Маша
Валерий Петрович спасался в деревне от пожиравшей его в городе жары уже третье лето, но Машу увидел впервые совсем недавно. В тот вечер он сидел на лавочке в прохладной тени огромных кустов сирени, а она, окружённая подругами, прошла мимо его дома. И показалось, что само время замедлило свой ход, чтобы дать Валерию Петровичу рассмотреть Машу во всей красе. Она никуда не спешила, шла степенно, словно царица. Неторопливость — непозволительная роскошь для городских жителей, вечно куда-то бегущих и опаздывающих. Валерий Петрович ловил каждый взмах её длинных чёрных ресниц. Вглядывался в её глубокие теплые карие глаза, отражавшие последние лучи заходящего июльского солнца. Открыв рот, пожирал глазами широкие покачивающиеся бёдра.
Маша же не удостоила его и взглядом. Скорее всего, она его даже и не заметила. И это было неудивительно. Валерий Петрович был лыс, толст и уже не молод. Когда-то одной его улыбки и лукавого прищура зеленых глаз хватало, чтобы любая, даже самая неприступная, красавица оказалась в его объятьях. Но это было много лет, тысячи волос и десятки килограмм тому назад. Теперь же пассивный доход и активное пищепотребление превратили его в ничем не примечательного округлившегося предпенсионера, а бесконечная похоть в его взгляде давно сменилась такой же бесконечной тоской.
Женщины были в жизни Валерия Петровича главным и, по сути, единственным увлечением. За свои пятьдесят с небольшим лет у него их были сотни, если не тысячи. Спать с одной и той же несколько раз для него было всё равно, что надевать уже ношеные носки — в принципе, терпимо, но приятного мало. Нет радующего ощущения свежести.
Список использованных женщин Валерий Петрович вёл в толстой тетради. Он записывал имя жертвы, её особенности и необычные черты и ставил оценку. Время от времени он, словно филателист, листающий свой альбом с марками, пробегал глазами по своей коллекции и тоскливо улыбался. Там были все. Блондинки, брюнетки, рыжие и лысые. Стройные, толстые, дистрофично худые скелеты и мускулистые бодибилдерши. Белые, чёрные, азиатки, индианки и дикие, необузданные представительницы народов крайнего севера. Молодые, ровесницы, старые. С нулевым размером, двоечками, троечками, неподдающимися классификации огромными бидонами. Без руки, без ноги, без груди и даже несколько дурочек. Валерий Петрович попробовал абсолютно всё и абсолютно всех. Были в его коллекции так же несколько ледибоев, смазливых юношей и даже некогда лучший друг Лёша. Валерий Петрович был участником и наблюдателем. Он доминировал и подчинялся. Он был завсегдатаем свингер-пати и кинки-вечеринок. В его жизни были золотые дожди, римминги, фистинги и геппинги. Но однажды утром Валерий Петрович проснулся и понял: ни одна рука, нога или даже голова больше не сможет заткнуть зияющую дыру в его душе. И с этим гнетущим ощущением он существовал уже несколько лет. Воспоминания не радовали, алкоголь не утешал, а тоска, словно присосавшийся к сердцу клещ, выкачивала из Валерия Петровича остатки жизни.
И лишь когда он увидел Машу, понял, что для счастья ему не хватало только её. Нет, это не была любовь с первого взгляда. Это было желание обладать. Как раньше, только ярче. Это была та самая животная страсть, которой Валерий Петрович не чувствовал в себе так давно.
Впервые он не знал, как подступиться к будущей жертве — слишком она отличалась от всех, с кем прежде он имел дело. Молодая, игривая, незаинтересованная в деньгах и роскоши. Абсолютно светлое и нетронутое современными пороками доброе и наивное существо. Сама невинность, опорочить которую будет так сладко.
