Житие мальчика Николая
Курочка у меня была. Куда я, туда и она. Куда я, туда и она. А чаще наоборот бывало: куда она, туда и я. Так и шли, куда попадя, до следующего пригорка или лужи. А, если у лужи стояли люди, я к ним подходил:
- Подайте, курочки ради…
И некоторые подавали…
* * *
Целовал меня Целовальников. Целовал. А потом я проснулся и потрогал курочку – она рядом была. И опять целовал меня Целовальников…
* * *
Давал я курочке хлеба и зернышек. И давал пить из горстей. Сам поклевывал…
А в другой день напали на курочку лихие люди. И курочка громко кричала и плакала. И я шел следом за нею, на голос, пока все не стихло…
* * *
…Кидал в ручей щепочки и смотрел, как они уплывают. И кто-то меня спросил:
- Ты чей будешь?
- Не знаю.
- А откуда?
- Не знаю.
- Вот те раз! Совсем память отшибло?
- А что это такое?
- Где?
- Вон там!
И я пошел туда, где мне показалось. И, когда стемнело, я оступился и в канаву упал – мне воды по пояс. Ночь. Луна. Звезды… За корягу держусь и слушаю. Ой, что-то прошуршало! Ой, что-то в воду шлепнулось! И тут, на просвет, вижу лягушку – она на луну смотрит. Долго мы так смотрели… А потом лягушка ушла и я, из канавы вылезши, пошел прочь от дороги. А тут и лес – прямо предо мной! Не пошел я туда. Но, когда проснулся, пошел…
* * *
А в другой раз бежал мимо меня мальчик, и окликнул:
- Тут Федя не пробегал?
- Кто? – отвечаю.
И мальчик дальше помчался. И слышу детские голоса вдали. А я на травку сажусь и, не спеша, бездействую…
* * *
А потом меня окружили и смеялись. И вдруг стало темно и больно. И я кричал:
- Не надо! Больно! Не надо!
Я услышал смех подростков, их голоса. А потом все стихло. И я был один. И вдруг появилась бойкая женщина, в платке и с клюкой.
- Эй! Кто здесь? Это ты кричал?
- Это я, девушка…
- Вот поганцы! Кости-то целы?
- Не знаю…
- Ну-ка, привстань. Встань, говорю! Идти можешь?
- Я кушать хочу.
- Смотри, борода выпачкалась. В крови, что ли? Зубы-то целы?
- Больно.
- Терпи! Поболит – перестанет! Тебя как зовут?
- Коля.
- А меня Наташа. Я тут местечко приглядела. Туда пойдем. Там и поедим. Вставай!
- Не хочу…
- Чего вдруг?
- Я людей боюсь.
- Вот те раз! Чего их бояться? Вставай, у меня порошок от них есть.
- Свежий?
- Заговоренный.
- У меня тоже был. Не помогает…
- Так его посыпать правильно надо – накрест. Ты как сыпал-то?
- Я его кушал…
- Вот, дурень! Кто ж его кушает?
- А я подписываться умею!
- Да, ну?
- Только я фамилию забыл.
- Ну, так и молодец! Зачем нам фамилия? Пошли!
- Не хочу…
- Не бойся: видишь, у меня от людей палка? На-ка, обопрись… В лес пойдем, на опушку. Там костерок распалим…
- Картошку печь будем?
- Будем, будем. Я тут грядки присмотрела… Ой, легкий ты какой, Коля!
* * *
…И, когда я у муравейника сидел и веточки муравьям подкидывал, вышла из-за деревьев Наташа-странница и яблоком меня поманила. И повела туда, где яблок много было.
А однажды мимо нас курочки проходили. Я на них оглянулся…
* * *
- Он придет и приведет с собою много народу… – сказала Наташа. – А потом уведет. Давай помолимся.
- Я не умею.
- Если бы умел, в тебе проку не было бы. Молись, не умея.
И я опустился на четвереньки и ягоды собираю. Бруснику, землянику… другую ягоду… Глаза поднимаю, а я уже под березкой. А рядом с березкой – гриб!
- Наташа, я гриб нашел!
- И у меня два. Будет что пожевать…
- А вот еще!
- Ну вот, Коля, молодец! Складно помолились…
* * *
- Ой, лихо мне, лихо!.. – Наташа палку взяла и стала бить ею землю.
И еще била. И еще. Палка отскочила и ударила Наташу. И еще ударила.
- Ой, мне! Ой, тебя! – Наташа люто зашлась, и билась о землю, пока палка не сломалась. А потом сидела, обхватив голову.
- Что, Наташа, справилась?
Но она не ответила. Тяжело дышала.
- Справилась, конечно! – вдруг сказала.
И глянула в мою сторону, и размазала кровь.
