А Волхов шумит... (на конкурс)

Павшим в боях за Родину и выжившим

 в Великой Отечественной войне

посвящается…

 

 

Глава 1

Июнь 1940 года.

Лесная извилистая дорога тянется вдаль. На разные голоса поют птицы, восхваляя ясное солнышко. Все также спокойно шумят кроны вековых деревьев, и мир кажется таким прекрасным, что душа начинает петь и переливаться, как вода, сверкая, перетекает из сосуда в сосуд, различными счастливыми оттенками человеческих эмоций.

По обочинам дороги растут ромашки, едва колыхаемые легким ветерком. Их лепестки невероятно крупные – с полмизинца.  Именно эти необыкновенно красивые цветы любила девушка, идущая в босоногой толпе девчонок и мальчишек по пыльной дороге. Ребята возвращались из леса, куда ходили за ягодами.

-Тонька! Смотри, ромашки! Да какие красивые!– толкнула её в бок  подруга Любка и указала на обочину.

Тоня повернула голову в указанном направлении и улыбнулась так, как умела улыбаться только она одна: бойкой, открытой, ласковой улыбкой, слегка обнажающей крепкие белые зубы.

Тося Михеева была необыкновенно красива: среднего роста, стройная, со всех сторон ладная. На ней был простой льняной сарафан, но, несмотря на это, он хорошо подчеркивал фигуру девушки. Её овальное загорелое лицо обрамляли шикарные темно – русые волосы, сплетённые в две толстые косы, которые девушка любила заплетать голубыми лентами, при этом вплетая в прическу цветы. А темно – зелёные глаза, оттенённые густыми черными ресницами, были мудрыми, добрыми, понимающими. Складывалось впечатление, что взглядом она хотела охватить весь мир и одарить его своей любовью, которой, казалось, хватило бы на всех.

А девушке было пятнадцать лет.

-Как они прекрасны! – воскликнула в восхищении Тоня и подошла поближе. Она поставила лукошко с ягодами и стала разглядывать цветы.

За ней потянулись остальные ребята. Это был её друг Ванька Орлов, бойкий и непоседливый мальчишка, любивший повалять дурака, его друг Колька, с которым Ванька был неразлучен, да Машка с Любкой, Тонины подруги.

Ванька, подбежавший следом за Тоней и повесивший свою корзинку на Кольку, постоял немного, как бы в раздумье, почесал подбородок, а затем сорвал один цветок. С довольным выражением лица он развернулся к девушке.

-Тонь, а ну – ка повернись!

Девушка повернулась, вопрошая глазами. Одним ловким движением руки он воткнул сорванную ромашку в её волосы над правым ухом.

- Вот, самая красивая ромашка, специально для тебя выросла! – торжественно изрек юноша, сияя, как начищенный самовар.

Краска смущения разлилась по лицу красавицы. Опустив глаза, она улыбнулась, а потом, подняв их, устремила благодарный взгляд на зардевшегося Ваньку.

- Спасибо. – Тихо зазвучал её мелодичный голосок, показавшийся сейчас Ивану особенно прекрасным. И сама она казалась ему ещё лучше, чем прежде.

Сам Ванька был плечист, крепок телосложением, высок, но не слишком. Его русые волосы всегда были аккуратно подстрижены и искусно обрамляли смуглое скуластое лицо, на котором были посажены большие карие глаза. Тоне особенно нравились эти глаза, так как в них читалась вся широта простой русской души, коей обладал этот юноша.

Тося задумалась на минуту, оценивая Ванькин поступок, но из собственных мыслей её вывел сварливый командный голос, раздавшийся за спиной.

- Ну, чего встали?! Пойдемте уже! До деревни немного осталось! Ать – два, ать – два! – стала расталкивать всех неуемная Машка.

Тоня вернулась в группу, и шумная процессия, во главе с ней, рассказывающей новую историю из прочитанной книги, двинулась вперёд. Тоня любила читать, и читала много. А сейчас знакомила слушателей с Павкой Корчагиным, героем книги «Как закалялась сталь», которую она только вчера дочитала.

