Кинотеатр

Вениамин топчется у входа в огромное здание, горящее неоновыми огнями и зазывающее яркими афишами, полиграфия которых навязчиво манит.
Вениамин в нерешительности, он то и дело порывается уйти, но разве это возможно теперь? И, похоже, он сам это смутно понимает, словно путник в беззвездной ночи, увидевший свет далекого очага, словно моряк, плывущий по замершему морю под бледными крыльями тумана, заметивший долгожданный проблеск маяка. Ему уже не уйти. Как неуклюжий медведь, он ходит кругами по вечерней площади и бросает в сторону освещенного входа тоскливые взоры.
Вениамин размышляет:
Зайти бы... дорогое удовольствие, но... когда еще?..
Здание высится над ним, сияет и практически не оставляет ему шансов.
Решено. Твердыми шагами Вениамин направляется ко входу, поднимается по мраморным ступеням, почему-то чувствуя странную дрожь во всем теле.
Стеклянные двери сами отъезжают в стороны, и он заходит в фойе- сверкающее чистотой, блеском отраженного от стен и пола мягкого света, окутывающее уютной, какой-то библиотечной тишиной.
Прямо напротив от входа видит окошки касс. Очереди нет. Все еще пребывая в сомнениях, Вениамин идет через зал, подходит к одному из окошек.
-На... ближайший, — говорит он, облизнув пересохшие губы и одновременно думает: что с голосом?
Миловидная девушка за стеклянной стеной поднимает на него глаза; Вениамин видит, как двигаются ее губы, но ее голос доносится из динамика рядом с ним:
-Ближайший сеанс начнется через пятнадцать минут. Билетов нет.
Сердце Вениамина падает, но вместе с облегчением- все уже решилось само собой, — приходит смутная обида, как будто его жестоко обманули после всех этих волнений, после того, как он уже окончательно настроился. Ему кажется, теперь он готов идти до конца.
Он открывает рот, чтобы задать вопрос, но не успевает- снова слышит щелчок включаемого микрофона и искаженный, почти безликий голос из динамика:
-Следующий сеанс через три часа. Будете брать?
-Сколько? — спрашивает он неожиданно севшим голосом.
-Пятьсот.
Это несколько дороже, чем он думал, дороже, чем может позволить себе, но сейчас уже поздно отступать.
-Один билет, пожалуйста.
Он находит деньги, на несколько пугающих мгновений засомневавшись, что они вообще у него есть, выбирает наугад место и покупает заветный билет.
-Приятного просмотра.
-Спасибо.
Вениамин отходит, стоит в центре пустого вестибюля, не зная, куда податься теперь. Крепко сжимает в руке билет, смотрит на него. Три часа. Чем занять себя это время?
У него такое чувство, что он находится внутри некого осознанного сновидения. Или вообще неосознанного. Перспективы его размыты, детали находятся вне границ внимания. Чем еще это может быть?
Он видит людей, появляющихся с улицы, неспешно идущих через зал и вливающихся в раскрывшиеся в дальнем конце массивные двери. Не слишком-то много людей для сеанса, на который все билеты раскуплены.
Вениамин не смог бы сказать, о чем думает в эту минуту, но ноги как будто сами несут его ко входу в зрительный зал- удивительно для него самого, но не выходя за пределы странной, необъяснимой логики.

