Ихтиандр. Предпоследняя глава

Среди ночи Виталика пробивало на хапок. Встал он, пошел к холодильнику, взял там каких-то салатиков и колбасы, сел и жрет. И в голову приходят воспоминания: был он в армии, а там молодые все время жрать хотели. Кто-то хлеб в кармане прятал, кто-то — сахарок. И вот, среди ночи, в кубрике послышался хруст — кто-то ел сахарок. Сержант подскочил:

— Кто точит?

Огляделся — вроде все спят. Тишина. Только голову опустил на подушку, снова хруст. Он снова вскочил:

— Кто точит?

Опять тишина. Взял он тапок, чтобы бросить в нарушителя, но снова не сумел определить. Слоны начали просыпаться, поглядывать: что же будет? Прошло минут пятнадцать, все улеглись, снова хруст. На этот раз сержант решил поступить хитрее — голову приподнял и смотрит, а в руках держит сапог. И тут — бац — выстрел.

— Тягачов, сука!

Слоны попросыпались, в глазах испуг. Выстрел был точен. Точно в ухо.

— В следующий раз кину табуретку, — пригрозил сержант.

Жевал Виталик, мысль о мысль ударялась и куда-то прочь уносилась. Накатить? Так опять сухое вино. Был правда коктейль женский, и — никакой водки.

Лег он снова. Сны ему обычно не снились, и он этим гордился — мол, человек он стабильный, не дурак. А тут опять что-то в голову лезла. Мухина. Да, славная была давалка, да вот только сколько лет назад. Еланская! Ух, сколько о ней судачили — королева рта! Лена, сними напряжение! А теперь Лена эта — заведующая в магазине цветов, подойдешь ты к ней. Но потом и книга «Три медведя» приснилась. Это была одна из трех книг, которые он читал.

А уже по утру, спустившись по лестнице, он услышал, как дамы обсуждают одну тему:

— А прикиньте, с осьминогом, — это был голос Барбариски.

— А как ты себе представляешь? — спросила Юленька.

— Ну, у него так много конечностей.

— А с кальмаром? — осведомилась Рачкова.

— А чем разница?

— У них щупальцы разные.

— Ну и?

— Так щупает же по-разному!

— Так он защипает?

— А твои предложения?

— Ох, девчонки!

Пошел Виталик в туалет, и, заходя услышал всплеск. Как будто что-то мелькнуло в унитазе. Подошел он, а там — записка.

 

Короче!

Приходи на стрелку!

Приходи адин!

Крабы

 

Виталик поначалу думал, думал, а потом показал записку профессору Сосипатрову. После совещания решено было ехать на стрелку и отправлять Виталика в море.

— Нет-нет, вы можете отказаться, — проговорил профессор, — однако, вы же понимаете, это наш шанс! Это — практически выход на контакт! Мы — экспериментаторы. Не боитесь?

— Ты, да хер, — ответил Виталик, — кого там бояться? Там лошье одно.

Решено было везти Виталика не в бочке «Живая Рыба», а в вертикальной бочке меньшего размера. Но, так как ехать было недалеко, посадили его, как прежде, в ванную, подключили к голове проводки и производили подготовку.

— Что вам снилось сегодня, Виталик? — спросила Юленька.

— По ходу снилось, ага.

— А что, вам не снятся сны?

— Да чо им сниться. Залег — ночь, тьма. Во тьму, слышь, ушел и все. На что там в темноте, в натуре, смотреть? А чо-то армия приснилась. Аллень, ко мне! Покажи быстрые рожки! Упал, отжался.

— А, так вы служили?

— А то. Да по ништяку было. А что, западло?

— Да нет, я просто спросила.

Погрузили бочку в грузо-пассажирскую «Газель» и выехали на стрелку.

Ну так вот, как оказался Виталик в море, так ощутил какую-то особую мощь свободы. Не всегда человека такие чувства посещают. Это, например, заработал ты бабло — душа раскрылась, сомнения исчезли, так хорошо, и хочется воскликнуть: класс! Ну или в интерпретации Виталика: ух, заебись! Ништяк!

