Ромашка полевая

Инстинктивно стараюсь не лезть в большую поэзию и в целом творческие круги.

Помню, давно, сидели как-то не очень большой и не очень знакомой компанией. А было это в те, далёкие времена, когда я еще пыталась хотя бы что-то читать и смотреть. Не корысти ради, просто чтобы, передавая хлебушек соседу по застолью, уметь поддержать непринуждённый диалог, а не как обычно — кивать собачкой на приборной доске.
Хотя мне это идет.

В воздухе клубился кумар местечковой богемы, а я в этот день помыла голову. Короче чувствовала себя оливкой в манной каше — кто ты, что ты, куда идёшь. Но сидела тихо, слушала.
В какой-то момент градус выпитого логично приблизился к извечному вопросу про обоюдное уважение или отсутствие оного. Как здорово, что все мы здесь и далее по тексту — наконец-то на горизонте замаячила драка.

Мои плебейские корни возрадовались и предвкусили. В конце концов мне тоже хотелось сатисфакции за весь этот грёбаный творческий вечер, куда меня затянуло воронкой от случайного снаряда, за провонявшие изысканностью атмосферы волосы, а особенно за бездарно проебаное время. Может меня дома ждала большая стирка, только она меня и ждала.
Ну, думаю, давайте, родненькие, не подкачайте. Всем пизды и по домам, а я в углу летописцем постою, с натуры зарисую, потом вам станцую. Если смогу уйти вовремя, а я, поверьте, смогу. Меня место рождения обязывает ( см. «Я начал жизнь в трущебах городских»).

Но эти милые люди, минуя все конвенции, вместо того, чтобы отвесить друг другу аргументов в ухо и для надёжности в печень, перешли на, мать его, хорей и ямб. Начали тереть за художественное. Баттл Оксюморонов. Предтеча.
А мой интеллектуальный ручеек на тот момент уже и без того усыхал, ему дополнительные окололитературные дамбы были за ненадобностью. Но вот вляпалась.
Сижу, думаю: абырвалг. Главрыба. Дятел, дятел, я ромашка. Я полевая ромашка, я создана для любви.

Фоном собравшиеся кроют друг друга, и ладно бы хуями, но нет, пятистопным нечто.
Было бы логично обождать, пока паленое пойло и сопутствующие ингредиенты наконец-то покосят полемизирующих, или хотя бы тарелка с салатом в торец закончит-таки дискуссию. Но народец попался крепкий, тренированный.
Пришлось мне с позором ретироваться огородами. Столько поэзии на один квадратный сантиметр меня было не вынести.

Провал эпичнее был только тогда, когда я в 18 лет вошла олимпийским ныряльщиком в пучину туризма. Вот там матёрые, чистокровные барды, те которые из не новообращённых, а прямо самые настоящие, чуть не попортили мне карму и официальный документ в графе «замужество». А все их треклятое заклятье про солнышко лесное и прочие грушенские фестивали. Ну и конечно изгиб гитары жёлтой на фоне бушующих гормонов.
Но маменька моя тогда встала грудью за дитятку и пронесло. Причем всех.
Ведь я ромашка. Я полевая ромашка. Я создана для любви.