И Валерий Петрович стал наблюдать. Он узнал, где Маша живёт. Он выяснил её немудрёный распорядок дня. Он любовался её совершенным телом, когда она с подругами купалась, и сокрушался, что не может, как Зевс, обратиться в быка и похитить эту заворожившую его Европу. Каждый вечер ждал, когда она пройдёт мимо его дома, чтобы насладиться ею со всех сторон: анфас, профиль, будоражащий мужское начало зад. Боже правый, этот зад...
Душными ночами Валерий Петрович беспокойно вращался в своей смятой постели и представлял себе, представлял, представлял... Вот он, прикусывая, целует её влажные розовые губы. Ласкает её соски. Хлещет плетью её сочный широкий зад...
Перед глазами Василия Петровича одна за другой всё быстрее и быстрее мелькали яркие образы, становившиеся от сцены к сцене всё грязнее, всё неестественнее. А в груди его разгорался пожар, дышать становилось всё труднее, неровно бившееся сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Он исступлённо замычал и вскочил с кровати.
Нет! Так больше нельзя! Он должен взять её! Должен познать! Должен!..
Прошла бессонная ночь. Вместе с солнцем скатился за горизонт бесконечно длинный день. И вечером Валерий Петрович беспокойно переминался с ноги на ногу у одиноко стоящей заброшенной и заросшей зеленью избы, словно школьник, нервно ждущий после продлёнки свою первую любовь и мечтающий донести до дома её ранец. Здесь почти никто не ходил, а подруги прощались с Машей на перекрёстке у озера. Только она, он и луна — немой и беспристрастный свидетель ночных радостей и несчастий.
Валерий Петрович издалека услышал её шаги, затаил дыхание и, когда Маша подошла ближе, вышел из прятавшей его тени на свет.
— Маша, — заговорил он, — постой, не пугайся.
Она остановилась.
— Послушай, я кое-что хочу тебе сказать. Нет-нет, не бойся меня.
Маша отступила на шаг и будто хотела что-то ответить, но Валерий Петрович перебил её.
— Машенька, не говори ничего, прошу. Просто послушай. Я очарован тобой. Я вижу тебя каждый день и представляю каждую ночь. Я брежу тобой. Ты буквально свела меня с ума.
Маша огляделась по сторонам, ища взглядом кого-нибудь знакомого, но они были здесь лишь вдвоём.
—Все эти, вокруг... Что они могут тебе дать? Ничего, — Валерий Петрович сделал шаг в её сторону. — А я дам тебе всё. Всё, чего ты только можешь хотеть. Ты — мечта. Ты — богиня.
Он подошёл еще ближе, а Маша стояла, словно оцепеневшая, и только моргала своими пышными черными ресницами.
— Не бойся, — голос Валерия Петровича дрожал от накатывающих волн возбуждения, — Я был первым не раз. Поверь, я буду нежен.
Он подошёл ещё ближе, встал за её спиной и положил мокрую от пота ладонь на Машино бедро.
— Я буду нежен, — повторил он, расстёгивая ширинку. — Я...
Но Маша прервала его и лягнула копытом прямо в раздираемую похотью грудь. Валерий Петрович мешком упал на землю, а Маша раздражённо замычала, потрясла своей рогатой головой, и степенно, словно царица, продолжила свой путь до стайки. Она удалялась, покачивая бедрами и отгоняя хвостом комаров, а Валерий Петрович, пока хватало сил держать на весу голову, смотрел ей вслед и хрипел.
Цокая копытами покидала его последняя надежда на счастье. Единственная, кого он не успел попробовать и испортить. А вместе с ней жалкое обрюзгшее тело Валерия Петровича покидала его грязная и голодная душа.
-
-
-
А вот это очень хорошая весч! Очень понравилась. Валерий Петрович ни разу не спалился, любуясь выменем. Ему нравился только круп. Блестящее исполнение и вот это поворотный финал.
1 -
-
Я знал, что Антошка чуток..... Но чтоб настолько?
Лайк. Однозначно.
1 -
Ты бы знал сколько вещей лежит, дожидаясь момента, когда "ну, наверное можно уже и про это".
(две).
1 -