Танго в дни Ньепи

1.

На третьем месяце беременности я прекратила серфить. Теперь, пока мой муж выгребал на доске в океан, мы с нашим трехлетним сыном Ярославом возились в песке, или бродили по пляжу, смотря, как веером расходятся волны под голубым небом, или уходили в конец пляжа, к белым скалам, увитым зеленью, где можно было плескаться на мелководье.

Больше всего мы любили Баланган. Грубо сколоченные варунги (индонезийское название кафе — прим. автора) под соломенными крышами на сваях стояли здесь прямо у океана. И в прибой пенный поток бурлил всего в полутора метрах под ногами в прорехах дощатого пола. Мы с сыном пили горячий чёрный чай с лимоном из стеклянных пивных кружек, ощущая, как сотрясаются сваи, и смотрели, как в океане перед нами встают серебряные стены воды... И чёрные, в лучах солнца фигурки сёрферов, так же стремительно и яростно, как они растут, гребут на них... И вот уже летят-летят по волнам стремительными зигзагами вбок.

Вначале я всё злилась на мужа, потому что у меня только-только начало получаться ловить волны. И именно в этот момент я оказалась беременной.

Когда мы только прилетели на Бали полгода назад, я была уверена, что мгновенно научусь серфить, как главный герой в фильме на «Гребне Волны». Ведь я сноубордистка, прыгаю с трамплинов, катаюсь в больших горах. Я была так уверена в себе, что мы сняли дом не рядом с Кутой, где безопасно и песчаное дно, а в районе Букита, где только рифовые споты (места для катания — прим. автора), опасные тем, что, если волна потащит тебя по дну, то это будет не песок, а камень. И вот я, крутая сноубордистка в горах, здесь, на океане, оказалась полным нулем. Я тормозила разгребаться, потому что боялась этих огромных волн, а пытаясь встать на доску, кубарем летела в воду. Но я была очень упорной в своём упрямстве. Пять месяцев я боролась с океаном. Пять месяцев пыталась доказать себе, что я такая же сильная, как мой муж и все эти мужчины-серферы вокруг меня. Но океан снова и снова скидывал меня с доски, переворачивал вверх тормашками, закручивал и стирал в своих волнах. Я гребла два-три часа и выходила ни с чем, а мой муж ловил за это время не одну волну. Я злилась на то, что у него получается лучше, и устраивала ему истерики. И только месяц назад у меня начало получаться. Вначале наш друг на маленьких волнах показал, как правильно разгребаться на волны. Затем из Доминиканы приехал основатель тамошней сёрф-школы Феликс, и рассказал, что тренировать заскоки нужно каждый день на берегу, чтобы тело запомнило их на уровне мышечной памяти. Я стала тренироваться на суше и, наконец, стала запрыгивать на сёрф и на волне. Но прошёл всего месяц, и я узнала, что беременна. И вот теперь мой муж там, в океане, ловит волны, а я вынуждена сидеть здесь, на берегу, с сыном. Всего две недели назад эта мысль бесила меня ужасно. Но плод нашей любви рос в моём животе, и вместе с ним что-то новое укреплялось и росло внутри меня.

....

Всегда больше мальчик, чем девушка, я теперь стала ходить на массажи и стрижки, красила ногти тёмно розовым лаком, а ещё я всё время хотела своего мужа.

Мы тогда как раз сняли у испанцев наш новый дом. Раздвижные окна-двери от пола до потолка, барная стойка кухни, пятнадцать соток цветущего бело-розового сада, бассейн, и пёс Чико, который понимал только по-испански. А на втором этаже под двускатной соломенной крышей кровать с балдахином.

Мы с Яриком могли купаться в нашем собственном бассейне целыми часами. И плавая, я думала о своём муже, который наверху в спальне работает за компьютером. О том, как он пахнет солью после серфинга. Тогда я выходила из бассейна, ставила сыну мультики, заваривала чай с мятой и лимоном в высоких стаканах и шла наверх...

