Никто, кроме нас

«А прохладно сегодня», — подумал Секин, выходя поутру на балкон. Зябко поёжился. Задумчиво почесал яйца.

Небо заволокли низкие серые облака. Во всей атмосфере чувствовалась какая-то напряжённость.

Да и то сказать, второе августа. Лету конец. Купаться нельзя уж. Олень в воду нассал.

Вспомнив про купание, Секин снова поёжился. Купаться определённо не хотелось, но было надо.

«Ну а кто ещё, кроме нас», — философски подумал Секин, и одеваться пошёл.

Дёрнула же его нелёгкая угодить в вэдэвэшники тогда. Ведь вообще в армию не брали. А он, дурень, «Рэмбо» насмотрелся, про первую кровь, хилую грудь колесом выпятил и в десантники записываться пошёл. Ну и вот.

У тех как раз недобор был. Народ в тот год будто почуял что. От армии толпами косили. В стройбате, и то служить некому было. А уж о десантуре и речи нет.

В военкомате пожилой врач сказал, с сомнением глядя на низкорослого Секина, что им такие как раз и нужны, компактные. В самолёт помещались чтоб и парашют не перегружали. А мясо, может, ещё и нарастёт, скептически добавил врач, с ещё большим сомнением оглядывая тщедушную секинскую фигуру.

Мясо так и не наросло. Как был дохлым, так дохлым и остался. Подтянуться, и то толком не мог. Висел на перекладине безвольной сосиской несколько минут и спрыгивал.

Деды не гнобили зато. Говорили, такого чахлого впадлу и бить. Год службы поэтому быстро пролетел.

В фонтан вот только каждый год теперь лезть. Хочешь не хочешь, а надо. Никто, кроме нас. А так ничего. Жить можно.

Выйдя на улицу, Секин поправил берет, одёрнул тельняшку и осмотрелся.

Арбузика бы сейчас, мечтательно подумал он и направился в сторону рынка.

До рынка, однако, идти не пришлось. Арбузики обнаружились совсем близко, на остановке, стоило лишь отойти от подъезда и свернуть за угол.

Зелёная горка смотрелась внушительно и маняще. Позади горки важно восседал меланхоличный усатый кавказец.

— Эт, короче. Арбуз, короче, давай. День ВДВ сёдня, чо, — обратился к скучающему кавказцу Секин.

— Да, дарогой, бэри! — кавказец обрадованно выудил из горки самый большой арбуз и зачем-то плюхнул его на весы, почему-то быстро при этом глянув по сторонам. — Двэсты с тэбя, как радному!

И нагло ухмыльнулся, мягко сверкнув золотым зубом.

— Мне, эт, короче, за так давай, — испуганно зачастил Секин, беспомощно озираясь в поисках поддержки. — День ВДВ же, короче, чо. Десантура, чо, понял?

И вылупился на кавказца, стараясь придать лицу максимально зверское выражение.

Кавказец отчего-то загрустил. Усы уныло обвисли. Большой горбатый нос обвис так же уныло.

— Бэсплатно хочишь, да? — уточнил повелитель арбузов, украдкой набирая чей-то номер.

Секин интуитивно почувствовал в вопросе какой-то подвох, однако по инерции продолжил хорохориться. Правда, неуверенно как-то.

— Да, короче, бесплатно хочу, да. Праздник у меня. День ВДВ, во.

В это время откуда-то из-за угла появилась и стала приближаться тонированная Приора. Подъехав, остановилась. Из неё выпрыгнули трое кавказцев.

«Будут бить», — как-то тоскливо подумал Секин и рванул тельняшку на груди:

— ВДВ, ёпта!

Это было единственное, что он успел сказать кавказцам. Один из них лениво, будто нехотя, взмахнул ногой, и Секин упал безвольным кулем. Прямо под горку вожделенных арбузиков свалился.

В себя Секин пришёл от того, что его обнюхивала какая-то бродячая кошка. Брезгливо отбросив блохастую тварь в сторону, Секин сел и осмотрелся.

Кавказцы отсутствовали, арбузы тоже.

«Обоссались, ссыкуны!» — удовлетворённо подумал Секин, поднялся и стал отряхиваться.

Потом направился в ближайший парк. Там были свои, а они не обидят. Это Секин ещё в армии понял.

В парке было малолюдно. Какой-то десантник сидел на скамейке. Перед ним стояли две пустые бутылки из-под шампанского. Рядом лежал полиэтиленовый пакет. В пакете были ещё бутылки. Судя по всему, полные.

Мутно глянув на Секина, десантник важно надулся, так что даже белки глаз покраснели, взял одну из бутылок и с криком «За ВДВ!» разбил себе об голову. Секин уважительно поджал губы и подошёл.

— Теперь ты, земеля, — веско сказал десантник и протянул Секину оставшуюся бутылку. — За ВДВ!

Секин тоскливо глянул на стеклотару. Внутри всё сжалось от предчувствия неотвратимости.

«Эт, ну а кто ещё, кроме нас», — обречённо подумал он, принял бутылку из рук десантника и что есть силы саданул себя по голове. Раздался неприятный глухой звук, как будто лопнул перезревший арбуз. Всхрюкнув, Секин повалился возле скамейки, прямо под ноги десантнику. Бутылка, выпав из ослабевшей руки, откатилась в сторону. «За ВДВ!» — успел подумать Секин и потерял сознание.

Очнувшись, Секин сел, прислонившись к скамейке. Десантника рядом не было. Бутылка нагло валялась рядом, демонстрируя Секину своё превосходство. Сильно болела голова.

«Чо, другому сотрясение бы, а то и вовсе, а мне вон чо, хоть бы чо. Десантура, чо», — подумал Секин, встал и, пошатываясь, направился вглубь парка, где слышались звуки гитарного перебора и чей-то хриплый баритон выводил про расплескавшуюся синеву.

— Давай с нами, братуха! — закричал кто-то и протянул Секину пластиковый одноразовый стаканчик, полный водки.

Пить Секин не умел. Его или рвало, или вырубало напрочь. «Ну а чо, день ВДВ, чо, — подумал он. — Если не мы, то кто тогда?»

— За ВДВ, чо! — сказал Секин, в несколько глотков опрокинул в себя водку и привычно уже потерял сознание.

Придя в себя, поднялся и отряхнул штаны. Сильно хотелось пить. Секин вздохнул и направился в сторону фонтана.

В фонтане купался давешний десантник. Тот, который об голову бутылки бил. Завидя Секина, он обрадованно завопил:

— Очухался, земеля! Давай ко мне! ВДВ!

— ВДВ! — что есть мочи заорал Секин, разбежался и рыбкой нырнул в бассейн. Успел увидеть удивлённый взгляд десантника и со всего маху что есть силы стебанулся о каменное дно, лишь слегка прикрытое водой.

«А пошло оно всё в жопу», — неожиданно подумал Секин, обнаружив себя лежащим на бортике бассейна. Поднялся, развернулся и зашагал прочь.

Дома он бережно снял берет с тельняшкой и убрал до следующего года. Даже стирать не стал. «ВДВ же, чо», — подумал и лёг спать.

Во сне здоровенный детина с наколотым на плече парашютом бил бутылки, собирал стекло и ел его, запивая из фонтана.

Секин гордился, осознавая свою причастность.