Клюшка в тире (часть 2/4)

Незаметный мужчина уже не сидел, он вскочил на ноги, стоял за спиной кассира. На какое-то неуловимое мгновение он стал заметно-индивидуальным, даже, можно сказать, ярким, не успев вовремя притушить взгляд, невольно брошенный на даму с сумочкой, когда он говорил свою речь о правилах. Она поймала этот его взгляд. Глаза её ответно сузились, став из круглых узкими щёлками, сверкнувшими всполохом мрачного режущего огня. Но он уже не смотрел на неё. Взгляд его устремился в кассу, в отделения для денег разного достоинства, голос стал сухим, бесцветно-равнодушным и непреклонным. А он сам – опять серой безликой тенью, бездушной машиной. Чувствовалось за всем этим сакраментально-железное: правила есть правила, закон есть закон.

- Я прошу не за так. И мне не надо никаких подачек. Я закладываю браслет, - она подняла руку, чтобы все увидели его на её запястье. Аккуратно сняла его с руки. – Он стоит гораздо больше. Много-много больше, чем эти две пули…. Да и главный приз тоже.

И тут как-то сразу, на первый взгляд необъяснимо, в толпе возникло противостояние. Там, за стойкой, почувствовалось напряжение. Кассир растерялся. Незаметный давил на него, напирая на букву закона, то есть на правила. Откуда-то сбоку вышел ещё один мужчина. По всем повадкам, хозяин заведения. Произошёл короткий спор. Позицию незаметного никто не принял, да и не понял. Даже профанам было понятно, что браслет стоит и впрямь очень много. Женщина оговорила условия, которые выглядели очень заманчивыми для владельцев тира. Она просила в случае выигрыша вернуть браслет, а стоимость пуль, - с процентами, конечно! - вычесть из выигранной суммы. В случае же проигрыша, что более вероятно, браслет переходит в собственность тира. Или хозяина тира, она не знает, какие тут порядки.

Незаметный напирал на хозяина. Голоса его не было слышно, лица не видно – стоял ко всем спиной, лицом к хозяину. Зато хозяина всем было видно и слышно, голоса своего он не снижал.

- Эта? – он ткнул беспечно и пренебрежительно в пространство, но все поняли, кого он имел в виду, и рассмеялся, махнув рукой кассиру, что означало – уступай!

Незаметный сплоховал. Его волнение уловили и некоторые посетители. И всё из-за хозяина, чьё мнение пошло вразрез с мнением этого серого человека, но совпало с желаниями гостей тира.

- Кого ты испугался. Мужик! - на весь зал громогласно забасил двухметровый толстяк. - Пусть пальнёт, тебе что, жалко? Ты, видно, баб не знаешь. Им ведь что втемяшится, так кранты! Они ведь не мы, они во всём хороши! - он радостно зареготал своим словам. - А уж стрелять, это тебе не штанги кидать. Ха-ха!

Остальные тоже были не против веселья. Мальчик окончательно растерялся, он был унижен и напуган. Как мама отреагирует на подобное оскорбление? Тем более, ему стало больно ещё и от мысли, что эти люди, в общем-то, правы, она ведь и правда стрельнёт раз, может быть, другой. На том и закончится её соревновательный порыв, но не веселье толпы. Чувство предстоящего позора окончательно прибило его. Его совсем не порадовало, что мама купила дополнительно ещё десяток пуль, чтобы и он пострелял. Его нервировала и раздражала мамина уверенность в себе, то, как она держится - невозмутимо и отрешённо спокойно. Будто люди вокруг - мошкара, бьющаяся по ту сторону оконного стекла. В другое время и в другом месте открытие, что его мама бывает и такой, наполнило бы его гордостью, но ... Может, она уповает на промысел Божий? Так помоги ей, Боже!

В каком-то полубессознательном сумраке он проводил взглядом браслет, перекочевавший за стойку в руки хозяина, потом куда-то вниз, где его никто не будет видеть. В специальное блюдечко легли, по одному отсчитываемые, пули - двадцать пять штук, и в другое - десять для него.