А по ночам мы плавали в бассейне обнажёнными, глядя в тысячи ярких звёзд в чёрном космосе над нами. И засыпали, слушая, как мерно и глухо бьёт о берег огромный таран Индийского океана.

 

 

 

2

Шесть месяцев я плавала и бродила вдоль океана, глядя, как серфят другие. А на седьмом месяце беременности пошла учиться аргентинскому танго. Дорога до casa de tango в Семиньяке, где проходили занятия, занимала больше часа.

Я выезжала на нашей арендованной Аванзе с механической коробкой передач из чёрных ворот нашего рая, по сельской бугристой дороге мимо зелёных лужаек, на которых паслись балийские sampi (коровки — перевод с индонезийского — прим. автора), маленькие, с большими глазками, больше похожие на антилоп; мимо пальм и раскидистых бананов, мимо роющих землю куриц, и множества прилегающих дорожек, с которых в любой момент мог, не тормозя и не смотря, куда едет, выскочить беспечный балийский водитель. Затем оказывалась на главном шоссе. С двух сторон мелькали магазинчики, супермаркеты, салоны связи, массажные салоны, дома и сидящие на корточках в бело-черных саронгах смуглые мужчины-балийцы с сигаретами. Сотни бибикающих мотороллеров и машин, зной, шум, пыль... Но вот, наконец, я в Семиньяке.

Красивую дверь Casa de Tango открывала улыбчивая балийка, провожала через холл с огромной сияющей люстрой. Потом внутренний дворик с бело-чёрной плиткой, воркованием гекконов и тихим журчанием таинственно мерцающего голубым бассейна. Я шла к танцевальному классу и уже слышала голос нашей учительницы, отсчитывающей шаги: one, two, и музыку. 

Стефани — высокая, худощавая немка с короткой стрижкой лет сорока пяти — учила методично и спокойно. В начальной группе занимались, в основном, женщины, и Стефани всегда брала на себя мужскую роль. И через пару месяцев, выучив основные движения, я начала мечтать о милонге. Я представляла себе зал, полный мужчин. Как меня приглашают. И я, в платье с обнажённой спиной, танцую красиво и страстно, как все эти женщины на многочисленных картинах вокруг. 

 

3

Настал март 2010 года и моей дочке в животе (я была уверена, что это дочка) пошёл девятый месяц. А по балийскому летоисчислению завтра должен был наступить новый 1937 год.

Утром на Паданг-Паданге, спустившись по вырубленной в скале, тёмной, пахнущей океаном, благовониями и рисом из обрядовых подношений, лестнице, мы обнаружили на пляже целую толпу балийцев в разноцветных саронгах, белых рубашках, с обрядовыми золотыми зонтиками, гирляндами из пальмовых листьев, божествами на носилках и всё это под невообразимый, мелодичный шум гамелана — балийского оркестра из ударных.

А на обратном пути, поднявшись по лестнице на скалу, впервые увидели петушиные бои. Внутри круга из разгорячённых мужчин ковыляли по кругу уже уставшие, но ещё не нанёсшие друг-другу смертельных ударов петушки, нервно вздыбив перья, с привязанными к лапам лезвиями. И их хозяева, обнаженные по пояс, потные, с сигаретами во ртах, с расфокусированными глазами, ерошили им перья на шеях, выпрямляли хвосты и схватив в охапку, бросали друг на друга. 

А на дорогах уже всюду были выставлены огромные, сделанные из папье, монстры Ого-Ого, для вечернего парада. Особенно нам запомнилась пяти метров высоты трёхгрудая демонша с клыками, утаскивающая младенца, и хвостатый зелёный серфер, на мотороллере с доской и огромной бутылкой пива «Бинтанг».

