Иголки на моих перьях (на конкурс)
Мне всегда нравились голуби – бойкие и уверенные в себе. Независимые от прохожих, для которых стали привычно-незаметными. Ровную серость их крыльев, что играла оттенками, я считал той самой красотой, что совершенна в своей простоте. Казалось, что где-то внутри меня спрятаны такие же невзрачные крылья, которые несут меня вперед. Это успокаивало: раз я лечу, значит, все будет хорошо. И за этим спокойствием я проглядел, когда вместо перьев мои крылья покрылись острыми шипами, с каждым взмахом разбивая мою жизнь.
***
Придя на работу, я с удовольствием упал в офисное кресло, что давно запомнило мои очертания. Пока нет коллег, занимаюсь исключительно делом – вывожу цифры и строю графики, это именно та деятельность, о которой мечтал. Без творческой жилки, без стрессов, без сюрпризов. Сюрпризов мне и дома хватает.
– Знаешь, что моя учудила?.. – двумя часами позже вздыхаю в курилке. – Принесла домой с прогулки мертвого жука-оленя и говорит, папа, кто это?
Коллеги шумно вздохнули, и раздался гул голосов. Мы все семейные, и предметом обсуждения в курилке первым эшелоном идут дети и жены, а уж потом начальство. Кто-то похвастался первыми шагами с экрана смартфона, кто-то – тяготами домашки, не без нотки гордости, что отпрыск, в итоге, справился сам. Но моя история сегодня фаворит.
– Серьезно? – Димон, что сидит со мной по соседству сочувственно цокает, достает сигарету и предлагает мне. За такую историю не грех и две выкурить. – А ты что?
Пожимаю плечами. А что я? Отобрал здоровенное насекомое, завернул в три слоя бумаги. Потом долго отмывал дочке руки – да мало ли. Объяснял, что не надо брать с земли что ни попадя, кажется, она меня поняла.
Я помню этого жука, обделенного природой при раздаче внешности. Несмотря на жуткий вид, он был совершенно безобиден. И все-таки, привычка дочери тащить домой подобные «находки» меня беспокоила. Но Лика моя поняла, она всегда понимает, когда объясняет папа. Маму любит больше, но я не против: сам люблю ее больше жизни. Мама у нас для любви, а папа – для воспитания. Вырастет – ощущения сравняются.
Это я тоже озвучил в курилке, и коллеги сочли почти философской мыслью. Возвращаемся на рабочие места. Сосредотачиваюсь на деле: кажется, лимит откровений сегодня я исчерпал.
***
Домой возвращаюсь в приподнятом настроении. Голодный, в ожидании семейного ужина. Дом неожиданно встречает пустотой, видимо, опять задержали занятие в секции. Лика наша танцует, подает надежды – ей реально это нравится – но я сегодня почему-то слегка расстроен.
Варю пельмени, вкусная и сытная еда. Смотрю две серии «Дикого запада», укладываюсь спать. Девчонки совсем припозднились, так иногда бывает. Пишу записку, мол, не дождался, извините, но всех люблю и целую. Валюсь в кровать, что-то я и правда сегодня устал вдвое больше обычного.
Сквозь сон слышу шорох входной двери. Уже немного сонный голос Лики и слегка ворчащий – жены. Улыбаюсь, не размыкая глаз. Им еще минут двадцать на то, чтобы нашу танцовщицу раздеть, плюс тридцать – искупаться, и три секунды – прочесть мое послание на столе. Я столько не продержусь, и не надо: они дома, значит, смело отпускаю себя в сон.
Через время в темноте меня касается теплая рука жены. Защитным обручем примостилась между ребер. Мы по очереди друг у друга основа и опора.
***
Я всегда считал, что из меня получится хороший семьянин. Не знаю, возможно, оттого, что никакими другими талантами не блистал, но не всем же быть одаренными. С крепким аттестатом хорошиста закончил школу и пошел учиться на экономиста. Мое будущее слагалось последовательно, по кирпичику, ни шагу вправо или влево. Они не нужны мне были, эти шаги, я даже лужи с детства обходил стороной, тогда как другие пацаны с визгом шлепали в ботинках прямо по их грязной поверхности.