Уже в руках у неё винтовка. Она спокойно вогнала пулю в ствол, щёлкнула затвором. В движениях её была неторопливая уверенность, которую, пожалуй, никто не то, что не отметил, а и не увидел. Только вот этот, незаметный. Он стоял за спиной кассира с видом человека, которому стало на всё наплевать, кроме одного, чего-то одного, неизвестного окружающим. И, казалось, безучастно смотрел на руки женщины. 

Итак, представление так представление, которое приобрело особую остроту из-за двухметрового гиганта, который повёл себя слишком развязно. Будто это он разрешил этой мелюзге пострелять. И из-за этого как бы возвысился над всеми, над всем здесь происходящим. Всё ему стало позволительно. Он снисходительно ободряюще хлопнул легонько даму по спине: «Ну-ну! Дерзай!», - а во рту у него задымила сигарета.

Женщина не вздрогнула испуганно, как можно было ожидать, лишь повернула в его сторону голову. Глаза потемнели от гнева. Взгляд её сначала упёрся в пуговицу на упитанном животе, потом взлетел вверх. Ноздри дрогнули, уловив запах дыма.

- Прошу не трогать меня. Полагаю, это в правилах данного, - она сделала неуловимую паузу, - турнира. И, пожалуйста, загасите сигарету, место общественное, и дым мешает мне.

Её голос в непрекращающемся гвалте слышен был лишь близко стоящим. Двухметровый мужчина покровительственно улыбнулся, играя на публику. Ведь это он помог ей! Так что же она не ценит этого!

- Стреляй, стреляй. Время идёт, другим тоже хочется.

Он перебросил сигарету из одного уголка рта в другой.

- Я высокий. А дым идёт вверх. Не помешаю!

В ответ в её глазах загорелось нетерпение. Служители тира не успели сами урегулировать обстановку, призвать курильщика к порядку. Всё произошло уж очень быстро и неправдоподобно, так что шокированные граждане осознали значимость происшедшего далеко не сразу.

Винтовка в руках женщины стала параллельно ей и мужчине вертикально дулом вверх, торцом приклада в её выдвинутое колено, впритык к его животу, раздался щелчок выстрела, и в губах ничего не понимающего мужчины осталась лишь часть сигареты, её мундштук.

Никто из присутствующих никогда не ощущал такой тишины, обрушившейся на них. Что-то зрело и перестраивалось. Толпа менялась. Лица людей, их глаза, даже позы – всё в этой тишине становилось другим.

А мужчина вдруг понял, в чём дело.

- А-а-а! - протяжно заорал он, - Ты, дрянь такая…

Если бы не люди вокруг, он бы пришиб её, а так, пришлось удовлетвориться сжатыми кулаками и возмущённым воплем:

- Она! Она же могла убить меня!!!

- Такой пулькой не убьёшь! – сразу же парировал кто-то из граждан.

- А глаз! Глаз могла выбить!

- Но ведь не выбила!

- Прошу не мешать мне. – Женщина обвела всех немигающим взглядом и развернулась к стойке.

В глазах хозяина, не менее других потрясённого происшедшим, более всего, конечно, этим противоестественным и противоправным выстрелом, мелькнула тревога.

- Она сделала выстрел и выходит из игры! Скажи ей об этом! Скажи всем! – шепнул ему на ухо незаметный, пытаясь встряхнуть его, вывести из состояния нерешительности, перевести затянувшуюся паузу в свою пользу.

Но ситуация складывалась однозначно – нет, нет и ещё раз нет! Толпа с таким поворотом не согласна. Выстрел сделан не по мишеням! Её браслета достаточно чтобы выделить ей ещё одну пулю. Да пусть у сына возьмёт, если они так жадничают! Она должна стрелять!

- Нет! – орал обозлённый толстяк. – Не должна! Не имеет права!

Но веских аргументов, чтобы отстранить особу, взвинтившую всех таким смачным выстрелом, у её противников не нашлось. Да и напор тех, кто «за» был гораздо мощнее, чем тех, что «против». В общем-то, и тем и другим хотелось увидеть, есть ли закономерность в прозвучавшем выстреле? Или это была случайность? Желание удовлетворить своё любопытство жгло и противников, потому-то они и уступили быстро.

- Влипли. -  Прошептал незаметный мужчина.