Наконец, из – за поворота показалась деревня Великий Двор, находившаяся в Большедворской волости Тихвинского района. С Тоней и дорога показалась ребятам незаметной.

Все  стали разбредаться по домам, а Тоне с Ванькой надо было чуть дальше. Они жили на окраине деревни, откуда открывался великолепный вид на древнюю Тихвинку.  По этой реке ходили пароходы, в ней водилась рыба, и вообще река была удивительно красива.

Всю оставшуюся дорогу Тоня с Ваней не обмолвились ни единым словом. Каждый думал о чем – то своем, сокровенном.

Наконец,  показался Ванькин дом. Это был обычный деревянный домик с пристройками. Вокруг него был разведён небольшой сад, в котором росли яблони.

- Ну что, Тонь, пока. Мне домой надо. – Едва слышно попрощался с ней юноша.

- Да, конечно. Пока. – Ответила Тося и пошла дальше.

Иван отошел в тень к калитке и ещё долго смотрел, как она уходит навстречу солнцу.

А Тоня все шла по дороге, пока не показался её дом. Он стоял прямо на откосном берегу Тихвинки. Девушку всегда охватывало чувство восхищения русской природой, гордости за неё, любви к ней. Стоя на высоком берегу реки, ощущая дуновение ветерка, так и хотелось расправить крылья и полететь! Тоне нравилось сидеть на берегу и смотреть, как внизу плещутся голубые волны, как в них отражается такое же голубое небо. Поэтому и цвет она любила голубой, да и ленты для кос выбирала соответственно.

На пороге деревянного дома Тосю встретила мать, Мария Ивановна Михеева.

- Тонюшка, почему так долго? Ты же опоздаешь! – были первые слова, с которыми мать обратилась к дочери.

Такой вопрос Мария Ивановна задала небезосновательно. Ещё вчера из райцентра пришел ответ на заявления о вступлении в комсомол, которые Тоня со старшей сестрой Риммой отправляли два месяца назад.  Заявления девушек рассматривали долго, и они уже перестали надеяться  и – о чудо! – их приглашают в райком! Единственная проблема – он в Тихвине, а дорога – то далекая…

 - Не переживай, мамушка, успею! – ответила Тося, взбегая на крыльцо, и поцеловала мать в щеку. – Сейчас! Я только переоденусь!

В коридоре на столе она оставила лукошко с морошкой.

- Ты хоть покушай, далеко же ехать! Проголодаешься ведь…- последовала за Тоней Мария Ивановна. В коридоре только она увидела, сколько ягод принесла дочь, и сердце её наполнилось тихой радостью.

Она прошла на кухню и стала наспех собирать на стол. Посредине поставила  чугунок с картошкой, а рядом миску с зеленью и овощами. Последним делом достала из печки свежеиспеченный хлеб. Скудненько, но что поделаешь!

- Тоня, ну где ты? Стынет же все! – уперев руки в бока, Мария Ивановна стала звать замешкавшуюся в комнате дочь. – Ты, покамест, садись, а я за девчонками сбегаю! Куда же они запропастились – то?

Под словом «девчонки» женщина подразумевала свою старшую дочь Римму и младшую  Верочку. Они  поливали в огороде зелень и не слышали, как пришла Тоня. Римма была очень похожа на Тосю, а вернее, Тося на Римму, только выше ростом и посерьезней неё. А по Верочке ещё нельзя было точно определить, в кого она пошла, так как девочка была ещё очень маленькая. Еще у Марии Ивановны был шестилетний сынишка Володя, который понес обед отцу на работу и по этому случаю отсутствовал дома.

- Девочки, Тоня пришла! Столько морошки принесла, да такой крупной! Пойдемте за стол, а то потом в Тихвин поедете, когда ещё покушаете! – кричала с крыльца мать.

