Едва открыв дверь квартиры, Юля услышала знакомую музыку. «Болеро» Равеля. Она уже давно ненавидела его лютой ненавистью.

Юля со злостью швырнула ключи и сумку на тумбочку. Одно и то же каждый день почти три месяца! Даже не заходя в комнату можно было с уверенностью сказать, что Димка снова неподвижно сидит, уставившись на картину. Ее Юля ненавидела так же, как «Болеро».

А еще Юля чувствовала, что скоро начнет ненавидеть и Димку. Жена — хорошо, не жена, подруга — вернулась с работы, а он не может хотя бы на минутку оторваться от созерцания идиотской мазни. Занят он, медитирует, видите ли!

Девушка оперлась о стену и стала неторопливо расстегивать босоножки. Может, пришло время опять закатить скандал и высказать сердечному другу все, что она думает о его поведении? Но это раньше Димка ужасно расстраивался и просил прощения, даже когда не был виноват. Теперь он лишь молча выслушивал все обидные слова, отстраненно глядя куда-то в сторону, кивал, вновь усаживался в развернутое к стене с картиной кресло и надевал наушники, в которых ритмично билось «Болеро». Так он мог сидеть часами, пока прямо тут же не засыпал.

На кухне было душно. Юля распахнула окно и, поставив в раковину чайник, открыла кран, но даже сквозь уличный шум и фырчанье льющейся воды навязчиво пробивались звуки «Болеро». На прошлой неделе Димка купил через Интернет старый проигрыватель и черную поцарапанную пластинку с бумажной наклейкой. Стоило это не очень дорого, но в тот день Юле пришлось услышать много неприятного от клиента, не получившего вовремя заказанный Димке сайт. Озверев, она наорала на безучастного возлюбленного и уехала на выходные к подруге на дачу. Сейчас ей казалось, что Димка не заметил ее отсутствия. Интересно, он хоть вспомнил, что надо поесть?

Подруга Иринка открытым текстом советовала обратиться к психиатру, но Юле было страшно представить, как она будет объясняться с Димкиными родителями: «Знаете, ваш сын свихнулся. Не ест, не моется, не разговаривает, со мной не трахается, только все пялится на картину — помните, он из Москвы привез? — и Равеля слушает». Они и так считают, что Юля Димке не пара, а после такого просто скажут: «Довела мальчика, стерва!», возьмут его в охапку и увезут к себе. А Димка, если родители прихватят с собой мазню и патефон, возражать не будет. Какая ему теперь разница, где медитировать. Зачем, ну зачем он притащил в дом эту дрянь? 

Впрочем, справедливости ради надо отметить, что сначала картина девушке тоже нравилась. Квадрат примерно сорок пять на сорок пять в узкой гладкой деревянной раме, приглушенные краплак, охра и ультрамарин с прочерками белил и сажи, размытые то ли спирали, то ли концентрические круги, пронизанные плавно изогнутыми линиями — короче, приятная абстракция, напоминавшая Юле примеры оптических иллюзий из «Занимательной физики» Перельмана. Димка с забавной таинственностью рассказывал, как продавший ему картину художник с Арбата уверял, что это якобы очень хорошая копия с полотна XVI века, привезенного его предками из-за границы, и что с оригиналом, по семейным преданиям, была связана какая-то мутная история о загадочном исчезновении. Юля, втихомолку посмеиваясь, делала вид, что верит, за что впоследствии себя ругала.

Абстракция мирно провисела полгода, став обыденной частью интерьера и не привлекая особого внимания, пока однажды Димка не предпринял очередную попытку приобщить Юлю к шедеврам классической музыки. Тогда она впервые услышала «Болеро», сочла его на редкость нудным и с трудом дослушала только чтобы не огорчать любимого. Но вопреки обыкновению Димка не стал подробно объяснять, в чем именно заключается красота произведения. «Знаешь, какая странная штука... — задумчиво сказал он, глядя мимо Юли на стену. — Мне тут померещилось, что картина... там что-то двигалось».

«С этого все началось, — подумала Юля, — с этого самого момента. Эта проклятая картина и эта проклятая музыка встретились и свели Димку с ума. Не знаю как, но свели. А он сводит с ума меня. Я уже в собственном доме боюсь заходить в собственную комнату, потому что они там вместе — Димка, картина и "Болеро", а я лишняя. Интересно, если я закричу, он услышит?»

— Я так больше не могу, — сказала она вслух и неожиданно поняла, что на кухне темно. Она даже не заметила, насколько долго просидела неподвижно на жесткой табуретке.

Мгновенный испуг тут же сменился злостью. Юля вскочила, бросилась в комнату и крикнула с порога:

— Ну, все! Хватит! Вырубай свою шарманку, слышишь?! Вырубай, а то я разнесу ее на фиг! Ты понял?!

Что-то не так было с наполнявшей темноту комнаты музыкой и с самой комнатой было что-то не так.

Юля ударила по выключателю. Яркий свет резанул по глазам, она заморгала, сгоняя навернувшиеся слезы, и не сразу поняла, почему привычная обстановка вдруг стала казаться чужой и опасной.

Димки в кресле не было.