И вот мы вернулись домой после парада, и я уже думала, что всё, больше мы никуда не поедем до послезавтра... Ведь завтра выходить на улицы и даже зажигать свет — запрещено. И в этом, наверно, прелесть Ньепи — что придётся выключить хотя бы на один день в году своё постоянное движение и немного успокоиться, подумать про себя, пойти к себе. Я заварила нам чай с мятой и лимоном, и присела перед ноутбуком... и вдруг увидела в почте приглашение из Casa de tango: «...Провести два дня Балийского Нового года на вилле. Три дня и две ночи, завтраки, обеды, ужины, два урока танго по два часа и милонга — всего за 100 долларов».

 

Часть Вторая

1... Мне отвели номер рядом с танцевальной залой. Элегантная комната с огромной белой кроватью под золотым парчовым покрывалом и грудой красно-чёрных подушек. И ванная с чёрно-белой плиткой размерами со спальню и золочёнными зеркалами от пола до потолка.

А перед номером свой столик с видом на мерцающий бассейн. Я завтракаю после душа за этим столиком, пью kope bali, медленно ем папайю, ананас и маленькие местные бананы с фруктовой тарелки под воркование голубей, предвкушая купание в бассейне, и тут замечаю, что на картине, что висит на стене рядом с моим номером, где светловолосая женщина склонена в танго к плечу черноволосого мужчины, подпись Стефани. Значит, все эти картины на вилле — Стефани? Какая талантливая, многогранная женщина.

 

2

Вечером в том самом холле с огромной хрустальной люстрой, который я столько раз пробегала, торопясь на урок, все приехавшие собрались на ужин за огромным белым овальным столом. Я очень люблю эти моменты знакомства, когда людей можно не спеша рассматривать, чувствовать, ощущать стоящий за ними целый мир — это как путешествие в страну, где ты ещё не был. Слева от меня — за запотевшими бокалами пива — очень интересная пара. Ему лет сорок пять, и он похож на Дункана Маклауда, только-только потерявшего бессмертие. Длинные волосы, забранные в хвост, начали седеть. Мягкие, чуть разлапистые движения, зоркий взгляд. Судя по веснушкам, австралиец.... А его жена — эффектная, сексуальная азиатка с кошачье гибкой фигурой, макияж очень умелый. Породистая женщина. И экспрессивная! Впервые в жизни я встречала такую экспрессивную азиатку. Насколько её муж был немногословен, настолько Линда каждую секунду что-то говорила, восклицала, хохотала, роняла вилку. Она с острова Тайвань — тайванка. Линда и Мишель десять лет назад познакомились на Бали, а год назад решили здесь поселиться. Танго учат онлайн на своей вилле в Балиане.

Пару справа от меня — помоложе. Она, китаянка, с белой молочной кожей и густыми, прямыми длинными дегтярными волосами. На одной руке ногти очень коротко подстрижены, на другой — длинные, с маникюром. Я спросила, почему так. Оказалось, что музыкантка, играет на традиционной китайской флейте. Её мужчина — красивый азиат. Копна чёрных вьющихся волос, узенькие модные очки, интеллигентная бесстрастность... Но вот Стефани спрашивает его о чём-то, он начинает хохотать, во рту обнажается отсутствующий зуб и Лангтон сразу становится пиратом. Пират с индонезийского острова Сулавеси, фотограф. Они с Шейко опытные тангерос, уже три с половиной года танцуют танго.

А рядом со Стефани сидит молодая балийская пара, друзья её дочери, совсем ещё дети. Но он один из старичков танго у Стефани, танцует уже пять лет.