Никто его не слышал. Все смотрели на женщину. Она переложила недостающую пульку из блюдечка сына в своё блюдечко. Действовала она чётко и уверенно. Так как всё внимание было обращено на неё, незаметный уже не прятался в кокон серости. Лишившись её защитной оболочки, он предстал совершенно другим человеком, если бы кто, конечно, следил за его метаморфозами. Что-то словно включилось внутри, высветив личность незаурядную, правда, всё равно замкнутую, но замкнутую как-то волнующе таинственно, с весьма привлекательной внешностью. Глаза вдруг оказались яркими и выразительными, они-то и приоткрыли его истинный облик. Его внимание тоже было приковано к женщине, к её действиям. Он смотрел на неё с отстранённой безнадежностью человека, точно знающего всё наперёд. К счастью для хозяина тира, ну, не к счастью, так к относительному спокойствию, подручный в данный момент его не интересовал, иначе хозяин здорово запаниковал бы, а не питал бы иллюзий, что мадам выйдет из игры на каком-нибудь пятом-шестом выстреле, что являлось пределом для особо выдающихся стрелков. Возможно, запаниковав, он бы начал что-нибудь придумывать, что-нибудь предпринимать, может быть не вполне честное, допустим лёгкий толчок или ещё что-нибудь в этом роде. А к чему бы всё это привело, кто его знает! Обвинили бы их в разных грехах, гораздо более страшных, чем простой толчок! Зашаталась бы их коммерческая идея тира!

Дама долго не тянула. Никто толком ещё не сосредоточился, как пала первая мишень.

- А-а-а! – зашуршал, словно сыплющийся песок, всеобщий выдох.

Мягко неброские, неуловимо слаженные движения – и вот под прицелом вторая мишень. Зрители замерли, будто это они готовились к выстрелу. И опять – не успели войти во вкус прицела, как лёгким щелчком, играючи, была поражена и вторая мишень. И уже третья пуля в стволе!

- Вот это пальчики! - прошептал кассир. - Даром, что тонюсенькие. Прямо робот-терминатор какой-то!

Толпа не успевала. Разыгрывалось нечто фантастическое по стремительности и зрелищности.  Немыслимая гонка и неподвижная загипнотизированная толпа.  Время почти остановилось, летели пули, бились запыхавшиеся от азарта сердца замерших зрителей. Ненавязчиво звучала музыка, оттеняя необычность происходящего.

- Не разоряй. – Словно тихий ветер занёс ей эти слова прямо в левое ухо. Незаметный уже перебрался по эту сторону стойки, стоял сбоку от женщины, чуть-чуть сзади неё, и он опять был серо незаметным. 

- Промажь. – Он делал вид, что, как и все, смотрит на мишени. – Всё равно у нас нет таких денег.

- Догадываюсь. – Она чуть отстранилась от стойки, чтобы взять следующую пулю.

- Но мы тебя на обидим, найдём, чем тебе заплатить. –  Он почти не шевелил губами. – Достаточно прилично.

Не глянув в его сторону, она всадила пулю в ствол.

- Нет, – ее губы тоже почти не шевелились.

- Нет? Прошу не из-за себя. Я не один в этом деле.

- Нет, – в её почти беззвучном голосе незаметный уловил твёрдость и скепсис. – Не промажу. Это выше моих сил.

В подтверждении истинности своих слов, в которых он, видимо, и не сомневался, она легко поразила конвульсивно дёргающуюся муху.

- Понимаю. Но мы останемся абсолютно ни с чем. Вернее, влезем в долги. Что равнозначно крушению.

Зал восторженно гудел и опять замирал. Уши глушил ток крови, возбуждённое сердцебиение.

- Ладно. Может быть, и снизойду. Возьму, сколько наскребёте. Но не меньше трёх тысяч. Толпе не обязательно знать, что у меня будут не десять. Пусть будет иллюзия десяти. Думаю, сможете. Но не промажу! От этого уволь! А вам только полезная реклама от этого.

Выстрел – пала очередная мишень. Незаметный не почувствовал облегчения от её слов, он не спешил радостно отвечать и что-либо оговаривать. Видно, знал или предчувствовал, что это не всё. С этой женщиной, просто быть не может.

- А ты станешь моим должником.