Со времен школы завел одного лишь приятеля, Сергея. С ним мог пооткровенничать, порубиться в приставку или просто сходить на прогулку. Нам было комфортно вместе, хотя, оборачиваясь назад, понимаю, что был ему «другом про запас»: Серега был чуть популярнее меня, и я знал, что в очереди на общение стою не первым. Ну что ж, я и в учебе был не первый, да и в спорте, мне не привыкать. И только в одной сокровенной сфере мечтал стать единственным и особенным.
Для кого-то одного целым миром. Особенно остро я это понял – и только потом облек в слова – на первом курсе, когда Сергей начал встречаться с девушкой. К тому времени наши прогулки почти сошли на нет, похороненные под объемом учебы и подготовкой к первой сессии. Но главной помехой были большие глаза миловидной сокурсницы и дамы сердца моего друга, именно ей он отдавал предпочтение, отмахиваясь от меня отговорками в стиле «Но в другой раз – непременно!» Я не обижался, понимал, что девушка главнее. Это только в песне первым делом – самолеты. И когда, наконец, Серега сам позвонил мне и предложил встретиться и погулять втроем, удивился и обрадовался, тем более, что сессию к тому моменту успешно закрыл.
Формат встречи, попытка компромисса между свиданием и дружеской мужской посиделкой, был ошибкой, я сразу это понял. Девушка откровенно скучала и, кажется, обижалась на Сергея, когда тот отвлекался на меня, ну а я, в свою очередь, не мог уследить за рванными умозаключениями друга – он постоянно возвращался взглядом и, очевидно, мыслями к своей спутнице. Просидев в студенческой кафешке около часа, я спешно распрощался под предлогом легкого недомогания. Ни один, ни другая не сожалели об этом, и меня досадно царапнуло изнутри.
Первым делом – самолеты.
На самом деле я завидовал Сергею. Им обоим, ведь они были друг у друга под номером один, а весь окружающий мир, включая одного не слишком близкого школьного товарища, играл роль эдакой декорации. Удивительное совпадение, но как раз начинался дождь, созвучный моему раздраенному настроению. Передумав идти на остановку, я свернул в ближайший парк. Тогда и пришел к мысли, что отныне моей основной целью станет кого-то найти. Того, с кем можно разделить себя на двоих, взамен получив то же самое. Быть друг для друга самым главным, и спокойно засыпать, зная, что пусть Земля вращается километры в час, между нами ничего не изменится.
Смеркалось, кроссовок предательски хлюпнул: я все-таки наступил в лужу. В ту самую, что так старательно обходил с детства. И почему-то от этого факта мне полегчало, навернув еще два круга, промокнув насквозь, я вернулся в родное общежитие.
***
Ну а дальше, спустя неделю с небольшим, случилось что-то из ряда вон. В дверь моей комнаты-одиночки нерешительно постучали. На пороге стояла она, девушка моего единственного друга, скромно потупившись. Признаться, я не ожидал подобного визита и оттого немного нервно заправил футболку в шорты, ибо, как мне помнилось, на подоле красовалось не отстиранное пятно от кетчупа.
– П-привет, – я нерешительно улыбнулся, и девушка улыбнулась в ответ, с ужасом я понял, что не помню ее имени. – Что-то случилось?
– Да знаешь, – она отвела взгляд в сторону, улыбка потухла. – Мы с Сергеем расстались… вроде как. Мне просто хотелось с кем-то поговорить.
На нетвердых ногах я отступил в сторону, пропуская ее в комнату. Одновременно воздавая богу хвалы, что накануне убрался. Она обвела взглядом мою аккуратно застеленную кровать, ровные стопки книг на полке, пока я спешно искал заварку. В голове стоял туман.
