1946 г. Одесса. Коммунальная квартира. 2
2
Старший лейтенант Петров пришёл после дежурства домой, в квартиру, где была его комната и принёс усиленный паёк, и где, также, по комнатам жили Роза Самуиловна с Мариком, отец которого был дядя Зяма из Винницы, напротив — Сара Абрамовна с Сёмой. Ещё в одной комнате жил Рубен Лазаревич Михельсон, человек непонятного возраста, имевший непонятный род занятий — то ли ювелир, то ли антиквар, но всем говорил, что он правовед и почти что адвокат. В судах, он, конечно, бывал, но только по мелкому хулиганству или в качестве обвиняемого. Но с появлением в доме командированного оперуполномоченного уголовного розыска Петрова, Рубен Лазаревич очень редко стал выходить из комнаты, и вообще старался с ним не сталкиваться в узких коридорах дома, туалете, ванной и кухне, хотя его и звали попить вместе чаю. В самой большой комнате, по соседству с Рубеном Лазаревичем жила семейная пара из трех человек: татарин Русик Рашидов, грузин Жорик Батурдия по прозвищу Гоша Вангог и молдаванка Рада Бойко. Русик был законным мужем Рады, а от Жорика Рада была на сносях, и понятно, что он был законным будущим отцом. Эту комнату так и звали — дружба народов или третий интернационал или интернационал трёх. Как это всё случилось — отдельная история. И вот, эта отдельная история.
Рада вдруг неожиданно получает известие о том, что ейный муж, гвардии капитан Руслан Рашидович Рашидов геройски сгорел в танке со всем экипажем, и пусть доблестная вдова не беспокоится, таких героев много, не ей одной такая честь, и к ордену он, конечно, представлен, разумеется, посмертно. Ну, а что? Генеральное наступление по всем фронтам! И Берлин на горизонте! Поубивалась, значит, с горя Рада неделю, соседки поутешали, как могли, Марк даже Шопена на скрипке выучил и играл под дверями Рады вечерами, чем доводил молодую женщину до исступления. И решила Рада Бойко заказать портрет своего гвардии капитана, геройски погибшего мужа. Вроде как явился он ей во сне и говорит: «Хочу, Рада, портрет я свой геройский, чтоб с орденами и медалями, да на танке!». Ну, тут в один голос Роза Самуиловна да Сара Абрамовна — подхватили идею и даже скинулись по рублю. Художника только одного знали — Жорика из кинотеатра, по прозвищу Вангог. Его так прозвали, из-за отсутствия одного уха — на фронте осколком гранаты оторвало. Как-то командир прознал, что Жорик хорошо рисует, а то, что он тощий и в кустах не заметен — так это и к лучшему. И отправилиего в тыл к немцам срисовать позиции и другие нужные детали. Жорик так увлёкся своим любимым делом, что не заметил, как фрицы сзади почти по плечу его хлопают. А боец, который должен был его охранять — прикорнул в теньке. В общем, одна, вторая, граната. Ноги-то Жорик унёс и другие части тела, а вот ухо отсекло, а товарищ его бой принял, да так не вернулся. В штабе вначале хотели его расстрелять, чтоб уж совсем не мучился без уха, но потом Жорик по памяти нарисовал всё до мельчайших деталей, потому как планшет он посеял по дороге. И ему разрешили медсанбат и спирту, а потом даже комиссовали, потому как Жорик после этого ещё и косить начал одним глазом. А кому косоглазый солдат нужен? Только патроны переводить. Но рисовать не бросил — закроет один глаз, и портрет за полчаса наваяет. Так и работал в кинотеатре — рисовал афиши, да портреты. А тут и войне скоро конец, попёрли фильмы трофейные! Только и успевал Жорик красивых мадам рисовать да джентльменов в шляпах. И приходит к нему Рада, так и так, портрет геройского мужа хочу, славного танкиста, вот только карточка есть свадебная, вы уж как ни-будь сообразите военного сделать. Смотрит Жорик на Раду один глазом, а вторым на фотокарточку одновременно, ну а что? Косоглазие, контузия. Сделаем, говорит, по какому адресу занести шедевр? И через два дня Роза Самуиловна открывает двери, а там стоит Жорик с большим портретом в деревянной рамке в одной руке и бутылкой вина в другой. Уж такой она ему устроила допрос прямо на пороге, что он сразу вспомнил спецотдел, где его мучили вопросами. Портрет Раде понравился: на фоне танка стоял полковник в орденах и медалях, в общем-то, почти похожий на Русика. На вопрос — почему столько медалей и полковник, Жорик ответил, что еле-еле удержался от генерала и Звезды Героя. Ну, это слишком! Возразила Рада, он, конечно герой, но не на столько, на том и порешили, пусть будет полковник. Портрет был водружен на комод, бутылка вина была выпита. Жорик начал приходить в гости, нарисовал Марика со скрипкой на сцене консерватории и Сёму на Красной Площади. В общем, расположение Сары Абрамовны и Розы Самуиловны было завоёвано. Таким образом, к весне сорок шестого Рада была рада своей беременности, которую было явно заметно, а Жорик довольный переехал к ней в комнату.