Наконец она сделала маленькую передышку. Оглянулась на толпу, улыбнулась сыну, его смятенному виду, холодно глянула в глаза незаметному и опять склонилась к прицелу.

- Будешь моим джинном. Будешь вкалывать на меня, исполнять мои хозяйственные желания. По гроб жизни. За недоданные деньги.

Довольно шумно втянула в себя воздух и, не выстрелив, оглянулась на толпу, в которой этот её жест сразу отозвался вздохом, в воздухе почти осязаемо повис вопрос – выдохлась? Промажет?

Мёртвой паузой, а вслед за ней, выдохом облегчения и гулом удивлённого одобрения был отмечен очередной её успешный выстрел. Всё-таки не подвела, а то они уже испугались!

- Отдать не сможешь. – Это был не вопрос, а утверждение.  – Денег у тебя, как я поняла, нет. - В гудящем зрительском напряжении, замирающем лишь в момент выстрела, да с непрестанно льющейся музыкой говорить легче. - А будут, не возьму. Понял? Джинн?

Настроение толпы менялось, оно перестраивалось. Несомненно, практически всех охватило облегчение, что эта мадам не выдохлась, не промахнулась. Толпа начала осмысливать происходящее и злорадствовать, предчувствуя крах «рекламного трюка», наличие которого, хоть и спрятанное у многих, желающих выиграть, глубоко внутри, несомненно, ощущалось.

Выстрел. Конечно, меткий.

- Это мое условие. Иначе опозорю и разорю. Возьму всё сейчас и с помпой.

Выстрел.

- Деньгами и недвижимостью. Толпа поможет. Она не даст обидеть победителя. Да и браслет вернёте.

Ещё два выстрела незаметный молчал. Следил за её руками, словно удостоверялся – та ли она, что и прежде? Не даст сбой? 

- Хорошо, – прошептал он, - мне надо поговорить с компаньоном.

Оба поняли – договор подписан. Они твердо знали, раз кто-то из них дал согласие, то так оно и будет. Кодекс чести действовал.

 

***

 

Празднество толпы разворачивалось в полную силу. Толпа безумствовала, радость захлёстывала всех, хотя победу одержал всего один из них. Но в этом и весь смак – один из них! Одержал победу над, казалось, непобедимым монстром, в безнадежной ситуации – хуже, чем игра в напёрсток! Недостижимое, невероятное свершилось!   Что-то из области чудес, которые случаются «не здесь и не сейчас», вдруг свалилось неподъёмным грузом невероятной реальности. 

Толстяк, ну, тот великан, которому она отстрелила кончик сигареты, топтался всё время рядом с ней, с победительницей. Видно, он простил ей ту хулиганскую выходку с отстрелом, уж очень она поразила его воображение, а, может быть, даже и сердце.

Болельщикам торжественно была показана бумага – она, оказывается, висела на стене в рамочке под стеклом! – именной чек.  Оставалось лишь вписать в него имя и оговоренную сумму, ту, что не достанет до наличности. Нельзя же хранить большие деньги не в банке, а просто в этом здании!

Но тут пошло всё несколько не так, непредвиденно, хотя непредвиденным была уже сама победа этой женщины. Итак, толпа вдруг стала требовать наличности и никаких отклонений! А отдельные её экземпляры, опасаясь совершенно другого (не того, что обманут, зажмут эту самую наличность, или её вообще нет в помине) – требовали обратного, не надо наличности, пусть будет чек, но только они сопроводят эту женщину до банка, чтобы удостовериться, что чек неподдельный, а тир платёжеспособный! А наличность по пути могут и украсть! Что стоит справиться с такой хрупкой дамочкой?! И её отпрыск не лучше – тощий и ломкий подросток, стремительно вымахавший вверх, а сил не набравший! Правда, на счёт дамочки тут же возникли разногласия – кое-кто начал оспаривать слабость данной гражданки. Ничего что маленькая и хрупкая, зато какая! Может быть, она и ножи метать умеет! Это же получается убойная сила!

Образовалась даже группа из особенно дотошных граждан, рвущихся проследить за всем действом оплаты, удостовериться, что нет обмана, что всё исполняется «тютелька в тютельку», копеечка в копеечку. А охрана?! Как же без неё! В охрану тут же вызвался тот самый гигант с отстреленной сигаретой. Сразу же нашлись и возмутившиеся и этой идеей – охраны. А узнают её адрес? И обокрадут?