– Так что же случилось? – десятью минутами спустя две кружки с чаем дымились между нами. – Ты уверена, что все серьезно?
Разве у нее нет подруг? Почему именно я, почему в этот вечерний и совсем не гостевой час?
– Да, – она глотнула чая, а я с облегчением осознал, что вспомнил имя. – Серьезно. Он твой друг, я знаю, но эгоист. Не сразу это поняла, у Сергея много хороших качеств, но в наших отношениях он всегда первая скрипка, понимаешь?
Я понимал. У нас с Сергеем было то же самое. Видимо, для девушек это ощутимее.
– Его интересы на первом месте, о моих делах он спрашивает вскользь, – она пожала плечами, отчего прядь волос опустилась на стол. Я сглотнул: это было красиво. – На попытки поговорить по душам обычно отшучивается, а иногда так хочется, чтобы рядом был кто-то, кто просто выслушает и поймет. Простой и заботливый друг.
Она посмотрела мне в глаза, и мое сердце ухнуло куда-то вниз. Взгляд, адресованный совсем не другу. Сколько я просидел в том кафе, около часа? Она ведь совершенно не обращала на меня внимания, с чего вдруг взяла, что я именно тот самый «простой и заботливый друг»?
Неловкими руками я долил нам кипятка в кружки. Ее элегантное платье совсем не вязалось со спартанской обстановкой моей комнаты. Как же так вышло? Ведь я помнил, как они с Сергеем смотрели друг на друга, помнил, как наматывал потом круги в парке, пытаясь совладать с непрошенной завистью.
И я вдруг обозлился, словно внутри внезапно коротнуло. Запасной друг для него, запасной вариант для нее? Все равно, что пролежать в коробке запчастью-дублером для прибора, чей срок эксплуатации проходит без тебя. А тебе – отрезок «жизни», когда прибор уже не нов, не совсем исправен, да и просто жалко выбросить. Запоздалая попытка реанимации. Я смотрел на девушку напротив и не говорил ни слова.
– Понимаешь, – она закусила губу, кажется, слегка покраснев. – Прости, что игнорировала тебя в том кафе. На самом деле я сразу заметила, что ты совсем другой, какой-то по-особому дружелюбный, и старался сгладить общую неловкость. И так смотрел на нас, словно эти отношения были чем-то дорогим для тебя самого. И я поняла, что… – она запнулась, – вот, чего мне не хватало с Сергеем.
«Вот, что я хотела бы найти в тебе» – закончил ее взгляд, уверен, что правильно его трактовал. В тишине моей комнаты, напротив девушки, что пришла сюда в половине десятого вечера, ошибиться было невозможно. Моя злость улетучилась, как пар над остывшим чаем. Неужели она?
Красивая. Умная и, вероятно, чувствительная. Но чем больше я молчал, не в силах сказать ни слова, тем больше понимал: не могу. Забрать осколок чьей-то истории, и пусть они расстались, это было неправильным. Я видел однажды их с Сергеем цельность, хоть она и оказалась непрочной. Я уже это видел, и развидеть больше не мог.
Мне нужен был мой осколок, одинокий, персональный, мой. Тот, что впервые засияет в моих руках. Девушка ждала ответа, и я, наконец, выдавил:
– Извини, – она удивленно и разочарованно смотрела на меня, но я не отвел взгляда. – У нас ничего не получится.
Сергею я никогда не рассказывал об этом эпизоде, впрочем, он быстро переключился на другой объект вожделения. Больше я ему не завидовал. У нас были разные цели и задачи, и единственным объединяющим моментом остались редкие посиделки за кружкой пива и нехитрыми студенческими беседами.
***
Учеба не сильно тяготила, оставляя время для увлечений, в которых я хотел найти себя, чтобы чуть шире расправить плечи. Что-то не для фанатичного погружения, но для отдушины. После пар я прохаживался вдоль стендов с вывеской о студенческих кружках. В основном, спорт. Качалка показалась хорошим вариантом, отыскав в чемодане штаны с лампасами и выстирав уличные кеды, я пришел в гремяще-гудящий зал со стойким запахом мужского пота.
