Кукушкины слезки. Глава II

II

 

            – А что, доктор, мне должны мерещиться мертвецы с отрезанными руками и ногами, с ободранной кожей, сеткой синих вен?

            – Так-так-так, продолжайте, голубчик.

            – Мне не мерещатся, – отрезал Виталий.

            – То есть, вы хотите сказать, что вы здоровы? – Олег Александрович с хитрецой посмотрел на пациента.

            – Ничего я не хочу сказать. Вы специалист, вам должно быть понятно, кто здоров, а кто нет.

            – А вот этот, – Олег Александрович посмотрел в историю болезни, – Феогнид Карлович, который к вам приходил после смерти, он вас больше не беспокоит? – явно с подвохом спросил, сволочь вежливая.

            – Он ко мне и не приходил.

            – Позвольте, а вот тут написано, – Олег Александрович потряс картонной папкой, – с ваших слов, между прочим, записано.

            – Это я специально придумал, – Виталий улыбнулся как можно искреннее, тщательно душа в себе желание вбить этой вежливой сволочи очки в глотку.

            – Но позвольте, – вытаращился Олег Александрович, – зачем?

            – Чтобы в тюрьму не посадили. Мне следователь так посоветовал, – зевнул Виталий.

            – Тот самый, с которым вы убивали?

            – Мы защищались, доктор, защищались.

            – Целую уйму народа уложили… Не жалко?

            – Зато я живой, а они нет. А могло быть и наоборот. Своя рубаха ближе к телу.

            – Вы, батенька, прямо как маньяк рассуждаете. Как Чикатило. Слыхали про такого?

            Парень промолчал.

            – Так говорите, здоровы? – снова завел свое доктор.

            – А что, я похож на психа?

            – По каким признакам, по-вашему, можно отличить психа? – живо ухватился Олег Александрович.

            – Я откуда знаю? – Виталий пожал плечами.

            – Вы находитесь в психиатрической лечебнице и не можете отличить психа? – удивился Олег Александрович.

            – Тут половина нормальных. «Косят»: кто от армии, кто от тюрьмы.

            – Кто именно косит?

            – Я не стукач, сами разбирайтесь, – Виталий демонстративно отвернулся и стал смотреть в окно. – Липы какие вымахали – красота. Почти как у нас в Карловке, на аллее.

            – Значит, мертвые не тревожат? – снова начал Олег Александрович.

            – Мертвым повредить нельзя, а вот живым помочь можно…

            – Достаточно, – молчавший все время мужчина с лысой, как поверхность Луны, головой посмотрел на главрача.

            – На сегодня достаточно, – Олег Александрович нажал кнопку, смонтированную под столешницей.

            Дверь открылась, вошли два дюжих санитара.

            – Уведите пациента, – кивнул на Виталия Олег Александрович.

            Парня увели.

            – Что скажете, Николай Васильевич? – повернулся к лысому.

            – Контактный, коммуникабельный… – пожевал губами, – … внешне, если исключить контекст, вполне нормален. А учитывая обстоятельства, приведшие его сюда…

            – Замечательно, – Олег Александрович просиял и похлопал в ладоши, – просто замечательно!

            – Что такое? – насторожился Николай Васильевич.

            – Ничего, за исключением того, что соседа, про которого он нам рассказывал, в палате нет…

            – Нет?..

            – Совершенно верно: нет! Полностью вымышленный персонаж, даже более того, – встал, открыл сейф, достал бутылку коньяка «Белый аист» и пару стаканчиков, разлил коньяк. – И на закуску, – достал магнитофонную катушку, поставил на стоящий на столе магнитофон, включил, посмотрел на коллегу. – Слушайте.

