Rora Аврора Дон 30.07.22 в 05:48

Незабудка

У полевых незабудок есть удивительное свойство. Вдыхаешь их аромат и пространство останавливается.

***

— Мам! А Варька с Лешкой в траве обнимаются!

Звонкий мальчишеский голос вырывает меня из забытья.

Полусонная хватаю кофту и бегу за младшим братом.

Под ногами мнутся мелкие цветы. Хрустят сухие ветки. Роса на высоких стеблях обжигает голые лодыжки.

Спотыкаюсь о большой камень и кубарем качусь по влажной траве. Белая сандалия слетает с ноги и отскакивает в сторону. Оторванная лямка тонкой змейкой повисает у корешка.

— Подожди! — пытаюсь я остановить брата, но вместо крика вырывается лишь шепот.

Никита Батьковна сегодня больно шустрая.

Никитке десять лет и он хорошенький, как девочка. Отец настоял на имени Никита, чтобы сын был победителем по жизни. А выросла Никита Батьковна. Имя Алексей, как хотела мама, подошло бы куда лучше.

Обегаю заброшенный сад и на одной ноге допрыгиваю до дома по узкой дорожке, выложенной гравием. Погоди, Никита Батьковна, доберусь до тебя!

***

Из кухни доносится усердное шипение подсолнечного масла и свист закипающего чайника. Пахнет жаренной картошкой и яичницей. Живот начинает предательски урчать.

На цыпочках подкрадываюсь к двери и заглядываю внутрь. Мама перемешивает салат в глубокой полупрозрачной тарелке. Утренние солнечные лучи легкие и прозрачные, как паутинка, падают на ее длинные завитушки и я невольно останавливаюсь, залюбовавшись картинкой. Мысленно фотографирую ее и сохраняю в виртуальный архив. В животе снова начинает урчать. На этот раз слишком громко.

— Нагулялась, гулена? — мама поворачивается ко мне. — Куда ходила так рано?

— Бегала, — ни сколечко не вру я.

Уголки губ мамы растягиваются в улыбку. Она мне совсем не поверила.

Облокачиваюсь на тяжелую деревянную дверь и тяжело вздыхаю, прикрыв глаза. Заодно восстанавливаю дыхание.

— Садись завтракать.

Медленно поворачиваю голову.

— Я туфлю порвала.

Порванная сандалия повисает на пальцах. Мама вытирает руки и берет босоножку.

— Завтра отнесу Николавне. — она кладет туфлю на пол около двери и снова подходит к плите. — Надень новые. Они в коробке на верхней полке. Постарайся не порвать. Хотя бы до отъезда.

— Я ж не специально.

— Варя... кто бегает в сандалиях? Две пары кроссовок стоят в прихожей.

Стою молчу.

— Есть садись, спортсменка.

Картошка пахнет так вкусно. Никитку нигде не видно и не слышно. Может, на футбол убежал.

Доползаю до стула и плюхаюсь на мягкую сидушку. Облокачиваюсь о деревянную спинку и ноги самопроизвольно расползаются в стороны, как высвободившиеся пружины. Этот стул — лучшее, что случилось со мной за сегодняшнее утро.

— Отец в сад уехал. Сказал в два часа вернется и отвезет нас на вокзал. Никитке нужен новый пиджак. А я фотографии заодно заберу.

— Разве мелкие не собирались в футбол играть?

— Никита не с ними. Отец забрал его с собой.

На меня словно сваливается несколько тонн жаренной картошки. А потом кто-то нажимает на стуле невидимую кнопку и она как на катапульте подбрасывает меня вверх.

Вскакиваю из-за стола и бросаюсь в прихожую, на бегу влетая в старые кроссовки.

— Варя, ты куда? — слышу позади голос мамы.

— Я скоро.

— А сумки?

— Успею.

***

Нахожу отца под пышными шапками высоких яблонь. Они стоят стройными рядами, как богатыри из старых сказок. Ровные линии тянутся на протяжении сотен гектаров, превращаясь в бесцветные точки далеко на горизонте.

Оглядываюсь. Была не была. Иду к отцу. Он поднимает голову мне навстречу и улыбается. Успела.

— Вареник, что ты здесь делаешь?

— Па, я же просила, — ненавижу, когда меня так называют. — Не хочу быть малиновым вареньем, завернутым в тесто.

— А ты не будь малиновым. Будь вишневым.