* * *
- Наташа, я работать хочу…
- Ага… – Наташа оглянулась вокруг. – Вон, видишь, ямка под деревом? Так ты ее заровняй, камушков накидай…
Я стал искать камушки и носить в ямку. Стану над ямкой и камушек в нее уроню и смотрю. Очень мне работать понравилось…
А потом палочки собирал, ветки и листья. И долго их в ямке раскладывал.
- Наташа, смотри!
- Не умаялся еще?
- Нет!
- Ну, тогда вон ту ямку заровняй…
Я другую ямку заровнял. А потом лег в нее и уснул…
* * *
- Ты куда?
- Пить хочу…
- Смотри, козленочком станешь…
Я воды напился. Обратно прибежал. А вечером опять убежал, чтобы напиться…
* * *
А потом мы сидели под березой. Моя голова на коленях у Наташи, потрескивает костер, и я смотрю на огонь. Наташа песню поет. И вдруг перестала.
- Ой, что это? Грязи у тебя в голове сколько! Завтра Колю в речке ополосну…
- Не хочу.
- Чего это?
- Комары кусать будут.
- А мы быстро! И опять Колю в курточку спрячем. Комары и опомниться не успеют!
Наташа веткой отогнала от меня комаров. А потом еще отогнала. И опять песню поет. А я заснул…
* * *
- Наташа, я помолиться хочу.
- Давно пора! – ответила странница и встала. И обратилась к красному солнышку, которое за горизонт припадало. – Господи, какой Коля хороший! За что мне радость такая? – И опустилась на колени. – Давай, Коля, молись!
- Как?
- Ты еще так не молился? – Наташа на меня смотрит.
И я на нее смотрю.
- Коля, что же ты стоишь? – взволновалась странница. – Ты вот так делай, чтобы озарение было.
- Так я уже озарен… – тихо, с волнением отвечаю.
- Неужто? – оглянулась через плечо странница. – Значит, будет двойное озарение. Большая редкость!
И вдруг Наташа говорит:
- О-о! О-о-о!
И она так хорошо говорит это, как никто из людей никогда не говорил.
- Ой, Господи! О-о-ох! – говорит она опять.
И я слушаю слова ее молитвы, и вдруг начинаю отвечать ей так, как никогда никому не говорил:
- Ой! – говорю. – Ой, ой, ой! Ой, ой, ой, ой! Ой! Ой!.. – И руками за Наташу держусь, чтобы не упасть от неожиданности, которая во мне возникла.
Не удержался, упал. И снизу смотрю на Наташу. Только она плохо видится мне. Но вот она приблизилась и смотрит на меня. И долго молчит, разглядывая в моих глазах что-то.
И вдруг я задремал. И вдруг опять открыл глаза.
- А Муромская дорога где? – спрашиваю.
- Да где-нибудь, да есть, – отвечает Наташа.
Она сидит ко мне спиной, и ломает ветки, и подбрасывает их в костер. И почесала под лопаткой…
* * *
- Наташа, принеси мне малины…
- Ага! – сказала Наташа и встала. – Скоро вернусь! – взяла палку и пошла.
Оглянулась:
- Тихо сиди, чтобы волк не углядел. Унесет тебя в лес – где искать буду?
И вот уже день прошел, и другой. А Наташи все нет. И костер погас. А другим утром я под снегом проснулся. И у меня все болело от холода. Я встал и сказал в ту сторону, куда она за малиной ушла:
- Наташа!
А волк где-то рядом затаился и ждет. А с другой стороны другой волк…
* * *
И тут закружило вдруг, завьюжило. И, что ни день, ветер пронизывает. Я куда-то пошел, за деревом спрятался. А потом опять пошел, и, когда идти не смог, в конуру залез, на околице. Переждать непогоду. И ветер однажды стих, но тут же мороз упал, до свирепости. Все деревянное вокруг гулко трещит, потрескивает.
Я хотел выйти, но не смог, потому что платье к земле примерзло. Голову из конуры вынул и осмотрелся, и ничего не увидел…
И вдруг слышу лай и голоса вдали. Показалось…
И я перед будкой под снегом рукой пошарил и мерзлой травы в горсть нарвал. Подержал во рту комочек, чтоб отогрелось, а потом пожевал. И вдруг камешек во рту получился. Я камешек на ладонь сплюнул, а это мой зуб оказался. И я продолжал комочки жевать. А странница все не идет и не идет. И вот уже метель опять поднялась, и опять ночь вокруг. Я в калачик свернулся и не жду ничего. И вдруг светло стало.
Я глаза открыл:
- Наташа?
А это курочка передо мной стоит, на меня смотрит. Я о курочке догадался и закрыл глаза.
- Вот она – Муромская дорога. Теперь пойду до конца…