- Морошки? Это хорошо! Значит, можно сдать ее и купить что – нибудь! - вытирая мокрые руки о подол, весело отозвалась Римма. – Сейчас придем.

- Морошка! Морошка! Я хочу морошки! – захлопала в ладошки младшая сестренка, а потом повисла на рукаве Риммы и стала засыпать её вопросами.

 – Римм, а куда - это вы поедете?

- В Тихвин. – Отвечала Римма, пытаясь освободиться из цепких ручонок Веры.

- В Тихвин? А зачем?

- Нужно.

- А меня возьмете?

- Нет, ты ещё маленькая. Вот когда подрастешь, тогда и поедешь.

- Ну возьмите меня! – пустилась в слезы маленькая приставучка, дергая за руку сестру. – Ну пожалуйста!

Верочка до самого крыльца не отпускала Римму и плакала, пока не оказалась на коленях у матери.

Сестры собрались за столом. Не хватало только отца, находившегося на работе.  Иван Яковлевич Михеев был потомственным водолазом, более 30 лет проработавшим в разных портах страны. Но он все чаще стал прихварывать, и ему запретили спускаться под воду и работать там. Однако тяга к реке взяла свое: он не смог расстаться с ней и стал работать на гидротехнических сооружениях.

Девчонки быстро поели и, пообещав Верочке «золотые горы» за то, чтобы она осталась с матерью, побежали к деду Кондратию, жившему через четыре дома от них. У него одного была лошадь с телегой, и только он мог помочь добраться до города. Ещё вчера Мария Ивановна договорилась с ним о лошади, поэтому повозка стояла уже наготове и ожидала девушек.

Тоня надела все самое лучшее, что было у нее: коричневое платьице до коленок и старенькие мамины туфли. Косы она не трогала, так они и остались, переплетённые голубыми лентами, только цветок вытащила. Ведь серьезное мероприятие намечалось, там цветы ни к чему.  Ванькину ромашку она положила в книжку, дабы сохранить на долгие годы. Она мечтала лет через десять показать её ему, чтоб он удивился, что ромашка цела и невредима.

Так и собралась девушка ехать в Тихвин. Сердце клокотало, ведь она будет комсомолкой! Тоню охватывало радостное волнение, и она нетерпеливо заскочила в телегу.

Наконец, повозка тронулась. Мария Ивановна, прибежавшая проводить их, перекрестила девушек три раза.

Глава 2.

         Дорога была разбита и разъезжена так, что по ней невозможно было передвигаться. На ухабах телегу сильно качало и бросало из стороны в сторону. Не выдержала даже Тося, которая ко всему относилась с оптимизмом.

- Нам ещё долго ехать? – жалобным голосом спрашивала она деда Кондратия, теребя его за рукав.

Ей хотелось поскорее оказаться в красивом зале райкома. Она так долго ждала ответа на запрос, так давно мечтала стать комсомолкой, пройти торжественное посвящение, а эта минута все оттягивалась и оттягивалась.

- Не особенно. – Лаконично отвечал он.

- А далеко до города? Сколько нас ещё будет так трясти?

- Замолчи, Тоська! Много будешь знать – скоро состаришься! И вообще, не ной! – раздраженно отвечала Римма, тоже не обрадованная таким путешествием.

Тося недовольно отвернулась и стала пытаться разглядеть окружающие её пейзажи, которые так и прыгали перед глазами, словно солнечные зайчики. Вскоре, устав от такого неблагодарного занятия, она уткнулась взглядом в спину деда  и сверлила её до тех пор, пока телега не въехала на одну их мощёных улочек Тихвина.

Тихвин – город с глубокими корнями и богатой историей. Первое летописное упоминание о нем относится к 1383 году как о Тихвинском Пречистенском погосте, на месте которого сначала вырос посад, а позже город.  Посад располагался на перекрестке торговых путей, связывавших Волгу с Ладогой и Балтийским морем, что способствовало быстрому развитию Тихвинского погоста, который со временем перерос в крупный торговый и ремесленный центр.