Побродив между конструкций с подвесными грузами, остановился на беговой дорожке. Мне требовалось сперва притереться к этому месту. Дыхание сбивалось, но я не показывал виду. Вряд ли кто-то на меня смотрел, но мне хотелось показаться таким же невозмутимым, как и парни, которые авторитетно прохаживались между тренажеров.
«Подстрахуешь?» – раздавалось то и дело. Здесь не нужны были личные знакомства, поверхностные контакты между людьми заводились сами собой и гасли. Сойдя с дорожки, не решившись ни к кому обратиться, я подобрал пару гантелей в углу зала, там и примостился.
Публика была разношерстной. Несколько девчонок в обтягивающих легинсах – те налегали на кардионагрузки, либо приседали со штангой. Откровенные качки с разведенным в бутылочках спортпитом, к которому прикладывались между подходов. Несколько подобных мне залетных худощавых парней. Один из них усердно штурмовал блочный кроссовер, его руки напоминали палки на шарнирах, и я содрогнулся от того, что буду выглядеть со стороны так же комично.
В глубине души у меня не было самоцели совершенствовать тело. Промаявшись две недели, я понял, что искал себе занятие для того, чтобы стать частью какой-то группы. Не ради навыков. Стоило себе признаться, как штаны с лампасами снова отправились в чемодан, а кеды – и мои ноги с облегчением – снова зашлепали по октябрьской уличной грязи.
Второй попыткой был театральный кружок. Я коршуном бродил вокруг объявления два вечера подряд. Мысль о том, чтобы выступать на сцене вгоняла в ступор, но была хорошим вызовом. Порепетировав перед зеркалом, я пришел на кастинг – весьма формальный, ибо взяли нас дружно, весело и всех – и открыл начало нового этапа в жизни.
Так пафосно в тот день я обозвал свой визит.
Ставили «Влюбленного пастуха», и на главную роль пробовались по очереди все. Когда дело дошло до меня, гонимый внутренним задором, я выскочил на сцену и растерялся. Студенческий шумовой фон внизу отвлекал от реплик.
– Тшшш, – шикнул в микрофон руководитель. – Уважайте товарищей.
Дочь мэра, неровня пастуху и тайный предмет его обожания, по факту третьекурсница с экономического, томно посмотрела на меня полуприкрытыми глазами.
– Ах, дорогой сердцу друг, – прогундосила она. – Мой отец не допустит мезальянса!
Гомон внизу снова нарастил децибелы, а я внезапно впал в ступор. Ладони вспотели, свет рамп слепил глаза. «Это же просто пробы, отбор, – твердил я себе. – Никто не даст тебе главную роль, скажи хоть пару слов. Давай!»
– Забыли текст?
– Нет! – я в отчаянии сглотнул и посмотрел на третьекурсницу. – Что значит – не допустит мезальянса? Ведь я люблю тебя, он должен это понимать.
И уставился на нее глазами наивного осла.
В самом деле, ведь я сказал простую и понятную истину. Понятую всем, кроме ее тупицы-отца, закоснелого в своих взглядах. Который смеет игнорировать личное счастье дочери в угоду какому-то статусу.
– И вообще, – добавил я с ноткой храбрости. – Пойду сейчас и все ему расскажу о нас!
Эстафету ослиного взгляда переняла третьекурсница, затем повернулась к руководителю.
– Это что вообще?
Гомон внизу наконец-то стих, теперь студенты с любопытством смотрели на нас, кто-то даже показывал пальцем. Сердце стучало в висках, свет рамп больше не слепил.
Руководитель склонил голову набок и внимательно посмотрел на меня.
– Не по тексту, конечно, но очень искренне. Весьма… Следующий!
Когда я сходил со сцены, он тепло мне улыбнулся.
