«ЯСНАЯ ПОЛЯНА-2022»: АРТИСТ РАЗГОВОРНОГО ЖАНРА

(А. Филимонов «Пляс нигде»; М., «Редакция Елены Шубиной», 2022)

Предисловие № 1, краткое. В апреле 2022 года Минюст причислил Андрея Филимонова к иноагентам.

Предисловие № 2, длинное. Когда б вы знали, из какого сора собирали нынче яснополянский лонг-лист: спринтерскими темпами, не особо глядя на тексты. Думаю, что были тому чисто технические резоны. Пример «Нацбеста», не успевшего с чувством, с толком, с расстановкой попилить спонсорское бабло – лучший стимул для стахановской работы. Понимать надо: Samsung – компания буржуинская, мало ли что…

Тут уж не до эстетства. Других причин для номинации Филимонова не нахожу.

*   *   *

Андрей Филимонов любит писать романы. Но не умеет. Если вы хочете сюжета и прочих старорежимных затей, то их здесь не особо есть. А если хочете пляса нигде и песен ни о чем, – вы как раз по адресу.

Все, из чего состоит литература, – увлекательную интригу, выверенную композицию, фактическую и психологическую достоверность, событийную обязательность – А.Ф. похерил за ненадобностью. Пламенный мотор повествования работает на псевдокомической логорее – Comedy Баттл тут правит бал. Правда, у стендаперов есть преимущество: меру знают, в отличие от. Анекдот длиной в 416 страниц скучнее отчетного доклада ЦК КПСС очередному съезду партии.

В новом филимоновском сборнике два текста – свежий «Пляс нигде» и проверенный временем «Головастик и святые». Логично будет начать с последнего: это наглядное пособие по филимоновской эстетике.

*   *   *

«Головастика», изданного в 2016-м, Галина Юзефович назвала «простой и бесхитростной читательской радостью». И почти не ошиблась: магический реализм сибирского разлива способен радовать аж целых полтора десятка страниц. Потом однообразие приемов обернется неизбежной зевотой.

Тайм-аут для краткого теоретического экскурса. В чем разница латиноамериканского и российского магического реализма? – видимо, в фольклорной основе. Где у пофигейрасов «Пополь-Вух» и сантерия, у петровых и сидоровых матерные частушки. «Головастик» очень напоминает «Сто лет одиночества» в переложении Шнура или Юры Хоя. Как так – мимо тещиного дома да без Габри… простите, Гаврилы Гаврилыча Маркова?

Знамо, никуда. Селянин по кличке Трактор горел в тракторе и спекся в одно целое с машиной: ноги колесом, а вместо сердца – мотор. Дед Герой дезертировал со всех войн, от Крымской до Великой Отечественной, но на пиджаке – три кило медалей: речка его любила и выплескивала награды на берег. А враги из соседнего района изобрели адский агрегат: кровать-саморез – панцирная сетка на колесах с подвешенной бензопилой, все живое в клочья кромсает. Ну, вы поняли: в нашей Мудаконде сплошная ебуэндия.

Впрочем, Филимонов привлек к соавторству не одного Маркеса. Забытую Богом и людьми деревню сочинитель одолжил в «ГенАциде» Бенигсена, вражду с соседним районом позаимствовал в «Центрально-Ермолаевской войне» Пьецуха, чудодейственные грибочки стащил из пелевинского «Generation “П”», остяков и шаманов навербовал в ивановском «Сердце Пармы», похабного раешника наслушался в сорокинском «В субботу вечером».

Сам собой возникает вопрос: а где в «Головастике» Филимонов? Отфильтровав заимствования, получим искомое:

«Наш земляк вот что придумал. Собрал обрезки голых баб из разных кинофильмов, склеил их между собой на станке. Картина получилась короткая, но сильная. Зрители кончали на третьей минуте. Балдежные молодежные ихние сперматозоиды пулей пробивали крышу и улетали в открытый космос оплодотворять вражеские спутники‑шпионы. Вот за эти киносеансы, проходившие с аншлагом, но в тайне от начальства, и прозвали нашего односельчанина Кончаловским».