Миновав монастырь, наши герои свернули на главную  улицу города. По обеим сторонам дороги, близко друг к другу, гнездились деревянные дома. В лавках висели большие красивые вывески, люди, точно муравьи, сновали туда – сюда. Жизнь кипела!

Проезжая мимо одной из таких лавок, Тося услышала спор женщины с торговцем яблоками. Покупательница кричала, что её обманули. Шум и гам стоял на всю улицу.

«Неужели они не могут жить мирно?» - быстрее молнии пронеслось в голове Тоси – «Зачем нужно обманывать друг друга? Ведь всем же от этого хуже! Не понимаю…»

Да это ее сейчас особенно и не волновало, у нее было поважней дело.

Из состояния задумчивости Тосю вывел внезапно послышавшийся колокольный звон. Сначала он зазвучал едва слышно, потом все нарастая и нарастая, пока колокола не зазвенели во всю мощь своих голосов.

Люди, до того спорившие друг с другом и куда – то спешившие,  неожиданно замирали и крестились.

Колокольный звон возвещал о начале обеденной службы, ежедневно проходившей  в три часа дня в Успенском мужском Монастыре. Бытует предание, что некогда проезжал через Тихвин Иван IV Грозный и повелел возвести здесь монастырь. Работу эту доверили умелому потомственному зодчему Федору Сыркову. Так родился в Тихвине этот прекрасный монастырь, доживший до наших дней.

Тоня заслушалась красивой церковной музыкой и отвлеклась от мрачных мыслей, но звучание колоколов заглушил ужасный рев мотора приближающегося грузовика. Все повернулись к нему.

В это время лошадь с невероятной силой рванула в сторону, чуть не опрокинув повозку. Дед Кондратий вовремя  успел усмирить испуганное животное, так что никто не пострадал.

- Что это было? – спросила испуганная Римма, поправляя платье.

- Да моя Зорька никогда раньше  машин не видела, вот  и испугалась. Вовремя я узду натянул, иначе все в кювет улетели бы! – последние слова дед Кондратий произнес тихо, что б девчонки не слышали.

Только Тосе все было нипочем! Довольная улыбка растянулась до ушей. Казалось, ей даже понравилось, и она бы повторила это снова, но повозка остановилась, и дед Кондратий объявил:

- Райком.

Девушки спрыгнули с телеги и замерли в нерешительности перед зданием внушительного размера. Наконец, они переглянулись и вошли в него.

В райкоме их провели в кабинет первого секретаря. Это была большая комната с высокими потолками, в центре которой стоял длинный прямоугольный стол, застеленный красной материей. На стене, за креслом первого секретаря райкома, были накрест повешены два красных флага, обшитые желтой бахромой, а над ними красовался огромный портрет дедушки Ленина.

Кабинет был светлый и просторный. Атмосфера помещения была пронизана строгостью, поэтому все чувствовали себя здесь скованно.

Девушек встретил высокий стройный молодой человек. Он подал каждой руку.

- Здравствуйте. Присаживайтесь, пожалуйста. – Начал он

Сестры сели.

-Это Саша Кретов, я его знаю! Он очень хороший и простой человек! – шептала Тоня на ухо старшей сестре. Она о нем была уже наслышена.

– Меня зовут Александр Васильевич Кретов.  – Добавил секретарь и сел в кресло. Лицо его приняло непринужденное выражение.

- Ну, девушки, скажите, кем вы хотите стать? - начал он опрос.

Тишина. Сестры  в недоумении переглянулись.

- Врачами? Учителями? Швеями? – нарушив тишину, продолжил Кретов.

Вновь молчание. Сестры даже шелохнуться боятся.

Первый секретарь райкома в замешательстве остановился. Затянулась пауза.

- Ну, хорошо, – уже отчаявшийся добиться хоть слова, продолжил Кретов, - вы же читаете книги, иногда смотрите фильмы. На кого из героев вы хотите быть похожими?