Я чувствовал волну горячей радости, она заполнила меня до кончиков пальцев. Искренне – да! Меня заметили, меня одобрили! Среди десятка других кандидатов только я нашел нужные и правильные слова, чтобы зацепить руководителя, ну и дочь мэра, конечно. Ох уж этот несокрушимый пастух.
Наскоро пролистав параграф, я растянулся на кровати в общежитии, слушая завывание ветра за окном. Сон пришел не скоро, а в итоге мои овцы на зеленом лугу всерьез убеждали выработать стратегию разговора с градоначальником, отцом моей невесты.
Когда через два дня я пришел на оглашение отбора, то узнал, что поставлен готовить реквизит.
– Ничего, – ободрил меня детина, размалеванный под трубадура. – Все новички с этого начинают.
Это был удар под дых. Мэр никогда не отдаст свою дочь другому пастуху. Дни начинались заново, снова обыденные, с обыденным мною. Однажды я особенно аккуратно разложил маски и костюмы по коробкам и вежливо попрощался с труппой. Больше я не вернусь, а расставаться громко не имело смысла, тем более, сессия надвигалась. На выходе из корпуса я остановился подышать немного первым морозным воздухом.
– Эй, – слева от меня нарисовалась третьекурсница, – жених. Чего приуныл?
Я засмущался и пожал плечами.
– Сессия скоро, не приду, наверное, больше.
Она понимающе кивнула.
– Сигаретку?
Я помотал головой, девушка затянулась. Без платья девятнадцатого века, по правде говоря, она выглядела лучше: стильный пучок волос, кожаная куртка на кружевную белую рубашку. Так мы и стояли в тишине, она курила, а я лихорадочно думал, как поддержать разговор.
– А тебе и не надо, – наконец, прервала молчание дочка мэра. – Театр – он ведь игра. У тебя все по-настоящему будет. Поверь мне, первогодок.
Она хлопнула меня по плечу, не разухабисто, как хлопают парни, но, скорее, деловито, по-женски, и зацокала каблуками в сторону остановки.
Я постоял еще пару минут, улыбаясь, подставляя лицо первым снежинкам, и медленно пошел следом. Ложась на кожу, кружевные кристаллы испаряли что-то тяжелое внутри, и мне снова становилось легко.
Вообще-то девушка была совершенно права.
***
Майю я встретил только на пятом курсе на общей лекции, она задела меня локтем, раскладывая свои тетрадки и ручки. Знал я такой типаж: обводят заголовки, подчеркивают тезисные мысли. Образцовая студентка, не иначе. Передо мной же лежал вырванный двойной лист, что я одолжил у одногруппника, и ручка без колпачка с обгрызенным концом. Принцесса и чудовище, я внутренне усмехнулся своей шутке и приготовился скучать. Международная торговля имела свойство усыплять меня.
Однако, девчонка по соседству, не отрываясь, возила ручками по листу. Переборов сонливость, я с любопытством покосился в ее сторону. Нет, она не писала лекцию. В тетради раскинулся довольно живописный пейзаж, что-то средиземноморское, и теперь зеленые чернила штрихами ложились в контуры листьев пальм. Завороженный, я не заметил, как подался к соседке ближе. Наступила моя очередь толкаться локтем.
– Извини, – я смутился и отодвинулся назад. – Случайно.
– Ничего, – девчонка отложила ручку в сторону и слегка приподняла брови. – Любопытство не порок.
Наши взгляды встретились, и во мне что-то трепыхнулось. У нее не было той красоты, что у бывшей девушки Сергея. Но ее лицо показалось милым, освещенным какой-то внутренней энергией, притом. И немного лукавым. Пальмы с рисунка зашелестели ветвями, касаясь моих щек – так мне на секунду показалось. Майя, очень приятно. Мы церемонно пожали друг другу руки под столом, и она пододвинула рисунок ближе, чтобы я мог разглядеть все остальное: море, птиц, фигуры двух людей со спины, бредущих по пляжу.