 

            Однажды летом поехал я в школу, проходить практику. Работали на прополке школьных овощей. Внезапно пошел дождь, и наш класс отпустили по домам. Не изверги же учителя, чтобы под дождем заставлять полоть. В классе почти все были местные, они радостные побежали домой, а мне до деревни двенадцать километров, поэтому потопал я уныло под дождем на поворот – ждать попутки. Стою со своей тяпкой, как тополь на Плющихе, и тут с трассы сворачивает незнакомый грузовик. Я обрадовался, тогда как раз дорогу асфальтовую к нам в деревню строили, и грузовики довольно часто сновали туда-сюда. До нашей деревни доезжали за песком на карьере, а асфальт откуда-то из района привозили, даже не знаю откуда. Я вскинул руку. Грузовик остановился. Я открыл дверь и залез на подножку со стороны пассажирского сидения.

            – Здравствуйте. До Горловинки подвезете?

            – Нет, я туда не еду, – ответил водитель. – На полдороги сворачиваю. Поедешь?

            Я прикинул, что ждать под дождем до обеда, пока приедет деревенский автобус за школьниками, никакого смысла нет, а если хотя бы полпути проеду, то уже неплохо будет. Там, глядишь, и дождь поутихнет, дойду до дома не спеша.

            – Поеду, – я забрался в кабину, поставил возле левой ноги тяпку, и закрыл дверь.

            Машина тронулась с места.

            – А ты чего тут спотыкаешься? – поинтересовался шофер.

            – Тут понимаете, какое дело, – вспомнив заветы матери, что с незнакомыми людьми надо держаться вежливо, но ничего им толком не рассказывать, чтобы не сглазили, начал я, – я в школе учусь.

            – Это понятно. Но сейчас же лето. На «второй год» остался?

            – Нет, просто у нас практика, а классная руководительница сломала ногу, и нас отпустили.

            – Ногу сломала?

            – Да, мы пололи у нее на огороде картошку, она поскользнулась и хрясь!!! Нога в трех местах поломана!!! Кости торчат!!! Кровища хлещет!!!

            – Какой ужас. А как тебя зовут?

            – Миша, – недолго думая соврал я. Имена незнакомым людям говорить мать тоже запрещала. – Мы переселенцы, из Москвы приехали в Горловинку жить.

            – А в Москве чего вам не жилось?

            – Отца посадили. Он соседа убил молотком, и мы уехали.

            – Да что ты говоришь! – он искоса посмотрел на меня. – А за что?

            – Да поспорили, кто самый лучший клоун СССР: Олег Попов или Юрий Никулин.

            – Охренеть просто!

            – Вот и живем у дедушки теперь. Он командиром партизанского отряда был, до сих пор немцев не любит.

            Тем временем машина доехала до развилки: направо была дорога на Жуковку, а налево на Горловинку. Водитель повернул в сторону Горловинки и машина покатилась с горки.

            «Интересно, а где он там сворачивать собирается?» – подумал я, продолжая безудержно врать.

            – У нас недавно немцы приехали, переселенцы с Поволжья, так он их дом поджег!

            – Страшная у вас какая жизнь, – он переключил передачу. – И как тебя мать не боится одного отпускать?

            – А чего бояться то? – на миг ослабив бдительность, наивно спросил я.

            – Мало ли… – он вновь задумчиво покосился на меня.

            Я насторожился и замолчал. Машина проехала еще километра четыре, и шофер остановился.

            – Мне направо тут, – повернулся ко мне.

            Не знаю, то ли пошутить он решил, слушая мое вранье, то ли и правда это маньяк какой-то был, но он внезапно подался ко мне, вскинул руки и заорал:

            – У-у-у-у-у!

            Скажу честно, напугал он меня очень сильно. Недолго думая, я изо всех сил ткнул торцом рукоятки тяпки ему в глаз и рванул дверь. Сзади раздался крик боли. Не оглядываясь, я вывалился из кабины, напоследок махнув назад острием крепко зажатой в левой руке тяпки. Судя по ощущениям, попал во что-то мягкое. Обратным движением откинутая тяпка угодила в лобовое стекло, которое хрустнуло и покрылось паутиной трещин. Я свалился на обочину, ободравшись об гравий, оттуда в глубокий, заросший кустами кювет и со всех ног кинулся бежать.