Я смеюсь и злюсь одновременно.

— Пойдем, покажу кое-что.

Мы идем в глубь сада. У невысокого молодого дерева отец наклоняется и берет из ящика большую зеленовато-желтую грушу. Протирает ее льняной темно-вишневой тряпочкой. И перочинным ножом вырезает кусочек.

— На вот, попробуй, — протягивает он мне дольку. — Вкусно, да? — Я киваю. — Это из последних, что мы посадили.

— Разве град не побил весной груши?

— Побил. Но одну мы спасли. Вон те два не сумели.

Он кивает в сторону голых деревьев неподалеку.

— Они умрут?

Отец складывает ножик и подходит к деревьям.

— Это умрет, — он дотрагивается рукой до шершавого ствола и нежно поглаживает его.

— А это? — я шагаю в сторону второй груши.

— Осторожно не сломай! Видишь молодой побег? Корень дал отросток. Подрастет. Я его привью к большому дереву. Помнишь большие темно-красные яблоки, что тебе так нравятся?

— Да.

— Вот.

Я сразу не понимаю и поэтому переспрашиваю.

— Ты хочешь подсадить грушу к яблоне? — Отец кивает. — А разве так можно?

— А почему нет?

— Не знаю. Как-то это неправильно. Зачем скрещивать корову со слоном? Что из этого получится?

— Мамонт.

— Что?

— Если скрестить корову со слоном получится мамонт, — отец смеется.

— Мамонты вымерли миллионы лет назад.

— Все новое — хорошо забытое старое. Жизнь — самое ценное.

Спорить с отцом бесполезно. Получается всегда смешно и обидно.

— Хочешь еще? — отец кидает мне грушу. Ловлю ее и тут же откусываю большой кусок. Бывают же такие вкусные.

— Можно я с собой возьму несколько?

— Хоть все забирай. Осталась бы дома могла бы есть каждый день.

Ну вот. Опять. Этим заканчивается каждый разговор. И каждый раз новая причина, почему мне не нужно уезжать.

Наклоняюсь и начинаю собирать яблоки в подол футболки.

— Ты подумала?

Присаживаюсь на корточки и вопросительно смотрю на отца.

— Что ты будешь делать после окончания?

Не люблю этот вопрос. Слишком болезненный для меня. Весной я выиграла конкурс по концептуальному рисунку для новой игры и разработчик пригласил меня на годовую стажировку. Я бы очень хотела поехать и остаться там работать, если повезет. Но сейчас не время для таких разговоров.

— В центре хотят открыть новую художественную школу. Лукич справлялся о тебе. — Молчу и стараюсь не поднимать глаза. — Будешь деток учить и есть груши целый год.

— Па, это подкуп, — пытаюсь я отшутиться. — За такое сажают.

— С удовольствием посижу за партой и поучусь.

Непонимающе смотрю на него.

— По вечерам там будут уроки для взрослых.

Отец так воодушевлен.

Из-под пушистой ветки выныривает Никита Батьковна. Притаскивает три большущих яблока и начинает канючить, что хочет домой.

— Па, я тож пойду, Сумки собрать надо.

Я нисколечко не вру. Чемодан со вчерашнего вечера стоит открытый и совершенно пустой.

— Ладно, топайте. Скажи матери, буду через час.

Я киваю и бегу догонять младшего брата, который уже успел ускакать к самому выходу.

***

Домой мы добираемся без приключений. Я подкупаю брата новым телефоном. Последнюю версию «Танчиков» не тянет его старенькая «Нокия». Копирую фотографии. Собираю сумки. Мы страшно опаздываем. На беду отец Лешки просит подбросить сына до города. Вот же день не задался. Как будто я играю в видеоигру и никак не могу добраться до главного босса.

Машина сворачивает на узкую улицу и начинает медленно вальсировать между припаркованных автомобилей. Издалека в глаза бросается копна огненно-рыжих волос, собранных в длинный хвост. Высокий худощавый юноша стоит с серым рюкзаком на одном плече и, оперевшись о металлическую изгородь, что-то печатает в телефоне. Вытираю с подбородка капли пота.

— Не понимаю эту молодежь, — начинает отец. — То ли девушка, то ли парень. Как с таким девчонки гуляют?

Мы с Никиткой переглядываемся. Из телефона раздается громкий протяжный вздох.