Тоня ели слышно промолвила:

-На Павку Корчагина!

В страхе она закусила губу и вжалась в кресло.

- На Павку Корчагина? Это хорошо! – обрадовался Кретов.

На этом он, собственно, и закончил. Далее прошло заседание бюро, а чуть позже девушек приняли в комсомол.

Через два месяца, 16 августа, сестры вновь приехали в райком, и первый секретарь вручил им новенькие билетики с изображением Владимира Ильича Ленина и двух орденов на оборотной стороне обложки, сказав:

- Будьте такими, как Павел Корчагин!

Эти слова Александра Васильевича Кретова Тоня запомнила на всю жизнь.

Весь обратный путь Тоню снедало нетерпение. Ей так хотелось похвастаться перед мамой и друзьями! Она вертела свой комсомольский билет, разглядывала его со всех сторон, а потом выпросила Риммин и стала сравнивать их. Она и не заметила, как через час добрались до дома. Повозка еще не успела остановиться, как Тоня мигом соскочила с неё и кинулась на шею стоящей на крыльце матери.

- Мамушка! Нас в комсомол приняли! – кричала она, припрыгивая  от радости, и сунула  той в руку комсомольский билет.

Это был один из счастливых дней в жизни Тоси, ведь сбылась её заветная мечта – она теперь комсомолка!

Уже поздно вечером, лежа у себя в кровати, Тося вновь и вновь прокручивала в голове произошедшее событие. В ушах до сих пор стояли слова Александра Кретова: «Будьте такими, как Павел Корчагин!» «Эх… Если бы и вправду быть такой!», - с сожалением подумала Тося – «Но куда уж мне!

Она долго  ворочалась, переполненная впечатлениями. Заснула только где – то совсем под утро. Но даже во сне она видела тот же самый зал с длинным столом, первого секретаря райкома, который вновь пожимал ей руку и напутствовал: «Будь, Тоня,  такой, как Павка Корчагин». Ей снился комсомольский билет № 11633260, датированный 16 августа 1940 года, с маленькой фотографии которого на неё пытливо смотрит красивая девушка с длинными толстыми косами.

Но ничто не вечно. Соседский петух рассеял девичьи грезы, раскукарекавшись на всю округу.

«А ведь совсем скоро и в школу» - почему – то вдруг подумалось Тосе…

Глава 3

Тося ходила в Большедворскую Начальную Семилетнюю Школу, находившуюся в семи километрах от деревни Званы. Каждый день, и в жару и в стужу, девушка с ребятами – односельчанами пешком преодолевала это расстояние. Идти было весело. Ванька – балагур всегда что – нибудь учудит, да и Колька не отставал от него.  Они подтрунивали над девчонками. Однажды им пришло в голову засунуть лягушку в  портфель Тони, но  забава, к великому их огорчению, не дала ожидаемых результатов. Тося, сохранив  спокойствие, вынула земноводное из ранца, после того, как оно дало о себе знать, и, как ни в чем не бывало, пошла дальше.

Тося была душой компании и для всех являлась просто Тоськой. Она всегда рассказывала какие – либо истории и умела поддержать разговор, а в случае чего, и помирить поссорившихся ребят и наставить на путь истинный.

В школе Тося охотно занималась организаторской деятельностью. Она устраивала праздники, как для маленьких, так и для взрослых ребят, давала каждому возможность открыть в себе таланты.

Через некоторое время после вступления в комсомол Тоню выбрали секретарем школьной комсомольской организации. Она об этом и мечтать не могла! Тосе казалось, что счастливее её нет никого на свете и ей можно позавидовать.

С большим оптимизмом и огромным рвением она взялась за новую работу. С головой окунулась в свои замыслы и идеи.

А их  у неё было действительно много, и она не заметила, как прошёл год…

Глава 4

Июнь 1941года.

