Сказочная тайга

Зима холодная в прошлом году выдалась. Просто жуть. А куда деваться — план! Не потопаешь — не полопаешь! К вечеру заскрипело так, что голову как тисками давит, упало за полтинник. Ой, беда, беда.

А Якова Борисыча на дальняк по большому придавило. Ой, беда, беда. И все ему говорят, ты потрепи, Яков Борисыч, большой палец если что всунь. Не вернешься ведь. Многие не возвращались.

«А может я тут, ребята, в уголке, на газетку?! Ну! А газетку в снег выкину». «Нет уж, нам нюхать твоё ни к чему. Собрался уж, иди».

Напялил на себя сто одёжек и пошел. А сортир у нас стоял на пригорке. Был он холоден, хуже морга. Его сучкорубы из старого контейнера сделали. Ржавый железный ящик. Зайдешь в него, а там и сталактиты и сталагмиты... боже свети...

Дошел Яков Борисыч до сральника. Дверь примороженную еле отодрал. Стал из ста одёжек высвобождать задницу. Присел на корточки, а ему прям в шоколадный глаз сталагмит один тычет. Ну, ей богу миллиметраж. А ветер, ветер то как завывает. УжОс! Гудит сверху вниз, из самой ледяной преисподней да прямо в задницу. Кишки промораживает насквозь.

Просрался Яков Борисович, закурил. Хорошо, даже и не холодно почти. Попробовал встать- хуюшки. Примёрз, братцы. Ей богу, примёрз. Караул! Это же капец! Братушки, ребятушки.. да только кто услышит. Далеко вагон-теплушка. Там чифирят да байки травят про баб с кусучими пезд@ми. Помру стало быть, подумал Яков Борисович и заплакал.

Попробовал еще как маятник в раскачку пойти, может сорвёт с якоря. Но нет, только жопе больно. Говно одной единой глыбой смёрзлось. Дело — труба.
А обедали сегодня мужики супом из сохатины. Сохатину, видно чукча-гнида подсунул столетнюю. Вот и начали мужики по одному на метель посматривать косо, пучило их сильно.

Первым прибило Якова Борисовича, который уже и отчаялся в живых остаться. А тут Дениса Рохлю и Иваныча Поляка тоже как скрутит. Они сперва про газетку вспомнили. Но были посланы нах@й, как и предыдущий серун. Только Денис с Иванычем опытные серуны оказались. Они помимо ста одёжек еще и по лому с собой взяли, вдруг дверь в сортир примерзла.

Про Якова Борисовича почему-то сразу и не вспомнили, что нет его давно. Допуржили до сортира и по очкам. А Яков Борисович как услышал «пение» кишок на радостях опять как маятник стал раскачиваться. Только это кроме боли ему ничего не дало. Дениска да Иваныч, просравшись, подошли к Якову Борисовичу. «Экий ты, Яков Борисыч, неопытный воин. Кто ж на сталагмит то серет?! Дело — труба в девяносто девяти процентах случаев. К гадалке не ходи». «Да откуда ж мне знать то, мужики, подсобите».

Взялись мужики с двух сторон ломами тюкать. А Якову Борисовичу больно, хоть вой. Но он терпит, искры коричневые только летят. Как филин угу-угу, ой, мама дорогая. Отбили! Из жопы только замерзший столб говна торчит. «Ну тут только кровельной горелкой». «Или лампой паяльной». Так посоветовали ему мужики. Благо ничего из этого у них с собой не было. Кое-как натянув штаны, Якова Борисовича словно бы раненного товарища с поля боя дотянули до теплушки. Там было дано еще множество советов разной степени извращенности. Но в итоге решено было сесть жопой в тазик с теплой водой и оттаять. Оттаявшее говно выплеснули на мороз. А жопу Якову Борисовичу всё-таки кто-то ломом подцепил. И как только мороз стал спадать, повезли его бедного с переломом таза к ближайшему фельдшеру.