— Что это у вас? — Мама оборачивается на звук. — Варька, ты дала? Не забудь забрать, а то без телефона уедешь. Он уже несколько месяцев просит у меня такой.

Мама отворачивается обратно. Я смотрю на брата и понимаю, что Никита Батьковна только что развела меня на новый телефон. Вот же, шулер-махинатор.

Машина подъезжает к темно-коричневому дому и останавливается. Лешка здоровается с родителями и я пропускаю его в середину машины, отставив себе место у правого окна.

Мы выезжаем на магистраль. И отец прибавляет газу.

— Зачем в город едешь, Леша? — Мама снова поворачивается к нам.

— Новые подшипники пришли. Еду забирать.

Лешка со школы работает в автомастерской отца. У него настоящий талант. Машина после ремонта ходит чуть ли не лучше, чем когда сошла с конвейера.

— Такие длинные косы не мешают подшипники менять? — вмешивается в разговор отец.

— Я их назад убираю, Александр Васильевич.

— Не лучше ли покороче состричь? Длинные волосы — короткий ум.

Лешка отлично ремонтирует машины, но очень плохо учится. До сих пор никто не верит, что он закончил школу. Слова отца должны его сильно задеть.

Мне становится не по себе и я отворачиваюсь к окну. Смотрю на сменяющиеся друга поля и перелески и мечтаю побыстрее сесть на поезд.

— Думаете, если постригусь, стану умнее?

— Нет не станешь. Но если больше читать, то это точно поможет.

— Я всю отцовскую библиотеку перечитал.

— И кто твой любимый писатель?

— Байрон. Я поэзию люблю.

— Понятно. Там где меньше букв.

— Наверное, — Лешка смеется колким словам отца, как хорошей шутке.

— У меня на работе пол зала стеллажей со стихами. Приходи что-нибудь тебе подберем, — мама пробует остановить затянувшуюся словесную дуэль. — Байрон — великолепный поэт.

— Женщинам нравятся поэты. Они любят, когда красиво говорят. Правда, Варвара?

Непонимающе смотрю на отца. Причем тут я? Я Байрона в последний раз в школе читала. И тут соображаю в чем дело. Кошусь в сторону противоположного окна, где сидит брат. Болтушка Никита Батьковна не собиралась держать язык за зубами. Из телефона доносится протяжный вздох.

Мне чертовски обидно. Вот как нужно обводить вокруг пальца глупых старших сестер.

На улице начинает накрапывать дождик. Я смотрю в окно и чтобы не заплакать, начинаю считать капли, которые одна за другой сыпятся на стекло. Дождь усиливается. Комок в горле поднимается все выше и начинает душить. Я почти готова разрыдаться, но тут чьи-то пальцы неожиданно касаются моей руки. Я поворачиваю голову и смотрю вниз. Лешка аккуратно вкладывает мне в ладонь маленький цветок незабудки и подмигивает. Мысленно переношусь во вчерашний вечер и улыбаюсь.

Мама опускает окно и прохладный воздух врывается в салон. Капли все сильнее и чаще бьют по стеклу. Жаркого солнца как ни бывало. Дождь будто смыл утреннее лето и внезапно наступила осень.

***

— Варвара Александровна?!

Прихожу в себя и понимаю, что уже несколько минут пялюсь на маленькие цветочки в вазе на столе.

— Извините, задумалась.

— Варвара Александровна, не советую вам больше откладывать.

Я столько лет не видела этих синих лепестков. И вот теперь так близко.

— Варвара Александровна...

— Вы знаете, что это за цветы, — перебиваю я собеседницу.

— Это незабудки.

— Полевые незабудки. — поправляю я.

— Дочь привезла. Они с классом ездили в яблоневые сады на экскурсию. Александровский. Але...

— Антоновский поселок.

— Да.

— Я там родилась.

Тамара Павловна, так зовут моего лечащего врача, переворачивает страницы и смотрит на титульный лист больничной карты.

— Варвара Александровна, операция, конечно, непростая. И память полностью может не восстановиться. Но после реабилитации вы вернетесь на работу. Шансы очень хорошие.

Врачи такие деликатные. Как пламя свечи. Если поднести руку, оно вас сразу не обожжет, а лишь нежно поцелует. Но стоит подержать ладонь подольше и вы спалите кожу. Огонь есть огонь. Как бы красиво вы его не называли.

— В Антоновском огромные поля незабудок, — снова перебиваю я врача. — Раньше я думала, что это самые красивые цветы на земле.