Стефани пригубливает вино и рассказывает, как начала заниматься танго. С мужем-балийцем, теперь уже бывшим, они познакомились в университете. В дни её молодости Советский союз спонсировал обучение иностранцев из развивающихся стран в университетах Восточной Германии. Так она приехала жить на Бали. С детства занималась большим теннисом, но двенадцать лет назад сломала руку. Так как без спорта жить не может, начала искать замену. И тут они с дочкой поехали в Австралию, где у неё был выбор — пойти на йогу или на аргентинское танго. Но учитель йоги заболел... выбора не осталось. Учитель так интересно рассказывал про танго, так вёл, что она влюбилась в этот танец. На Бали ничего такого тогда и в помине не было. И она начала посещать мастер-классы на соседней Яве, затем приглашать известных тангольерос на Бали. Но ещё боялась отдать танго всю свою жизнь, для заработка построила ресторан в Куте, только доделала в нём ремонт, как грянули знаменитые взрывы на Бали в 2002 году. Её новенький ресторан разлетелся с оглушительным грохотом, и снова выбора у неё не осталось... Она переделала свой семейный дом под виллу casa de tango и открыла школу...

...Я пришла на милонгу первой. Со стола уже успели всё убрать и теперь здесь стояли только несколько бутылок вина с бокалами и горели свечи в подсвечниках. Я прошлась несколько раз от стола до двери во внутренний дворик. Прислонилась к прохладному окну. Моя первая милонга. Сердце стучало, щёки горели. Я так об этом мечтала! А сейчас — волновалась. Очень волновалась. И платья с обнажённой спиной на мне нет. С моим-то животом, ну да ладно, да, я беременная и это прекрасно... В этот момент в зал вошла Стефани — в шёлковых чёрных шароварах до колен с разрезами на бедрах и свободной красной блузе с узким вырезом, — улыбнулась, заговорила со мной своим скрипучим, монотонным голосом с немецким акцентом и мне стало спокойнее... Можно мне бокал вина? Да вот этого, красного, австралийского шираза. Я беру бокал, сажусь в плетённое кресло из белого ротонга, делаю медленный глоток вина и глубоко вздыхаю. Успокаивайся — говорю себе — у тебя всё получится. И тут же чувствую движение ножки в животе. Ты тоже хочешь танцевать? — изнутри на миг к моему боку прислоняется крошечная пяточка.

Тут сверху из номера на втором этаже спускаются Мишель и Линда. В чёрном, с блёстками, облегающем платье, на каблуках, она выглядит обворожительно. Ну вот — хотя бы она в платье с обнажённой спиной — думаю я и отпиваю ещё глоток вина.

Метью, балиец, является на милонгу в футболке, зато в профессиональных танцевальных туфлях. Жена его осталась в номере. Балийские женщины вообще предпочитают не выходить на публику беременными — считается, что злобные духи могут навредить ребёнку. А тем более накануне Ньепи.

Позже всех являются Лангтон и Шейко. Он — в элегантных белейших брюках и голубой рубашке. Шейко в светло бежевом платье, в распущенных смоляных волосах — цветок франжипани.

Первыми танцевать идут Лангон и Шейко. Наверно, танцевать так могут только азиаты. Предельные минимализм движений, естественность и страсть. 

Мы с Линдой наблюдаем за ними с диванчика. Её миндалевидные глаза расширены, плечи повернуты к зале, ноги танцуют. Она смотрит на мужа глубоким взглядом, и он приглашает её. Танец доставляет Линде неимоверное удовольствие и, хотя она знает пока мало движений, но делает их красиво и гибко. Она танцует гораздо лучше мужа, который из-за своего высокого роста, немного сутулится и косолапит.

Ко мне подходит Метью. У него оказывается мягкая и, на мой взгляд, неуловимая манера вести и я сбиваюсь и путаюсь. Затем меня приглашает на танец муж Линды. Как и я, он танцует плохо, поэтому у нас все получается. Весь наш танец состоит из трёх па. Затем три танца я танцую со Стефани.

Вполне довольная собой, решаю идти спать. Говорю всем спокойной ночи, иду прощаться к Лангтону. Он же встает, с улыбкой склоняя голову, и приглашает меня на танец...