И вот он уже в зале. Приглушенный свет несколько смягчает внушительное пространство помещения с теряющимся в вышине потолком, делает уютней его великолепие, сразу погружает в атмосферу предстоящего таинства, настраивает на ожидание магии.
Никто не остановил его, он вообще не видел, чтобы кто-нибудь проверял билеты. Это пугает, заставляет все внутри замереть и напрячься, словно в ожидании удара, но в то же время Вениамин по-прежнему находится во власти стихийной логики реальности похожей на сновидение и потому поспешно поднимается на последний ряд — не глядя по сторонам, виновато втянув голову в плечи.
Он не знает, что будет делать, если придет настоящий обладатель крайнего углового места, которое он занимает; не хочется об этом думать, сколько-то долгих мгновений он просто приходит в себя, пытаясь унять дрожь, замедлить сумасшедший бег сердца. Это удается лишь отчасти, но Вениамин все же справляется с собой в достаточной степени, принимает, как ему кажется, более непринужденную позу, оглядывает зрительный зал и видит, что тот заполнен едва на треть, а то и меньше. Не сказать, чтобы аншлаг.
Вениамин и без того озадачен и потрясен сверх всякой меры, чтобы думать еще и об этом. Ему хочется только одного: пусть бы все побыстрее закончилось. Он бы ушел, убежал, но уже не может.
Он видит девушку в простом и строгом платье, поднимающуюся к нему на фоне призрачного сияния экрана. Она приближается, идет уже по его ряду, и Вениамин напрягается, стараясь смотреть куда угодно, только не на нее.
Она садится через одно кресло от него и замирает. Теперь их двое на последнем ряду. Вениамин пытается украдкой посмотреть на нее. То, как она сидит в своем кресле — прямая спина, сложенные на коленях руки, слегка опущенная голова — выдает ее явную внутреннюю скованность, какой охвачен и сам Вениамин. Но он не может, даже если бы посмотрел в упор, разглядеть ее лицо — ее длинные волосы скрывают его.
Тревога Вениамина только растет. Все происходящее сейчас с ним и без того не слишком просто для рационального анализа, а теперь еще появляется странное чувство некой причастности к чему-то необъяснимому. Словно он там, где и должен быть. Но при всем этом кратковременная память становится рыхлой, ненадежной, а в голове никак не выстраивается последовательный гештальт. Что вообще привело его сюда? Вениамин хмурится.
И не сразу замечает некое движение в зале: будто еле слышный шорох проходит по рядам. Он ищет глазами причину появившегося, почти физически ощутимого беспокойства и видит еще одну девушку, неспешно идущую по залу, чем-то похожую на первую — фигурой, прической, — но одетую в форменный брючный костюм. А еще в ней нет никакой скованности. Она идет, как плывет, слева направо и обратно вдоль каждого ряда, ткет полотно, пишет строку, внешне расслабленно, даже рассеянно, но никто из притихших зрителей не укрывается от ее внимания. Билеты ни у кого не проверяет, однако Вениамин не обманывается на этот счет.
Я что-нибудь придумаю, безуспешно старается он себя успокоить. Что мне могут сделать?
Вениамину становится душно, рубашка предательски липнет к телу. Я ошибся, просто ошибся, боже, какая разница, я ведь заплатил за билет.
А девушка поднимается все выше в своем неумолимом, неизбежном как маятник движении; Вениамин чувствует, что его страх много больше ожидаемого- непропорционально значению проступка. Он косится на свою соседку по ряду- она совсем опустила голову- волосы как вуаль, — и ему становится еще страшнее. Чудовищно, до боли обостряется слух: различим каждый шорох, каждый подавленный вздох в гулком пространстве зала... и эти шаги по красной ковровой дорожке...
Она идет уже по предпоследнему ряду, который совершенно пуст. Это, кажется, не имеет значения.
Вениамин и сам больше не в силах поднять голову и жалеет, что ему негде спрятать лицо.
Она останавливается. Впервые за все время заведенный ритм нарушается, вообще сходит на нет, и зал наполняется новой, леденящей атмосферой. 
Вениамин не видит, но знает, что девушка стоит прямо напротив него на предыдущем ряду. Или напротив пустого кресла между ним и его соседкой. В эту бесконечно длящуюся секунду Вениамин совершенно забывает, как дышать.
-Выходите, — вдруг слышит он. Голос тихий, спокойный, при других обстоятельствах даже приятный, но Вениамин все равно чуть не вскрикивает от внезапности, от ужаса, от всего вместе.
Все кончено. Горячая волна пробегает по всему телу, но в оцепенении Вениамин не шевелится, как будто прирос к месту. Он знает, что это карающее создание в форме смотрит прямо на него, мучительно чувствует ее прожигающий насквозь взгляд. Но не может двинуться. В то же время Вениамин готов провалиться сквозь кресло, под ним и так уже разверзлась бездна. У него звенит в ушах.
Это не может длиться вечно; мгновение тянется, истончается, вибрирует, и на самой границе разрыва Вениамин замечает движение краем глаза. Девушка, сидящая через одно кресло, молча встает и обреченно, безропотно идет к выходу — в тишине, накаленной до самого предела, но так и не взорвавшейся чем-то неожиданным и неистовым.
Вениамин делает судорожный вздох, поднимает голову, смотрит сквозь внезапные слезы. Никто не отвечает на его взгляд. 
Одна девушка удаляется, потупив глаза, пропадает за плотной портьерой, скрывающей выход, другая, чем-то неуловимо похожая, с интересом смотрит ей в спину, потом поворачивается — и да, она стоит прямо напротив Вениамина, стоит еще долгие мгновения, но смотрит куда-то мимо, слегка склонив голову.
Затем она проходит, уходит, исчезает. По залу словно бы проносится единый вздох облегчения. Вениамин хочет упасть и корчиться на полу между рядами. Он тщетно пытается взять себя в руки.
Что это было? Что это было? — думает он, поминутно сглатывая вязкую горечь во рту.
Атмосфера в зале снова меняется: теперь это предвкушение, нетерпеливое ожидание. Свет гаснет, но ярче становится бездонная белизна экрана. Вениамин, все еще погруженный в свой личный хаос, видит над собой ослепительное сияние, пульсирующее стробоскопическими вспышками, и ему представляется некий древний кинопроектор и широкая пленка, заряженная хитрыми петлями, бегущая по зубчатым и гладким роликам от одной бобины к другой. А рядом еще пара кинопроекторов, ждущих своей очереди. И усталый киномеханик, готовый быстро склеить пленку, если вдруг случится обрыв. Маловероятно, что все именно так, но картинка завораживает и чем-то успокаивает. Вениамин все еще дышит прерывисто, но теперь смотрит на экран. И почти не моргает.
Сеанс начинается.