И на короткий миг, под светом люминесцентных ламп лекционного зала, я увидел нас двоих в этих фигурах. Предзнаменование или просто наваждение? В тот день я уходил с лекции, унося в кармане номер телефона. То, что обычно так непринужденно давалось Сергею, сегодня стало моей собственной первой победой.
С Майей было легко, мы могли часами болтать о всякой ерунде, а могли обсудить и серьезные темы. По всем ключевым вопросам мнения совпадали, хотя я каждый раз мысленно суеверно скрещивал пальцы. Но нет, она не разочаровывала меня ни в чем, как и я ее. Я видел это по глазам, чувствовал в прикосновении теплой, всегда теплой, даже на улице, руки к моей прохладной ладони. День за днем мы становились тем целым, о котором я грезил.
В институте, правда, держались на дистанции по негласному правилу, установленному с подачи Майи. Я принимал его и не афишировал наши отношения, хотя украдкой ловил и отправлял обратно заговорщицкие взгляды на лекции. Почему так, мне было неважно. У нас и вне стен альма матер была в запасе целая вечность. Однажды я решился рассказать об отношениях Сергею, так же небрежно, как он о своей череде девчонок, правда, небрежно у меня не вышло. Слишком многое это значило.
– Майя Ковалева? Да лааадно, – он фыркнул в кружку с кофе. – Она на тебя даже не смотрит, ты все выдумал. Она, конечно, мышка, но с талантом, слыхал, что у нее первая выставка будет в январе?
Я скрипнул зубами.
– Конечно, слышал, меня же первого туда пригласили. И что значит, выдумал? Мы что, в детском саду?
В ответ Сергей широким жестом указал за соседний столовский столик, где сидела – неожиданно – Майя, глядя куда-то сквозь меня, в компании своих подружек. Я растерялся. Да, мы не афишировали наши отношения, чтобы вот так оказаться рядом, и ни оклика, ни привета… Сергей ухмыльнулся.
– Дружище, я все понимаю. Но она, кажется, не в курсе, что вы встречаетесь.
Номер телефона, что до сих пор лежал в кармане куртки как талисман, уже порядком истрепался. Я машинально коснулся бумажки пальцами, как иногда делал на наших прогулках. Сергей, хлопнув меня по плечу, ретировался, оставив в душевном смятении и с румянцем на щеках.
Майя продолжала щебетать с подругами, пока я буравил ее взглядом. Наконец, зрительный контакт состоялся. Она вежливо улыбнулась и вышла из-за стола. В тот день я не стал ей звонить и писать. В тот день я снова ходил по парку, ища взглядом лужи, которых больше не было.
***
Сейчас, лежа с Майей в темноте и слушая, как Лика ворочается в своей кровати, я внезапно вспомнил тот эпизод. Невозможно было обижаться на Майю, когда на следующий день после случая в столовой, она пришла ко мне с перевязанной подарочным бантиком банкой тушенки.
– Суровый мужской подарок, – она потупилась. – Обиделся за вчерашнее? Я ведь намекала, что ни к чему нам афишировать…
– Да почему? – перебил я Майю. – Что в этом такого, или ты что, стесняешься меня?
Моя девушка захлопала глазами. Смягчившись, я принял съедобный презент и пропустил Майю в комнату.
– Нет, конечно, – ее голос прозвучал как-то глухо. – Просто знаешь, это из-за суеверий, наверное. Счастье любит тишину.
Я посмотрел в окно, за которым виднелся хмурый квадрат неба. Моя комната в общежитии была на последнем, девятом этаже. Закончится год, и придется отсюда съезжать. Если практика будет успешной, по окончании учебы меня возьмут в небольшой, но крепкий офис, и, возможно, я смогу снимать нам с Майей квартиру. Если для нее это не слишком громкое счастье.
– Ладно, – сказал я, наконец, окончательно мирным голосом. – Главное, ты пришла.