Моя рука замирает в его, мы слушаем музыку, я пытаюсь сделать шаг, но он возвращает меня на место, смотрит мне в глаза и прислоняет руку к своей груди. И я понимаю, что он хочет сказать. Не торопись, слушай. Я застываю, слушая ритм его сердца, и он начинает вести. Он ведет уверенно, и в то же время мягко. Даже если я ошибаюсь, Лангтон делает из этого новое движение и ждёт столько, сколько нужно, чтобы я поняла, в какое следующее движение он хочет нас привести. Я понимаю, что он слышит и понимает моё тело, то, куда оно хочет пойти, что сделать, возможно, лучше, чем я. И вдруг осознаю, что я всё могу, что я стала невесомой. Все мысли из моей головы уходят, весь страх, который там был, какая-то суета. Я растворяюсь в музыке и танце... 

Но вот танец заканчивается. «О боже, неужели это всё, — думаю я, — пожалуйста, пригласи меня на второй танец...». Но сама уже улыбаюсь, спасибо, мол, за прекрасный танец, хочу уйти, но Лангтон смотрит мне прямо в глаза с улыбкой, качая головой:

— Я вас ещё не отпускал.

И мы танцуем с ним второй танец... И снова, нет меня, нет Лангтона, нет никого вокруг — есть только эта музыка, движение, то, как он ведёт, как я отвечаю. У меня такое ощущение, что я танцевала всегда. Он и я — это танец. О спасибо тебе, Лангтон, какое это удивительное чувство, какой ты потрясающий партнер, как же ты чувствуешь женщину. Как-то совершенно естественно наш второй танец переходит в третий. Наконец, в конце третьего танца, он ещё поддерживает меня, но уже мягко-мягко отстраняя от себя и, наконец, совсем отпускает. А я будто возвращаюсь в себя из чего-то удивительного и целого, чем мы только что были вместе с ним. 

— Лангтон, спасибо, спасибо вам, я ещё никогда не танцевала танго с таким удивительным партнёром... я прижимаю руки к сердцу, боясь растерять то, что только что ощущала. 

— А я никогда ещё не танцевал танго — серьёзно отвечает Лангтон, и вдруг сверкает пиратской улыбкой — с женщиной на девятом месяце беременности. Спасибо вам.

Я оглядываюсь на Стефани, на всех, видели ли они, как мы танцевали. Но я не вижу их. Я желаю всем хорошей милонги, и убегаю к себе, чтобы не растерять это чувство счастья и целостности, это чувство танго как полёта и рождения. Боже мой, я счастлива, счастлива, счастлива — шепчу я себе. 

Я засыпаю на своей мягкой парчовой кровати с красными и чёрными подушками... И уже плыву в волнах сна и вдруг, расслабленно-расслабленно, ко мне приходит понимание, почему у меня так долго не получалось серфить. Шесть месяцев я боролась с океаном, а нужно было просто принять то, что я женщина, просто довериться и позволить себя вести.

Женщина, женщина — шепчу я во сне — никакой борьбы, всё через любовь, через сердце, сёрфинг как танец, да... пусть меня ведут....

 

PS. Прошёл месяц и у нас родилась прекрасная дочка Алиса. А уже спустя неделю после родов я снова начала серфить. Но теперь я уже серфила, как женщина. Мы ездили каждый день в Куту, на безопасные волны. Алиса оставалась со своей балийской нянюшкой, а я с любовью плыла к волнам, не большим, чтобы не бояться, а таким, на которых можно чувствовать себя комфортно и довериться океану. Теперь, когда волны больше не были такими огромными и я их не боялась, теперь, когда я знала, как правильно запрыгивать на доску и смиренно отрабатывала заскок каждый день, когда я больше не боролась с собой, мой прогресс шёл очень быстро. И спустя уже месяц я проехала на Балангане свою первую в рост человека волну вдоль, именно так, как мечтала, когда мы только приехали на Бали.