Ступая осторожно, как будто боясь провалиться сквозь пол, Юля подошла ближе и потрогала пустое кресло. Промятая обивка словно сохранила очертания тела.

— Дима... — шепотом позвала Юля и огляделась. — Ты где?.. Димочка... мне страшно...

На столике рядом с креслом проигрыватель старательно крутил пластинку. После каждых трех-четырех оборотов игла цепляла невидимую щербинку, звукосниматель с тихим щелчком подпрыгивал, возвращался немного назад и все повторялось: клочок мелодии — и щелчок, клочок — щелчок, клочок — щелчок...

Юле почудилось какое-то движение совсем рядом, она резко повернулась и прямо перед собой увидела картину. Маленькое полотно неузнаваемо изменилось — тусклые краски засияли насыщенным цветом, круги медленно вращались, искрясь и пульсируя в четком ритме «Болеро», и в самом центре, там, где сходились мерцающие ленты, сверкала невыносимой чернотой... точка? Или, может быть, дыра...

От этого кружения и мерцания у Юли закружилась голова и тошнота подступила к горлу. С трудом заставив себя отвести взгляд, она отступила и, пошатнувшись, зацепилась за угол столика, едва не повалив его. Игла проигрывателя дернулась, царапнула с противным взвизгом пластинку и музыка оборвалась.

Некоторое время Юля, крепко зажмурившись и заткнув уши, сидела на полу. Потом на четвереньках, старательно не глядя на картину, выползла из комнаты и сделала то, что всегда делала в непонятных ситуациях: позвонила Иринке.

— Чего тебе? — недовольно спросила подруга. — Я тут «Звездные врата» смотрю...

— Димка исчез.

— Как это — исчез? Ушел, что ли?

— Нет. Просто исчез.

— Не поняла. Давай-ка подробнее.

Юля открыла было рот и тут же осознала, что вряд ли сумеет объяснить, почему она точно знает, что с Димкой случилась беда. И еще она знала — Иринка ей не поверит. Слишком уж ее подруга материалистка для этого.

— Ладно, не переживай ты так, — по-своему поняла ее молчание Иринка. — Никуда твой оболтус не денется. Прогуляется и вернется.

— Ага, — сказала Юля. — Вернется.

— Конечно, вернется. А ты ложись спать и ни о чем таком не думай. Все, заканчиваем, тут сейчас самое интересное будет.

— Ага, — снова сказала Юля и, не прощаясь, нажала кнопку.

Тишина дергала нервы сильнее, чем осточертевшее «Болеро». Возвращаться назад, к картине, было страшно. Трястись на коврике в прихожей — противно.

Юля заставила себя подняться. Прошаркала на кухню. Вытащила из-под сложенных в шкафчике посудных полотенец пачку сигарет. Прикурила дрожащими руками и, присев на подоконник, стала размышлять, стараясь не разреветься, куда же мог деться Димка. Получалась полная ерунда. Входная дверь видна из кухни и, как бы глубоко Юля не задумалась, не заметить Димку она не могла. Балконную же дверь она собственноручно изуродовала, прибив к косяку полудюжиной десятисантиметровых гвоздей, как раз на случай, если Димке захочется полетать с двенадцатого этажа. Открыть ее без инструментов и шума было очень сомнительно.

Вывод: уйти незаметно Димка не мог.

Факт: в доме его нет.

Когда-то Димка иронично заметил, что Юле поверить в сверхъестественное так же трудно, как средневековой монашке в межзвездные путешествия. Но если двери надежно закрыты изнутри, а тайных ходов в современных многоэтажках не предусмотрено, то возможно — каким бы бредом это не казалось — что человек исчез потому, что прошел сквозь стену.

Или что его затянуло в картину, которую оживила музыка.

Юлю затрясло еще сильнее. Перед глазами почему-то возник лес, засыпанный снегом, тянущий тощие голые стволы к тусклому серому небу... и Димка, испуганно озирающийся, замерзший... и неясная тень, мелькнувшая за черным кустарником... Дима, обернись! Ди-има!

Она пришла в себя от собственного крика. По лицу текли слезы, сердце ломало ребра, их осколки застревали в легких, мешая дышать, и невыносимо хотелось бежать прочь из чужого и жуткого места, в которое превратился их с Димкой дом.

— Вот скотина поганая... ненавижу... — шепотом пробормотала Юля сама не зная о ком и, в последний раз всхлипнув, вытерла лицо ладонью. — Ну на фига же мне...

Ей никто не ответил.

Юля глубоко вздохнула и встала. Ей было нехорошо, но это уже не имело никакого значения. Она и так потеряла много времени, а надо собираться: найти дорожную сумку, запихнуть в нее Димкины теплые вещи и какую-нибудь еду, написать эсэмэску Иринке, одеться самой...

... а потом опустить иглу старого проигрывателя на щербатую пластинку, сесть в кресло напротив тусклой картины и ждать, слушая треклятое «Болеро».

Подписывайтесь на нас в соцсетях:
  • 6
    4
    161

Комментарии

Для того, чтобы оставлять комментарии, необходимо авторизоваться или зарегистрироваться в системе.