Июнь – самый первый и долгожданный месяц лета. Он теплый, но зачастую сопровождается проливными дождями и грозами. После такого дождичка вся зелень начинает расти вверх, подставляя свои листики и раскрывающиеся бутончики под поток яркого солнечного света. В июне появляются первые ягоды, такие, как земляника и морошка, и лес оглашается буйным гомоном птиц. На разные голоса заливаются скворцы, коростели, малиновки, кукуют кукушки и звенят всеми переливами своего голоса соловьи.

Июнь – насыщенное заботами время. В этом месяце люди занимаются всяческого рода огородными работами. Взрослые трудятся в колхозах, и на свои огороды у них не остается времени, поэтому за ними ухаживают дети. Сажают, полют, поливают, окучивают и пожинают первые плоды своего труда.

Так и наша Тонечка ковырялась на огороде вместе с Риммой и весело переговаривалась с ней. А младшенькая Вера была наказана за плохое поведение и сидела взаперти дома.

- Тоньк, а Тоньк? Чего – это на тебя так Ванька заглядывается, а? Аж глаз не сводит! – подтрунивала над сестрой Римма.

Как читатель уже понял, речь шла о Ваньке Орлове. Римма заметила его странное поведение ещё тогда, когда он начал заходить к Тоне по разным вопросам. Например, забыл записать домашнее задание или непонятна задача по алгебре – бегом к Тосе. Самое – то странное, что наш Иван в арифметике был силен! «С чего бы это ему задача не понятна?» - задавалась вопросом старшая сестра. – «Ведь он арифметику как орешки щелкает! Странно. Очень даже!».  Понятное дело, что ничего Ваня не забывал, и все ему было понятно, просто его как магнитом тянуло к этой девушке.

Вы, конечно, уже поняли, что это первая…

- И ничего не заглядывается! Показалось тебе! Вечно тебе что – то мерещится! – отбивалась от расспросов раскрасневшаяся смущенная Тоня. Ей и самой иной раз так казалось, но она гнала эти мысли прочь.

- Да ладно! Смотри, какой жених завидный! Небось, каждая девчонка о таком мечтает, а он за тобой увивается! Эх, Тонька, не упусти! – не унималась Римма.

Ей нравилось наблюдать, как меняется выражение лица сестры. Поэтому она ехидно пыталась зацепить её и узнать, как же все – таки сама Тоня относится к сему ухажеру.

- Да ну тебя! Не городи ерунды! Сама ведь знаешь, что мы с ним только друзья! Кажется тебе! КА-ЖЕТ-СЯ! – всеми силами пыталась убедить старшую сестру наша героиня.

- Эх, Тоська, кого ты обманываешь! Ведь я… - не успела закончить свою речь Римма, как во двор с криком влетела бледная, не похожая на себя соседка.

-  Девчонки! Где мать???

– На работе, скоро должна прийти, – спокойно ответила Римма, прибавив, – а что случилось – то?

- Ой, девоньки! Что делается – то! Ой, беда-а-а! – причитала она, исступленным голосом, схватившись за голову. – Беда-а-а!

- Да что стряслось – то? Говорите толком! – не выдержала Тоня.

- Как что? Вы разве не слыхали, что по радио говорят?! – удивилась женщина. – Война же! Война! Немец проклятый тучей летит!      Ой, не останется же ничего! – пустилась она в слезы.

«Война»… От этого слова Тоню словно током прошибло. Стояла, ни жива, ни мертва… А в висок стучала страшная мысль: «Война… Война!»

- Какая ещё война?! – сорвалась на отчаянный крик Римма, не желая поверить в происходящее, и трясла за плечо соседку.

За околицей послышались  приближающиеся шаги. Это возвращалась с работы мать. Она ещё ничего не знала, но эта страшная минута осознания неизбежного стремительно приближалась.

- Девоньки, что с вами? – войдя во двор и увидев их лица, спросила Мария Ивановна. Тревожный вид Риммы, заплаканная соседка и отрешённость Тони предвещали что – то недоброе.

- Ой, Машенька, война! – рыдая, бросилась к ней на шею женщина.