Ни шагу вправо, ни шагу влево: все случилось так, как я и надеялся. Получил диплом, пусть и синий, официально трудоустроился. У Майи прошло две выставки, и ее взяли на должность консультанта в картинную галерею. В нашу съемную однушку первыми заехали мольберты и коробки с краской. Я пошутил было насчет того, что следовало запустить кошку, но Майя ответила решительным отказом. «Заведем позже, – коротко объяснила она, – когда обживемся. Успеется».
И ладно, нам было уютно вдвоем. Будильник на шесть и отглаженные рубашки, простая и понятная работа, многочисленные Майины тюбики с кремами, расставленные по бортикам старенькой ванны, то, как она покусывала кончик кисти, когда рисовала по вечерам… хороший старт для жизни, все, как представлял в студенчестве.
Я по-прежнему любил Майю, но с удивлением обнаружил, что счастье слагается, в основном, из бытовых мелочей.
***
На работе близился корпоратив по случаю Нового года. Раньше мы, вполне дружный, но не совсем организованный коллектив ни разу официально не собирались, а потому все пребывали в радостном возбуждении.
– Жены и дети – да! – решительно озвучил вердикт Димон. – Нечего устраивать сборщие пьяных белых воротничков, пусть все будет по-человечески.
Его поддержали, а я промолчал. Майя не любила публичности, да и Лике там делать нечего. Корпоратив он на то и корпоратив, чтобы собираться кругом коллег, разве нет? Я в некотором раздражении затарабанил по клавиатуре.
– А что думает босс? – вклинился Петрович. В коллективе он был самым старшим и в довесок имел окладистую бороду, за что именовался исключительно по отчеству. – Не слишком ли на широкую ногу?
Я исподлобья взглянул на кабинет начальника. Что верно, то верно, накрывать стол на десять человек или на тридцать – существенная разница. Все знали, что у начальника нелады с супругой и, кажется, он даже вызывал нашего юрисконсульта обсудить детали развода. Уж кто-кто, а он едва ли обрадуется семейному празднеству вместо узкой посиделки.
– Выясним, – Димон решительно поднялся со стула, ого ж, какой смелый. – Вот сейчас пойду и спрошу… – кругом раздались сдавленные смешки, – деликатно, разумеется!
Он исчез за стеклянной дверью, а я машинально покрутил на пальце ободок обручального кольца. Нет, я гордился своими девчонками, но мой быт и работа – это были две разных вселенных. Одно дело рассказывать милые истории про дочкины выходки в курилке и хвастаться свежими работами Майи, а другое – тащить их на посиделки, словно на смотрины «у кого в семье трава зеленее».
У меня она достаточно зеленая, чтобы не иметь потребности сравнивать с другими.
Однако, начальник удивил. Выйдя к нам лично, обвел всех глазами и не без удовольствия в голосе сообщил, что идея хорошая и «чего-то в этом роде, душевного, я и хотел». Ведь «Новый год – семейный праздник». За его спиной стоял сияющий Димон, неуемный инициатор. Я вперился взглядом в монитор и начал напряженно думать. Этот день не задался с самого начала, и даже цифры в отчете никак не сходились.
На окне кабинета пестрели загодя повешенные гирлянды, но праздничного настроения не было. Минуты текли хоть и медленно, но, наконец, доползли до пяти вечера, и я заторопился домой.
На улице было хорошо, и тяжелые мысли выветрились из головы. Осели где-то на мокром асфальте. Снег падал и таял, я шел мимо праздничных витрин с огоньками и, повинуясь порыву, заглянул в магазин «Все для дома». Эдакий комбикорм: по соседству с черенками от лопат – мишура и новогодние шарики. Лика любила шарики, и в свои пять старательно помогала мне наряжать елку. Это было наше с ней таинство, хотя жертвами этого таинства год от года становились пара очередных разбитых вдребезги игрушек. Я взял в руку гладкий золотистый шарик с блестками, мелочь, но сойдет за внезапный сюрприз, когда ощутил на своем плече тяжелую руку.