Добрался Виталик до подводной скалы, тут и ждали его крабы. Два красных, два синих, и еще какой-то в полосочку.

— Здоров, пацаны! — крикнул Виталик.

— О, щурь, Ситный, это он?

— Своего рода да. А своего рода и нет, — ответил другой, Красный.

— А может, это Борат.

— Не, Борат хвостистее. Э, ты Виталик?

— Погоди, так и тот Виталик.

— Не, Борат — не Виталик.

— Борат тоже Виталик. Ты спроси, вылуплялся он или залупил?

— Чо вы валенок клеймите? — заскрипел синий краб. — Слы, Виталик, ты Борат или не Борат?

— Ты, да гоните, братцы, — ответил Виталик.

Тут-то все и началось. Со всех сторон на него кинулись — рыбы разных мастей, морские звезды, морские ежи, какие-то чахлые акулы, змеи, прочая живность, и был повязан.

— Везите его в Мандаторий! — был клич.

Туда его и привезли.

Кутузка на деле была не такой уж и плохой. Стены — решетка, соседнюю камеру видно. Сидел Виталик один. Справе него в камере был морской конёк, а слева — медуза. Напротив, через коридор, тоже было много камер, и сидели там самые разные морские жители. По коридору туда-сюда передвигалась охрана.

— А ты чего? — спросила медуза. — Гондошил, да?

— Не понял.

— Значит, гондошил.

— Кого я гондошил, э?

— Гондошат не кого, а куда.

Это и весь разговор был. В голову ж всякие мысли продолжали лезть, откуда-то извне, особенно о том, где и кого он заложил. А, вы вот про это и не знаете, а в этом и кроется весь секрет, почему Виталик «Соточник» Кошкин никогда не попадал в прикрывалово. Приезжали же к нему, по ночи, сотрудники, вызывали, сажали в Луноход (многие не помнят, что именно так звали раньше Уазик), и далее — ну чо, Виталь. Что нового? И начинал Виталик докладывать, где кто чего на районе сделал. Обоих братьев Конских именно он заложил, хотя, по его наводке Юра Конских только одну ходку сделал, а все остальные — уже сам по себе он где-то встревал. Голубцова он пару раз сливал. И Ляпина сливал. И Мальцева. Так ведь какое дело — до сих пор его никто не раскрыл. Зато — всякие мелкие грешки сходили Виталику с рук.

Вскоре повели его на допрос. Инспектором являлся морской конек в своего рода форме полицмейстера, при фуражке. Кто-то скажет, что коньки — ребята по размеру маленькие, но то ведь мир линейного восприятия, а тут все было по-другому. И сигарета дымились, и дым шел — все как у людей, не взирая на физические особенности подводного мира.

— Ну, — проговорил инспектор, — не вщелык приводим ебош. Впердливо вбозе попердише бубуян. Хуёнцем на взхахуй впердыщь, за! Ботаном не ботань, не вщелык, а застрам предбал! Хуедзидзе, а?

— Не понял, — пробормотал Виталик.

— Дежурик?

— Кто дежурик?

— Гамаюн. Бубуюн. Хуедзидзе! А?

Виталик заморгал.

— Не пристоимо говнише, не вщелимо обонише, не кондово сракапотам! Отвечай!

— Простите, ничего не понимаю, — уныло ответил Виталик.

— Ебоканально!

Пришли еще два инспектора — по сути своей, какие-то мелко-ранговые рыбки. Был тут журнал, стали записывать.

— Ты давай, говори, тебя же русским языком спрашивают, — сказала одна рыбка, — не хочешь говорить, придется сразу подписывать. Не хочешь подписывать сразу, тогда говори.

— Так, а чего говорить-то? — воскликнул Виталик.

— Вшед сад взад, мохаган-кураган-уркаган, попердише, манише, вкурише, учхоз!

— Да не был я ни в каком учхозе. Вы можете хоть по-русски то спросить?