Как вдруг.
Апрель. Утро. Воскресенье. Звонок в дверь. Жорик пошел открывать.
Вы помните какая у Жорика фотографическая память? Он был на Красной Площади всего один час, но помнит её до каждого кирпичика и камешка, и может нарисовать хоть сейчас. А зал консерватории? Да он помнит сколько там рядов вдоль и поперёк и какого они цветом! И понятно дело, когда он открыл двери, то он узнал со скоростью летящего снаряда в обожженном лице товарища майора не кого-нибудь, а покойного мужа Рады! И с такой же скоростью он захлопнул дверь! Он знал, что единственные его рабочие инструменты это его руки и некосящий в сторону глаз, и если ему сейчас переломают руки и выбьют глаз, то, пожалуй, он не сможет зарабатывать на жизнь любимым делом.
— Её нет дома! — сказал Жорик, что первое пришлона ум.
— Кого нет? — раздалось из-за двери.
— Никого нет! — ему стало плохо и глаза разошлись по сторонам ещё больше.
Опять позвонили, более долго и настойчиво. Из комнаты вышла Рада в халатике, выпирал маленький животик.
— Ты чего не открываешь, Жорик?
— Там... это.. портрет приехал... живой...
— Кто? Какой портрет?
— Ну, полковник, только он не полковник, а майор, морда всмятку, а медалей столько же....
— Кто........? — Рада кинулась к дверям, но потеряв чувства, повисла на руках у Жорика. Уложив её на пол, Жорик и повинуясь судьбе, которая уже стучала в двери, видимо, сорок седьмого размера, обреченно открыл дверь...
... уже был обед, но из комнаты, где жили Жорик с Радой, а до этого Рада с Русиком доносились вопли, плач, стоны, хохот, бьющаяся посуда, глухие удары, двигалась мебель, рвалась материя, два раза из дверей вылетал Жорик, больно ударялся о стенку, но опять заходил в комнату. Роза Самуиловна и Сара Абрамовна сидели на кухне тихо и немного боялись. Боялись, как бы этот воскресший танкист не поубивал всех сгоряча. Выйти они не могли, так как Русик им запретил выходить и двигаться, тем более вызывать милицию, пригрозив наградным оружием самого генерала Соломатина, а оно стреляет без осечки!
И вдруг...
Тишина.
Из комнаты на кухню послышались неуверенные шаги. Женщины втянули головы в плечи и зажмурились.
— Дайте десять рублей, — голос Жорика звучал странно и шепеляво: обе губы вздулись, запеклась кровь, синяк, глаза смотрят ровно, косоглазия не было.
— Жорик, родной, зачем тебе деньги?
— За водкой пойду, герой мириться хочет.
И дойдя до дверей, радостно сказал:
— А у меня контузия прошла! Майор знает куда бить! Танкист!
До вечера все сидели на кухни пили и решали как быть. Пригласили Рубен Лазаревича, вроде как правовед, адвокат, хоть и мелкий уголовник, может посоветует чего. Ни минуты не думая Рубен Лазаревич ответил:
— Вам надо жить втроём... — как тут же получил кулаком в лицо от совсем не настроенного шутить товарища танкиста. Брякнувшегося под стол, его, без чувств, отволокли в свою комнату. Жорик ещё раз сбегал за водкой, потом еле сходил, потом его самого унесли. Решили отложить спор до утра. Потом ещё до утра, потом до следующей недели. Потом через месяц. Потом как ребёночек родится.
А портрет майор склеил. Сам. Сильно он ему понравился. Проникновенный.
...Старший лейтенант Петров пришёл после дежурства домой, в квартиру, где была его комната, и принёс усиленный паёк. Но все уже спали. В Одессе была ночь...