            Километра три так бежал вдоль дороги сломя голову, но тяпку умудрился не потерять. Когда выдохся, то упал в кустах и долго лежал, сквозь хриплое дыхание пытаясь услышать шум погони. Отдышавшись, осторожно выбрался на дорогу и пошел домой, вздрагивая при каждом шуме. Пару раз прятался в кювете, заслышав звук едущих машин, но это оказались другие машины. Дома мне попало за порванную рубашку и ободранный бок, но про напавшего шофера я родителям не рассказал, опасаясь, что мне сильно попадет. Машину эту я больше на дороге не встречал… Но на всякий случай кроме тяпки брал с собой на практику нож.

            – Интересное у тебя детство было. У меня тоже похожий случай был.

            – Расскажи.

            – Слушай…

 

            – Он разговаривает сам с собой? На два голоса?

            – Как видите, точнее, как слышите. Расщепление личности, как оно есть.

            – Диссоциативное расстройство[1], кто бы мог подумать? Второй голос не похож.

            – Разговор записан тогда, когда пациент был в одиночке.

            – Видеокамеры там нет?

            – Камеры, к сожалению, нет, только микрофон и магнитофон.

            – Знаете, Олег Александрович, я бы на вашем месте поставил камеру, – вытянул перед собой руки, хрустнув переплетенными пальцами. – Хотя, по нему уже не стоит, но на перспективу пригодится.

            – За какие средства, Николай Васильевич? – Олег Александрович состроил постную мину и снова наполнил стаканчики.

            – Вот об этом я и хотел поговорить, – Николай Васильевич поставил на стол дорогой кожаный дипломат и, щелкнув замочками, открыл. Подняв крышку, повернул дипломат к Олегу Александровичу. – Здесь хватит и на камеру; и на дачу, которую вы все не можете достроить; и на вашу молоденькую любовницу…

            – За что? – Олег Александрович был не в силах оторвать взгляд от содержимого кейса.

            – За этого пациента… Надо его отпустить…

            – А если он опять кого-нибудь прикончит? Кто будет отвечать?

            – Он вполне смирный…

            – Только с виду. Поначалу, когда ему случалось остаться в палате одному, он с остервенением оплевывал и пачкал стены.

            – Олег Александрович, тут очень хорошие деньги… Организуем побег…

            – Кто будет отвечать?

            – Побег организуем через санитара, есть одно чмо на примете.

            – Все равно, за слабый контроль огребу по полной.

            – Вам привезут похожий труп с острой сердечной. В отчете патологоанатома все будет чисто. Спишете как умершего и забудете.

            – Если его поймают? Пальцы то есть в базе.

            – Не поймают. Об этом будет кому позаботиться.

            – Ваши гебэшные игры? – Олег Александрович достал из стола целлофановый пакет с ковбоем Мальборо и начал перекладывать деньги из кейса.

            – Вот это, любезный Олег Александрович, – Николай Васильевич сверкнул золотым зубом, – вас не касается.

            – Хорошо, – спрятал пакет в сейф, запер его. – Я согласен. Когда?

            – В ближайшее время.

            – Что делать мне?

            – Ничего. Просто ничего не делать и забыть про этого пациента.

            – Понял, – разлил по стаканам остатки коньяка. – За успех нашего предприятия.

 

[1] Диссоциати́вное расстро́йство иденти́чности (также используется диагноз расстройство множественной личности, непрофессионалами называется раздвоением личности) – очень редкое психическое расстройство из группы диссоциативных расстройств, при котором личность человека разделяется, и складывается впечатление, что в теле одного человека существует несколько разных личностей (или, в другой терминологии, эго-состояний). При этом в определённые моменты в человеке происходит «переключение», и одна личность сменяет другую. Эти «личности» могут иметь разный пол, возраст, национальность, темперамент, умственные способности, мировоззрение, по-разному реагировать на одни и те же ситуации. После «переключения» активная в данный момент личность не может вспомнить, что происходило, пока была активна другая личность. https://ru.wikipedia.org/wiki/Диссоциативное_расстройство_идентичности

 

«Кукушкины слезки (Карловка – 2)» (мистический детектив) https://ridero.ru/books/kukushkiny_slezki/