И теперь они едут, ты знаешь, по полям и лугам, и грунтовая колея слегка пылит под тележными колесами. На далеком горизонте, за дремучими лесами собирается долгожданная гроза. Что ты чувствуешь? Ты ведь тоже лежишь в этой телеге на копне сена и тебе хорошо. Ты этого не осознаешь, но возможно, это счастье. Ты и не смог бы его узнать, оно всегда приходит как данность. Воздух словно искрит в потоках изменчивого света, рассыпается лучами в листве проплывающих мимо рощ.
Запах зеленого, вкус красного.
Я, думаешь ты, он или кто-то. Я живой.
Я впитываю эти мгновения, впитываю бессознательно, даже не задумываясь, а в голове ежесекундно собираются, выстраиваются и закрепляются цепочки новых связей. Наверно, все это только химия. Вкус красного, запах зеленого. Но так пьют студеную колодезную воду в жаркий летний день. Так сидят у реки на утренней зорьке. Так смотрят в подернутую таинственной дымкой даль.
Так дышат. Так чувствуют.
Это здесь, где-то в тебе, и достаточно необъяснимого намека, маленькой искорки, чтобы всколыхнуть все дремавшие океаны.
И чья-то улыбка. Наверняка чья-то улыбка.
Цвет плывущих по небу облаков, капли дождя, повисшие над мокрым крыльцом, далекие голоса, смех, пламя костра.
Или это дорога в снегах, замерзший пруд, колючие звезды, морозные узоры на стекле.
Что коснулось тебя? Что-то белое? Что-то оранжевое? Сладкое? Терпкое?
А есть еще другое. Когда ее тело бьется и тает в твоих руках. И ты, ненасытный, жаждущий, покрываешь поцелуями каждую частицу ее совершенства, слушаешь дыхание пока вы движетесь- влажно, медленно и быстро.
— Веня, — шепчет она. — Мы всегда будем вместе.
— Вера...
А ведь этого не было, думает он. Обман, обман. Могло ли быть? Вероятно. Разве он не думал об этом по меньшей мере миллион раз? Но было ли? Определенно, нет. Возможно ли, что это еще случится? Нет. Никогда.
Почему?
Человек всегда стремится к чему-то призрачному, но всегда в итоге ему становится неуютно. Вениамин больше не может погрузиться в ощущение тонкого счастья- как водится, оно только коснулось невидимым крылом.
Неправда, иллюзия.
И он выпал.
Нет запаха красного, вкуса зеленого.

Сеанс окончен. Вениамин не может вспомнить как покинул зал, но теперь он сидит на ступенях кинотеатра под ночным небом. Сидит прямо в своем лучшем костюме. Странно, последний раз он надевал его на выпускной, а костюм до сих пор впору. Впрочем, что не странно? Ни одну из неясных мыслей, сумеречным роем кружащихся в голове Вениамин не может поймать, облечь в подобие плоти. Просто сидит. Непонятная тоска давит со всех сторон.
Наконец он встает, поеживается, засовывает руки в карманы.
Достает неиспользованный билет.
Смотрит на него.
Мысли возвращаются. Боже, я уже посмотрел фильм, думает он. Я уже пережил это.
Но получил ли он все, чего хотел? И возможно ли это получить?
Что-то подсказывает: «нет» на оба вопроса, но...
Судя по часам над прозрачными дверями позади него, очередной сеанс еще не начался, но вот-вот начнется. Безликие люди проходят мимо, исчезают в здании. Вениамин мнет билет в кулаке как ненужную бумажку. Потом расправляет.
Нет, не надо, думает он.
Но он так и не погрузился в этот упоительный призрак, не растворился в нем. А воспоминание все еще с ним.
— Не надо, — шепчет он.