Юрий Олеша, говорят, считал: нет ничего смешнее слова «жопа», напечатанного типографским шрифтом. Времена меняются: нынче нет ничего скучнее слова «жопа», размноженного типографским способом до ряби в глазах – еще в перестройку надоело до оскомины.

Филимонов этого явно не понимает. Поэтому у бабки Матрешки есть заветная мечта – насрать на лысину мужу. Очень смешно. Поэтому дед Герой демонстрирует сельским молодухам самодельную книжку с остяцкой «Кама сутрой», – у девок аж трусы мокнут. Еще смешнее. После войны были в селе троехерцы, что выручали баб в условиях дефицита мужской силы, а киномеханик Кончаловский – вообще трансвестит. Ржунимагу. Я же говорю: есть у стендаперов с ТНТ явное преимущество – меру знают.

Не взыщите, еще один теоретический экскурс. Почвенники слепили пряничный миф про деревню-матушку, лазушнову лебедушку, где народ-от все баской да хупавый – не то что щербота хухрявая в городу анафемском. Надеюсь, помните: Белов, поздний Распутин да нынешние «новые традиционалисты». «Головастик» – деревенский антимиф. Мерзость запустения, паленая водка ведрами и сперма литрами, хотя рожденный пить – сами, чай, знаете… Словом, запоздалая отрыжка почившего в бозе соц-арта. Реликтовое, в некотором роде, явление. Архаизм.

С ленинским определением интеллигенции, полагаю, все знакомы? – ей, родимой, что ни дурно, то и потешно. Книжка выдержала два издания, вошла в шорт-листы «Нацбеста» и «НОСа», а г-н сочинитель перекочевал из «Рипола» в более респектабельную «РЕШку».

*   *   *

Для справки: А.Ф. – основатель передвижного поэтического фестиваля «PlaceНигде». Но это к тексту категорически не относится.

Юридически «Пляс нигде» числится травелогом: лирический герой добирается с Алтая в Париж – тамошняя подруга, уезжая в Индию, просила за квартирой присмотреть. Но фактически книжка – очередное собрание басен площадных, бессмысленный и беспощадный треп обо всем и ни о чем. Лама Оле Нидал? – годится. Алтайский художник-мистик Гуркин? – сойдет. Галина Юзефович с Артемием Троицким? – давайте их сюда. И гэги, гэги – что за прелесть эти гэги!

«Сегодня на набережной видел голубя‑некрофила, чья грудь раздувалась от страсти, когда он топтал свою дохлую голубицу, которая была уже совсем никуда не годной тушкой. Судя по червячкам, копошившимся между перьями, смерть наступила далеко не вчера, но месье пижон продолжал хранить верность возлюбленной. Он работал лапками и курлыкал, выдавливая из тела подруги зеленоватое желе трупного сока с белой пенкой».

«Я сказал: какая могла бы быть скандальная постановка – два Гамлета трахают Йорика, читая “Быть или не быть”».

И так – 48 780 слов. И каких: «Я приехал в Аскат вечером, после сансета», – Андрей Викторович, а по-русски нельзя?

Читать «Пляс» можно с любой страницы – вы ничего не потеряете. И закрыть текст можно в любом месте – большего не приобретете. Если, конечно, вам не любопытно, как пьют по алфавиту – начинают с бурбона, поскольку абсента нет, и кончают хреновухой. А потом догоняются веществами. После чего фантазия просто зашкаливает:

«В одном из фрагментов под названием “Сильнодействующий президент” описывались любовные игры Путина с амурской тигрицей, которую доставили в его кремлевский альков под наркозом».

Остросоциальная проза, ага. Салтыков-Щедрин уволен без выходного пособия.

Тексты такого свойства обычно пишутся джентльменами в поисках десятки, а потому к прочтению не обязательны.

«Я чувствую, что должен оставить родным и близким как можно больше слов», – формулирует автор свой категорический императив. Так что читатель тут в любом случае лишний, несмотря на двухтысячный тираж.

*   *   *

И воистину: из какого, матерь вашу, сора…

#новые_критики #новая_критика #кузьменков #филимонов #пляс_нигде #аст #реш #графомания