– Саня, ты?! Сколько лет, сколько зим! Баа!
Я резко обернулся.
Передо мной стоял Сергей, мой давний товарищ, который с годами ушел куда-то на задворки жизни и памяти. Сияющий, с ухоженным и слегка разъевшимся лицом под меховой шапкой-ушанкой. Я растерялся. Одновременно нахлынуло сразу несколько чувств, от неловкости до неожиданной радости, и, судя по лицу Сергея, он испытывал то же самое. Мы пожали руки и теперь смущенно смотрели друг на друга, пытаясь нащупать ниточку, что когда-то нас связывала, а потом оборвалась под буднями взрослой жизни.
– Вот это да, – я улыбнулся и вернул шарик на место. – Где бы еще встретиться.
– И не говори, – он перемялся с ноги на ногу. – Хорошо выглядишь! Худой, подтянутый. А меня семейная жизнь немного расслабила, – он благодушно рассмеялся. – А ты-то как? А то после выпуска и на связь не выходишь, а я ведь звонил тебе, писал первое время.
Я решил проигнорировать его слова, мне все равно было нечего ответить.
– Женился? Наш ловелас-Серега? – я шутливо ткнул давнишнего приятеля кулаком в бок. – Поздравляю, добро пожаловать в клуб!
Вдвоем в узком проходе мы образовали небольшой затор, особенно Сергей в своей разлапистой дубленке. Не сговариваясь, вышли на улицу, я – оставив позади золотистый шарик (куплю в другой раз), а он – коробку с бытовыми инструментами.
Поднимался ветер, и я приподнял воротник пуховика. Мы шли по улице, обмениваясь общими фразами, из разговора я узнал, что Сергей женился два года назад, браком доволен, детьми обзаводится не спешит. Я слушал и кивал невпопад, благо, смотреть куда-то кроме дороги было трудно. Наконец, мы дошли до конца аллеи, и возникла неловка пауза.
– Что я все о себе. Ты ведь… Майя, да? Все-таки с ней?
Я кивнул.
– Ну да, сразу по окончании. Дочка у нас, пять лет уже ей. Смышленая, на маму похожа. Танцами занимается, ну а Майя работает в галерее и рисует на вольных началах. Есть персональные заказы.
Сергей серьезно посмотрел на меня исподлобья. Я знал, что он помнил нашу последнюю встречу, уже вне стен института. Она была такой же спонтанной, мы с Майей прогуливались в парке. Жена пошла покупать мороженое, пока я смотрел на экстремальный аттракцион, от которого доносились синхронные вопли молодежи. Размышляя, стоит ли рискнуть, во-первых, и стоит ли это пятисот рублей, во-вторых.
Когда я озвучил, что гуляю в парке не один, Сергей в ожидании вытянул шею. Глупо, но Майя так и не появилась, а вернулась лишь когда приятель ретировался. В тот раз мы с ним пожали друг другу руки на прощание, и он задумчиво проводил взглядом мой безымянный палец. Теперь же снова пришла пора прощаться, но в этот раз Сергей завозился и достал откуда-то визитку.
– Вот, держи. Позвони мне как-нибудь на досуге. С годами понимаешь, что дружба-то была тогда, в молодости. Сейчас кто вокруг – коллеги, партнеры. Растерял всех, а так хотелось бы иногда просто посидеть, поговорить. И потом, – он воодушевился, – можем встречаться семьями! Куда-нибудь даже съездить летом.
Я сунул визитку в карман и коротко кивнул. Что-то много сегодня желающих познакомиться с моей семьей. Сергей хлопнул меня по спине на прощание и заспешил на парковку, а я двинул в сторону метро. Домой, наконец, домой.
***
Дом встретил пустотой и непрогретыми батареями. Я устало прошел в ванную, сполоснул руки и лицо. Снял обручальное кольцо и аккуратно убрал его в шкатулку. Возможно, встреча с Сергеем выбила меня из колеи, сегодня у меня не осталось сил притворяться сем