Он снова в зале. Опять никто не проверял билеты на входе. Вениамин занимает прежнее угловое место на последнем ряду — плевать, что там написано в билете. Зал величественен, скрывает свои границы и линии в полумраке. Вениамин не опускает голову, не прячет глаза, оглядывает пространство, хотя, видит бог, напуган он едва ли не более, чем в прошлый раз. Кажется, зрителей сейчас больше — они приходят, молча рассаживаются, никто ни с кем не разговаривает, все застывают на своих местах, ожидая начала сеанса. Это уже почти не удивляет Вениамина. Не удивляется он и когда видит девушку в простом строгом платье, поднимающуюся к нему, идущую по его ряду, садящуюся через одно кресло от него. Ее голова снова опущена, поза напряжена, и Вениамин вновь не может разглядеть ее лицо, хоть и пытается, повернувшись к ней почти всем телом. Раздумывает, не заговорить ли с ней, но его сердце колотится, и он не находит в себе мужества, не уверен, что вообще сможет произнести какие-либо слова.
Он знает, абсолютно уверен в том, что будет дальше. Ему плохо от этого ожидания. Да, сейчас у него есть билет, но он сомневается, что это что-то меняет. Легче не становится, и вопрос — что я здесь делаю? — по-прежнему с ним.
Все происходит в точности так. Вениамин смотрит во все глаза, теперь он не прячется, всеми силами стараясь победить свой иррациональный страх, но все же пропускает момент, когда спокойная, уверенная в себе девушка в брючном костюме появляется в зале. Он вдруг видит, что она уже идет по рядам, и его сердце наверняка пропускает удар.
Вениамин следит за ней глазами и думает, чувствует ли она его взгляд. Что бы не случилось, он не отведет глаз, не станет скрываться в удушающем коконе своей вины. И не потому что у него есть билет. Что-то же коснулось его, оттолкнуло в конце концов, но ведь было. Странное, позабытое, неуловимое, но разве не живое? Разве не то, что тонким лучиком проникает в самую суть тебя? Ему кажется, что он изменился. После такого ничто не может течь по-старому. И пусть она посмотрит на него.
Она идет, рассекая зал словно притихшую гладь застывшего пруда, и от ее шагов разбегается бесшумная рябь. Зрители на ее пути пытаются сделаться как можно более незаметней, поджимают под себя ноги, и Вениамину кажется, что он их понимает. Но ведь ничего не изменится, как бы ты себя не вел. Возможно, думает он, все решено изначально.
Этот зал больше, чем ему казалось; огромный экран похож на мерцающую бездну. Бесконечная пустота почти болезненно давит на уши. Но в ней уже ничего не имеет значения, кроме неумолимых как движение маятника мягких шагов по ковровой дорожке.
И вот она вновь идет по предпоследнему ряду. Вениамину нет нужды смотреть, чтобы почувствовать, как его соседка через одно кресло сжимается все больше, все ниже опускает голову, все сильнее и обреченней пропадает за тенью своих волос.
Нет спасения, нет шанса, нет выбора. Если что-то и можно было исправить, теперь уже поздно. Она стоит прямо напротив него, и они смотрят друг другу в глаза. Сердце Вениамина молчит, безотчетный ужас замирает где-то в глубине, на поверхности только тишина. Он не может прочитать выражение ее глаз, он вообще не уверен, что видит ее лицо, но ему кажется, что она улыбается и ему кажется, что она знает про него все, до самого дна, даже то, чего он сам не знает.
Он обещал себе не отводить глаз, надеялся, что выдержит, но сейчас это становится почти невозможным, как невыносимая боль. И когда он чувствует, что готов сдаться, когда напряжение готово окончательно раздавить его, она без всяких усилий обрывает неистовый звон тишины.
— Выходите, — снова слышит он этот спокойный, практически безмятежный голос, и теперь у него нет сомнений, к кому он обращен.
Но сейчас, как и в прошлый раз, он не способен пошевелиться, превращается в камень, в ледяную фигуру. У него нет никаких оправданий, и даже билет может только добавить чувства вины. Вениамин смотрит с дикой мольбой, молчит, постепенно уплывая куда-то во тьму. Или это свет в зале становится более тусклым?
А ее взгляд настойчив и требователен. Вениамин понимает вдруг, что их опять только двое с незнакомой соседкой на последнем ряду, и предыдущий ряд тоже пуст, и он гадает теперь, почему занял именно это, самое последнее место в зале, в самом конце пути.
Но ведь не это самое важное. Что он вообще делает здесь? И откуда пришел?
Какое-то страшное предчувствие, а может быть, смутное воспоминание колет в груди Вениамина, и в глазах темнеет все стремительней, но неожиданно, хотя и совершенно неудивительно, он слышит вдруг, как его необъяснимая соседка снова с легким шорохом встает со своего места. И это похоже на вспышку в голове Вениамина. Он вскидывается и в потрясении смотрит на то, как она все так же молча, обреченно, пряча лицо идет вниз по проходу и покидает зал, безжалостно сгорая под равнодушными взглядами зрителей.
И тогда Вениамин тоже пытается встать, но глаза девушки, стоящей напротив останавливают его, буквально пригвождают к месту. Теперь он точно уверен, что она улыбается.
Долго, невыразимо долго они смотрят друг на друга.
Затем она тоже уходит.
Все повторяется. Все опять повторяется.
Вениамин едва ли не задыхается. Он лезет в карман своего пиджака, достает билет непослушной рукой, потом рвет его в мелкие клочки, роняет их на пол. После чего отключается от всего происходящего.
Зал погружается во тьму, а через несколько мгновений вспыхивает сиянием и лучами, распахивается и исчезает.
Начинается следующий сеанс.

