Последнее приключение старика Там

Первый раз я увидел его в бусугарне: поселковая пивная.
Лицо круглое, словно обтёсанный булыжник. Запомнились мне его ответы на вопросы поселковых мужиков, мысли и поступки.
— За кусок хлеба, стакан водки, — орал он. — Прокалываю собственную щеку иголкой.
Старик вытащил из ворота рубахи швейную иголку, надул щеку, приставил иглу и... игла стала проходить через щеку в рот. Лицо старика покраснело. На глазах появились слезы. Иглу он вытащил двумя пальцами со рта.
— Открой рот!
— Зачем? — спросил старик.
— Может, у тебя в роте еще одна игла.
Старик открыл рот и зубами захватил пальцы. Руку попытались вытащить. Так пытаются вытащить тряпку из челюстей бульдога.
— У меня судорога челюсти сводит, когда я мясо чую, — объяснил старик.
— Может, ты и человеческое мясо можешь есть?
— За такой вопрос можно схлопотать по морде.
— Померяемся силой. Локоток на локоток.
— Можно.
Сцепились. Рука старика пошла вниз к поверхности стола и остановилась на пол — пути. Старик подмигнул и резким рывком, чуть не вырубив руку противника, пришлёпал её к столу.
— Сильный зверюга. Где силы набрался?
— Там, — ответил старик. — Наливайте.
На стол поставили миску с огурцами, помидорами и стакан водки. Старик отодвинул миску.
— Перец, соль, горчица, табак! — заорал он.
В водку старик насыпал перец, соль... Раскрошил папиросы, высыпал табак, размешал и выпил, а потом вытащил из кармана гвоздь.
— За кусок хлеба, — снова заорал он, — запускаю сто миллиметровый гвоздь в ноздрю.
Старик выкатился со стула. Возле двери остановился.
— Завтра костыли глотать буду, — заорал он.
В поселке старик прожил два года. Зимой он работал грузчиком в заготзерно, а летом нанялся в пастухи.
Отец ушел на каракубу. Мать — на базар в Петроградку, приказав мне выгнать корову Марту. Старик сидел возле маслины. Между ногами стояла поллитровка.
— Я помогу пасти тебе коров, — сказал я. — Ты будешь водку пить и спать. Научи меня прокалывать иглой щеку и загонять гвоздь в ноздрю.
— Зачем?
— Деньги буду зарабатывать.
— Деньги надо не руками зарабатывать, а головой.
После уговоров он сдался. Мы направили коров к речке Вонючке, где нас остановил объездчик Зозуля.
— Где пасти будете?
— Возле блиндажа, — ответил я. — подальше от колхозных полей.
— Гоните к буровой вышке, — приказал Зозуля.
— Возле вышки люцерна! — воскликнул я. — Коровы нажрутся и обдуются!
— А вы стерегите лучше. Что не отвечаешь, Там?
Старик достал поллитровку и, поставив дыбом, начал пить.
— И откуда ты, — процедил Зозуля.
Мы отогнали коров. Пустили вдоль железнодорожной насыпи.
— Зозуля хитрый, — сказал я старику.
-Хитрые там, — как обычно ответил старик. — Плохой человек — плохая примета.
Я забрался на вышку, чтобы лучше было видно коров и Зозулю.
Послышался гудок паровоза. Из-за поворота выскочил товарняк.
Последний вагон скатился с насыпи. За ним посыпались остальные.
Кусок рельсы шлепнулся возле шиповника, под которым лежал старик.
— Дед, дед, — закричал я, — ты живой?
— Пока еще не убили, — ответил он. — Там хотели.
Вскарабкавшись на насыпь, стали искать шахтеров, которые всегда возвращались в поселок товарняком. Никого не нашли. Повезло мужикам. Опоздали на поезд.
Первым увидел беду я. Коровы были с сильно раздутыми боками.
— Это от люцерны, дед, — закричал я. — Они обдулись. Теперь подохнут.
Весной позапрошлого года в пастухи нанялся инвалид-шахтер. На Троицу он погнал коров к буровой вышке. Вечером порезали пастуха.
— Нас мужики поубивают! — голосил я.
Старик направился к полю. Верхушки люцерны были обгрызены. На краю поля старик нагнулся.
— Зозуля, — сказал он, показывая рукой на вмятины на земле. — Его лошадь. Там я знал таких.
Старик допил поллитровку и пошел к большой вербе. Достал шило, нож.
Сняв рубашку, разорвал.
Обдувшейся корове закладывал в рот толстую палку. К концам палки привязывал веревку и туго затягивал на шее коровы. На рога набрасывал налыгач и кнутом гонял, пока из её рта не появлялась пена.
Остановив, прокалывал шилом бок.
Из десяти коров не удалось спасти только корову Ждана.
— Убегай, — сказал я. — За меня батько заступится, а тебя убьют.
Старик зачерпнул воды, умыл лицо, напился. Сел на землю, откинулся на спину и посмотрел куда-то вдаль.
— Бежать мне больше некуда, пацан. Отмотал жизнь. Может, там лучше будет.