Немного успокоившись, она поведала Марии о том, что ей довелось услышать. По мере продвижения рассказа к концу, лицо Михеевой становилось мрачнее тучи. Появились жестокие складочки в уголках рта, глаза налились ненавистью.

В это время жизнь Тони разделилась на «до» и «после». В ней произошел перелом, определивший её дальнейшую судьбу. Из истории она знала, что война – это жестокость, разрушения, летающая всюду смерть. «Нет! Нет! Этого не будет! Этого не должно быть!» - кричала её сущность. Тоня не могла примириться с произошедшим, и не примирилась…

Она пришла в себя только тогда, когда  заплаканная Римма  стала её трясти, что есть мочи, за плечи, пытаясь привести в чувство.

- Мое место на фронте! –  были первые произнесенные Тосей слова.

От этих слов у матери оборвалось сердце…

 

Глава 5

Всю ночь Тоне не спалось. Она окончательно решила – пойдет на фронт. Все равно добьется желаемого – даже если не возьмут. Любым способом.

За окном чирикали птички, разливая дивную мелодию в воздухе. В комнате стоял запах полевых цветов, исходящий от стоящего в вазе букета. Все, казалось бы, хорошо – жить и радоваться, - но нет, война…

«Господи! – думала девушка, слушая птиц. – Разве может быть в таком прекрасном мире война? Зачем она нужна?  А что будет с моей семьей? Я обязана идти на фронт! Пусть даже я погибну… Ну и пусть!  Это мой долг!»

Такие ужасные мысли роились, точно пчелы, в голове у столь юного создания. Шестнадцать лет… Шестнадцать! А какая непоколебимость в решении! Какая сила воли! А ведь она ещё девчонка…

Так в раздумьях она и пролежала до утра. С первым криком петуха Тоня встала. Оделась, умылась и, не завтракая, выпорхнула из дома.

Все так же пели птицы, так же колыхалась трава, так же цвели и благоухали ромашки, но все изменилось…

Пробродив полдня, она отправилась к лучшему другу своей юности -  к Ваньке. В связи с тем, что Тоня была приезжая, знакомы молодые люди  всего два года, но за это время у нах сложилась крепкая настоящая дружба. Сначала она с родителями переехала из Ленинграда в Свирьстройск, а затем, в 1939 году, сюда,  в Званы.

С Ваней ей всегда было хорошо и весело. Она слушала его выдуманные фантастические рассказы, которые тот любил сочинять, ходила с ним за грибами и ягодами и прощала ему все шалости.

Но это было раньше…

Подойдя к резному забору, она робко заглянула во двор. На задней его половине, ничего не замечая, юноша ожесточенно колол дрова. Он тоже уже знал, что произошло, и тоже принял решение…

- Вань! Ваня! – шепотом позвала Тоня, не желая тревожить родителей юноши . – Ваня!

Он ничего не слышал, абсолютно поглощенный своими мыслями и работой.        

Чтобы хоть как – то привлечь внимание, Тося запустила в него ком земли, но промазала.

         От звука упавшего предмета парень обернулся.

Тоня даже отшатнулась. Она не узнала того юношу, который всегда был с нею рядом. Настолько сильно он изменился…

Ванечкино лицо утратило былую живость и беззаботность, оно стало непривычно серьезным и суровым. Печать тяжелых раздумий залегла в уголках глаз и губ.

- О, Тоня, привет...– еле слышно молвил юноша и направился к калитке, у которой стояла девушка.

- Здравствуй. – Ответила на его приветствие Тося и продолжила. – Вань, ты слышал, что творится?

- Да слышал… Война нынче… Немец прет со всех щелей!

Обычно добрые и приветливые глаза налились кровью, и, судорожно сжав правую руку, он нанес удар кулаком прямо в столб забора.

Спустя считанные секунды, он отвернулся от Тони, и, опустив голову, встал, как вкопанный, как бы вновь и вновь оценивая ситуацию.