Бывает и по-другому, ты ведь помнишь, но бывает и совсем иначе.
Ночь может быть беззвездной, черной, бесконечной, рассвет не всегда достижим. Холодный дождь не закончится, берег никогда не покажется вдали. Скорее, это исключение, когда все хорошо, разве не так?
Можешь идти любой из бессмысленных дорог, и на каждой ты будешь одинаково потерян. Самообман не спасет.
Что не так с тобой? Что не так со всем этим миром? Как вообще можно на что-то надеяться в этой грязи?
Посмотри в их глаза- они холодны как лед, они никогда не станут теплее, потому что человечность для них не существует. И их всегда будет больше.
От них не убежать, можно только стать одним из них. Но и тогда вряд ли что изменится.
Что теперь коснулось тебя? Что ты думаешь?
Но ведь это неправда, это не может быть правдой. Даже если ночь темна, рано или поздно и ей придет конец. Конец приходит всему.
Вот именно.
Ищи теперь смысл, если хочешь.
Зря ты вообще пришел сюда, но ты все же здесь, на этой прогретой полуденным солнцем, пахнущей гудроном, резиной и металлом крыше, а значит одна неизбежность по-прежнему неизбежна.
Ты уже начинаешь понимать это? Даже под этим ярким летним солнцем вокруг тебя может быть беспросветная ночь.
Потому что ты не один здесь. Видишь ее?
Она стоит почти на самом краю в этом пышном белом платье со всеми этими рюшами, так похожая на невесту. Вспоминаешь? Разве вас не называли еще в детстве- жених и невеста тили- тили- тесто?
Но это не свадебное платье: через ее плечо перекинута красная лента с надписью «выпускник».
Ты и сам в костюме, правда?
Ближе. Смелей. Это ведь тот самый момент.
Ты подходишь, пытаешься подойти, а она стоит спиной к обрыву, смотрит в твою сторону, но тебя не видит.
Не такой уж высокий этот дом- многоэтажка напротив намного выше, — но и этого будет достаточно, ты же знаешь. Пять этажей- все-таки не шутка.
Что ты можешь сказать ей? Что она может сказать тебе?
Мир, возможно бы сказала она, пустой. Нигде нет смысла. Ни в чем. Ничего, ничего не останется. Ни от кого. Почему стоит это продолжать?
И вот ты стоишь, раздавленный, потерянный, с необъятной болью в груди. И у тебя нет слов. Ты бы мог сказать, что жизнь, несмотря ни на что, все же стоит того, чтобы ее прожить, но как это прозвучит сейчас? Глупая чушь, банальность, хотя и правда. Но какие найти слова?
Ты никогда не знал, что происходит в ее голове, всегда только обманывал себя. Да и откуда бы тебе было знать? В твоей голове был свой собственный паттерн, и даже если бы ты был способен понять намеки... но ведь их и не было.
Вкус красного, запах зеленого, думаешь ты, и океан в тебе беспокойно шевелится. Как вложить это в нее? Все это. То, что было, потому что не всегда ведь была ночь, да и ночь может быть прекрасной и полной чудес.
И то, что могло бы быть. То, чего уже никогда не будет.
Зачем ты делаешь это? Почему наказываешь меня? Всех людей, которых ты могла бы коснуться в этой жизни? Весь этот мир, который пойдет теперь какой-то новой дорогой, но уже никогда не будет таким, каким мог бы стать?
Неважно? Но как мы можем это знать?
Запах красного.
Ты видишь, как она, чисто женским движением приподняв подол, делает маленький шажок еще ближе к краю крыши, замечаешь ее белые балетки.
Горячая волна ужаса накрывает тебя.
Потому что это еще одна неправда. Еще одна иллюзия.
— Вера, — шепчешь ты.
Тебя не было тогда на этой крыше.
Одна из ее балеток — первое, что ты увидел там, внизу, на газоне, когда прибежал.
О, да, ты ведь был где-то еще, и ты получил это сообщение: «Венчик, я не знаю что делать прости прости прости((((((.» И грустное селфи на фоне многоэтажки напротив, вид с крыши ее дома, хотя ты не сразу догадался, что это именно на крыше.
И вот то, что раздавит тебя безжалостным чувством вины: почему ты не понял, не догадался, не прибежал сразу? Может быть, ты бы успел.
Но ты продолжал что-то делать пока чувство тревоги медленно росло, попытался позвонить, отправил нелепое сообщение, а потом все же не выдержал и побежал.
Белая балетка на слегка примятой траве.