— Э-э-э-э-э, ебебец-ебебец. Сиротише-крутише, придише-уйдише-найдише-борзише-кукуй! Вуй, убубуй, малобуй.

— Охренеть, черти, — вздохнул Виталик.

Отвели его назад в камеру. Такие вот были первые часы его нахождения в Мандатории. Кто-то также спросит и на счет формы — мол, рыба плавает, а тут — вроде бы вели Виталика, но я предлагаю вам такими делами не заморачиваться. Вопросы морали чаще всего гораздо важнее. Сидел он, сидел, пока не принесли баланду. Поел он баланды, медузу из камеры справа увели, привели какого-то рачка.

— Как тебя звать? — спросил Виталик.

— Толик.

Это и весь был разговор — ни на какие вопросы Толик больше не отвечал. Виталик сидел без мыслей. Как-то его вообще ничего не терзало. Возможно, будь он голоден, все было бы иначе, но и чувства голода отсутствовало. Видимо, во всем было виновато генетическое скрещивание. Да ведь и в несколько непривычной форме тела был Виталик.

Пока Виталик спал, рачок Толик пропал. Потом привели ихтиандра.

— О, ха-ха-ха! — засмеялся Виталик. — Вот и ты! Манать, как дела, кен-н-н-туха? А-ха-ха-ха!

Ихтиандр отвернулся и не отвечал.

— Слышь, брат. Чо ты молчишь? Ты же у меня еще курить просил тогда!

— Не припомню такого, — отвечал ихтиандр, — вы, наверное, с кем-то меня путаете. Я вообще не курю и стараюсь не общаться с асоциальными элементами.

— А что, и курыть нет у тебя?

— Попрошу вас общаться на «вы».

— Да хуй с тобой, ладно. Ладно.

— А я слышал о вас, — сказал ихтиандр научным тоном, — у нас тут быстро слухи разносятся. Говорят, что вы — или Борат, или не Борат. Что, в сущности, не важно, так как путь отсюда один. А, так как пытки тут запрещены, то колоть будут долго. А если не расколют, так вечно тут будете сидеть. Заявку на вас подала морская царевна.

— Это кто ж такая? — удивился Виталик. — Знать бы, хотя бы, по натуре. Заявку подают, а кто — не знаю сам.

— А у вас есть адвокат?

— Да откуда? Эх.

— Тогда вам придется защищать себя самостоятельно. Если вам предложат адвоката от Мандатория, не соглашайтесь.

Сидел он дальше. В качестве баланды были вареные кораллы и подливка из нефти. Да, где-то там, на берегу, оставалась научная бригада — Виталика не было уже достаточно давно, и они наверняка могли заподозрить неладное. Хотя у Виталика была встроенная под кожей камера, скорее всего, сигнал с такой глубины был слабый. Да были ли у них послать кого-нибудь на помощь.

— Подвязался, я, слышь, сам не знаю зачем на это дело, — сказал он, — а ведь были коны. Надо было только чутка подождать. Есть один корешок, газ на дому сжижает. Подключился к трубе, газок чисто скачивает. Но там как — быстро не получается. В неделю он только несколько баллонов накачивает. А потом, как мимо проезжает типуля-газовик, он свои баллоны ему отдает. Бабки сразу платят. Там нормально. Ну не то, что много. Пятерочка баллонов, жить можно. Везут в Строгановку, а там есть по окраинам улицы, там нужны чисто баллоны. Короче, он мне кричит, давай у тебя поставим на дому установку. Только я подумал — у меня мать всем командует. Хуй его знает. Тоже — то ли кон, то ли нет.

— Вы видимо озарены идеями воровской жизни, — задумчиво проговорил Ихтиандр, — да, вы — настоящий ретроград. Время ушло далеко вперед, а вы застыли на одном месте. Как выйдет лимит, что, думаете, будете досиживать? Да, хотя, может, и будете. А может, и — на переработку. Да это мысли вслух, Борат, как вас там по отчеству?