А девушка терпеливо ждала, когда он вновь придет в себя. Но этого не происходило. Казалось, Иван совсем утратил связь с реальностью и больше не вернется.

У Тони болезненно сжималось сердце при виде этой картины. «Что сталось с тем беззаботным дурашливым мальчишкой?» - задавалась вопросом девушка.

А случилось то, что прежнего Ваньки уже не было. Перед ней стоял новый Иван Орлов с пылким сердцем, беззаветной любовью к родине и сильнейшей ненавистью к её захватчикам. В его душе разгорелся пламень патриотизма, который никто не был в силах потушить. Это был новый Иван, неизвестный и загадочный.

- Ваня, - тихо подойдя сзади и положив руку ему на плечо, шепнула Тоня.

От этого юноша слегка повернул голову в её сторону.

- Тонь, я на войну иду. Сегодня был в военкомате. Меня приняли. Куда – не знаю. Завтра уезжаю. Куда определят, там и буду служить. Мне без разницы – танкистом, пулеметчиком или разведчиком – лишь бы с оружием в руках бить врага!

 Ваня действительно утром ездил в военкомат. Ему совсем недавно исполнилось семнадцать лет. Он был старше Тони на год, но ходил с ней в один класс, так как в шесть лет сломал ногу и был вынужден пропустить один год. Телосложением юноша был крепок, так что дать ему можно было все восемнадцать лет, поэтому он соврал военкому о своем возрасте, прибавив год. Собственно говоря, потому он и попал в армию.

Воодушевление сквозило в его голосе, в движениях рук, огнем пылало в глазах. Тоня поняла, что этот человек не отступится и не предаст, он или победит, или… По спине побежали мурашки от подобной мысли.

- Вань, ведь тебя же могут убить… - пытаясь сдержать подступающие к горлу слезы, дрожащим голосом произнесла она. - Убить…

- Да даже если и убьют… - но тут он осекся, почувствовав это, и, загоревшись мыслью, резким движением повернулся к Тоне, взял её за плечи и посмотрел ей в глаза.

- Тонь, скажи мне, только честно, ладно? – начал он. Глаза его загорелись невероятным блеском, который Тоня уже и не надеялась больше увидеть. Казалось, он собирался с духом, чтобы сказать что – то чрезвычайно важное и, наконец, выпалил: – Тонь, ты будешь ждать меня?

Вся его решимость тут же улетучилась, сменяясь душевным волнением в ожидании ответа.

Тося не предвидела такого поворота событий. Она стояла, как вкопанная, не в силах произнести и слова. Сердце гулко билось в груди, кровь, пульсируя, стучала в уши, и, казалось, земля уплывала из – под ног. Ведь его слова значили, что она ему небезразлична! Значит, права была Римма, а она не верила…

Невольно с ее уст сорвалось:

- Да, буду.

Тоня сама удивилась, что то, что она сказала, на самом деле не являлось фальшью. Это была истина. Истина, которой девушка раньше не осознавала.

- Правда?! Господи! Неужели это правда! Ну, тогда мне и смерть не страшна! Если ты будешь ждать меня, то ничего со мной не случится! Я вернусь, обещаю! – кричал ополоумевший от счастья Ванька.

Я не зря сказала «Ванька». В эту минуту, самую счастливую минуту его жизни на сей день, вновь ненадолго показался прежний Ванька. Но суровая реальность вновь запрятала его глубоко и надолго под панцирь новой сущности. Сущности солдата.

- Завтра в семь отъезд. Собираемся в центре села. Придешь проводить?

- Постараюсь прийти.

Вот она, первая потеря. Ведь, возможно, она больше не увидит Ивана! А сколько утрат ещё будет!

Тоню беспощадно душили слезы. Она старалась их сдерживать, как могла, но не сумела. Поток горечи и боли хлынул по щекам, крупными каплями падая на землю.

Стыдясь своих слез, Тося отвернулась и, сбросив юноше ко