Тамара Павловна закрывает больничную карту.

— Варвара Александровна, опухоль слишком выросла и давит на сосуды. Отсюда головные боли и обмороки. Однажды вы можете не очнуться.

Я опускаю глаза и начинаю теребить ручку сумки, чувствуя себя школьницей, которую поймали на списывании экзаменационных тестов.

— Извините, можно я вам позвоню позже.

Варвара Александровна, — я начинаю вставать со стула. — Не затягивайте.

Последние слова долетают до меня уже у двери. Не вежливо так сбегать. Но мне не хочется продолжать разговор. Я знаю, что скажет доктор. Она уже два года говорит одно и тоже.

В тот день — десять лет назад — мелкий дождик превратился в дикий ливень. Дворники не успевали стирать капли, которые облепили машину, как стая воронов. Был сложный участок дороги. Двойной поворот. Суженная часть. Лес с обеих сторон. Помню мама закричала: «Осторожно, заяц». Отец резко повернул. Потом еще раз. Потом нас понесло. Яркий свет. Удар. И все исчезло.

Лобовое столкновение. Мы слишком быстро ехали по мокрой дороге, машина вылетела на встречную и врезалась в минивэн. Я год пролежала в трубках, но выжила. Больше не выжил никто.

Сначала я плакала каждый день. Винила брата. Потом отца. Лешку, которому приспичило в город в тот день. Ненавидела всех кроликов в мире. Но жизнь продолжается. Жизнь для живых.

Понемногу все успокоилось, как море после сильной бури. Я вернулась в университет. Закончила. Устроилась на работу в школу.

Я часто вспоминаю наш последний день. Особенно тот момент, когда мы едем в машине и Лешка дерзко отвечает на уколы отца. Мама пытается сменить тему. Брат играет в «Танчики» и никак не может пройти уровень. Ту маленькую незабудку в руке я помню особенно четко. Ее я не забуду никогда.

Двери лифта открываются и выпускают меня в просторный вестибюль. Часы на стене показывают двенадцать. До школьного собрания еще целый час.

Направляюсь к большим стеклянным дверям в противоположном конце зала. Выхожу на улицу и не спеша спускаюсь по ступенькам.

Если бы отец был жив, он бы сказал, что жизнь сделала мне большой подарок. После операции я стану чистым сосудом, готовым принять в себя океан новых знаний. Я должна ухватиться за этот шанс. Лешка позавидовал бы, потому что теперь можно заново перечитать всего Байрона и кучу других поэтом. Мама бы подбодрила: «Дерзай, Варька!». А брат, скорее всего, посоветовал бы претворится, что я вообще все забыла и извлечь из этого как можно больше выгоды. Он был таким хитрюгой. Никита Батьковна Лисичкина.

Подхожу к метро и ныряю в темный переход.

***

Помню была суббота. Вечер. Шел первый снег.

Я подняла голову и увидела над собой желтый глаз уличного фонаря. Мелкие снежинки кружили в воздухе, образуя легкие полупрозрачные узоры. Я залюбовалась картинкой и мысленно сфотографировала ее. Снежинки вальсировали и аккуратно ложились на землю тонким покрывалом. И вдруг мне показалось, что одна из маленьких звездочек превратилась в крохотный синий цветок. Затем другая, потом еще одна и спустя мгновенье уже целый хоровод цветов кружил вокруг меня в непрерывном танце. Я подняла руку и потрогала синий лепесток. Пальцы узнали шероховатую немного вязкую поверхность. Цветы начали кружить еще быстрее. Мне даже послышалось щебетание птиц. Все как в то раннее утро. Я сделала глубокий вдох и закрыла глаза, полностью отдавшись прекрасному наваждению.

***

Есть у полевых незабудок удивительное свойство. Вдыхаешь их аромат и пространство останавливается.

— Мам! А Варька с Лешкой в траве обнимаются!

Звонкий мальчишеский голос вырывает меня из забытья. Я поднимаю голову и вижу убегающего младшего брата. Поворачиваюсь, случайно касаюсь длинных рыжих локонов, лежащих рядом, сладко зеваю и никуда не бегу.

Подписывайтесь на нас в соцсетях:
  • 2
    2
    84

Комментарии

Для того, чтобы оставлять комментарии, необходимо авторизоваться или зарегистрироваться в системе.