Теперь ты вспомнил все. Ты знаешь, как это было, не нужно много воображения, чтобы представить все.
Вот она падает на свежую, еще молодую траву дворового газона, но тут же вскакивает как ошалелая. Потому что во многом это была только игра, и она пожалела в первое же мгновение, а теперь не может поверить, что ничего уже не исправить. И она бежит к своему подъезду, забегает в дом- ой, мама, мамочка- и хочет побыстрее спрятаться под одеяло и там тихонечко поплакать.
А на втором этаже она сгибается, и ее вырывает целой лужей крови, в которую она и падает прямо в своем пышном выпускном платье.

И молодая, но взрослая по сравнению с тобой женщина-следователь после всего прочитает сообщение на твоем телефоне и посмотрит на тебя, и ты заметишь в ее глазах такую скрытую боль за тебя, за нее, за все твое несчастное поколение. И вот тогда тебе захочется выть.
Вера, нет, нет, пожалуйста, пожалуйста...
Но ты ведь тоже сделал это в конце концов, разве нет? Потому что в последний раз этот костюм был на тебе совсем не на выпускном.
Остановите это остановите остановите остановите.

Вениамин поднимает голову и видит напротив себя девушку в брючном костюме. Кроме них в зале никого нет, зал тих, огромен и пуст. Девушка смотрит с прежней затаенной улыбкой.
-Надеемся, — говорит она, — мы смогли доставить вам удовольствие. Для этого мы и существуем.
Вениамин с трудом разлепляет пересохшие губы.
-Почему... вы меня не выгнали?
-Но ведь у вас есть билет, не так ли? Вот он, на полу.
Взгляд Вениамина становится отсутствующим.
-Что ж, прощайте, — говорит девушка. — Спасибо, что посетили наше заведение. Всего доброго, кажется, вас там ждут.
Вениамин поднимается как во сне, молча покидает зал, покидает здание.
Ничего не вернуть, ничего не исправить, но на улице нежный рассвет, и в утреннем свете он видит ее, одиноко стоящую на площади. Вениамин подходит.
— Это ты, — произносит он.
Она вскидывает взгляд, лицо ее открыто. Вениамину больно, тепло, страшно и легко.
— Зачем же ты?.. — пытается спросить он.
Она касается пальцами его губ.
— А ты зачем?.. — какое-то время молчит, затем произносит: — Прости.
Вениамин понимает, что ничего уже не будет хорошо и, возможно, это прощание, но такова магия жанра, такова сила иллюзии, что он берет ее за руку, и они вместе идут на восток, навстречу восходящему, неправдоподобно огромному, но безумно красивому, розово-алому диску Солнца, слегка дрожащему в золотистом сиянии, а позади них здание кинотеатра гасит свои влекущие огни.

Подписывайтесь на нас в соцсетях:
  • 1
    1
    143

Комментарии

Для того, чтобы оставлять комментарии, необходимо авторизоваться или зарегистрироваться в системе.