Другие кричали - не обокрадут! Деньги пусть будут в банке!

Кутерьма, азарт – в общем, горячка.  Хозяин волновался. Хорошо ещё, что никто не подозревал, по какому поводу! В глазах Незаметного женщина уловила промелькнувшее в них смятение. Ревизионная комиссия из деловитых граждан – это катастрофа. Наверное, победительница насладилась страхом владельцев тира и, особенно, незаметного. От него она не скрыла своего ехидного торжества, но предаваться слишком долго столь низменному – но, оговоримся, довольно приятному – настроению не стала.

Мановением руки, улыбкой, она усмирила рвущихся к проверке борцов за справедливость.  Если что, она ведь обратится к их помощи! И её послушались. Больше того, толпа воспринимала происходящее как свою собственную победу. Ведь это благодаря ним эта женщина была допущена к стрельбе, а потом так ловко отстреляла, и теперь получает приз!

О, как заворожено следила за ней толпа, когда она приняла в руки толстый конверт, заглянула в его нутро, чуть приоткрыв, пошуршала там пальцами и удовлетворительно закивала головой! А чтобы никто не сомневался, она победно вскинула руку с конвертом вверх – и толпа ответила на этот её жест радостным рёвом, потрясшим крепкое здание тира и его окрестности. Да, эта женщина может постоять за себя – мысль эта была ею внушена толпе.

Она и мальчик уже пошли сквозь толпу отсюда, как вдруг мальчик встал как вкопанный и отчаянно вскричал:

- А браслет?! – в глазах его отразилось дикое смятение – ведь они могли уйти и вспомнить о браслете лишь дома!

Толпа и на этот крик отреагировала столь же бурно, как и на победный жест женщины. Но теперь здесь была угроза – почему   устроители турнира забыли отдать браслет?! Ситуация запахла дракой. Эти неприятные для владельцев тира ноты смешались с другими – восторгом и азартом облегчения – молодец парень, вовремя вспомнил! А потом и полностью поглотились радостным настроением, когда мальчик с трепетом и нежностью надел браслет на руку мамы.

Под умилённые взгляды, под громогласные напутствия они, наконец-то, ушли. Миновали большую часть сквера, нырнули в щель между светящимися нежной зеленью кустами и вышли на асфальтированную дорожку, ведущую к оживлённой городской магистрали.  На мужчину в неброском, но отлично сшитом костюме из дорогой, добротной ткани, они наткнулись уже почти на выходе из скверика возле пышного оазиса кустарниковой растительности.  Возник он на их пути довольно неожиданно. В отличие от мальчика, его мама не взволновалась, не выказала никаких особых эмоций.  Уж она-то вполне допускала наличие невидимых провожатых. А мальчик, видимо, просто чувствовал их присутствие, и его страшно нервировало это неясное ощущение подсматривания. Поэтому-то он так, до падения сердца, испугался внезапного появления мужчины прямо на их пути. Тот был молод, имел вид очень уверенного в себе человека явно не из их среды. Он отозвал его маму в сторону, чтобы он, мальчик, не слышал их разговора, на что мальчик заартачился, но мама предупреждающим взглядом, в котором светились уверенность и спокойствие, остановила его.

 

***

- Вы идеальное орудие, - мужчина не уточнил, какое же орудие имеется в виду, но поглядел на нее со значением.

- Нет, – она бесстрастно смотрела на собеседника. А он кокетничал, заигрывал с нею.

- Что Вы! Вы себя не знаете! – он смотрел на неё с поощряющей снисходительностью.

- Знаю. – Спокойно без улыбки ответила она. После небольшой заминки, видя, что её собеседник не собирается отступать, снизошла, чтобы пояснить. – Я чувствующее и думающее, - она усмехнулась уголками губ, - орудие. Я делаю выбор.

- Ну, и?..

- Идеальное действует безотказно, не задаваясь никакими вопросами, не анализируя, не имея ни идеалов, ни таких понятий, как симпатия, антипатия, сострадание.

Мужчина еле заметно скривился, пожал плечами, встряхнул головой, словно сбрасывал с себя глупое наваждение – что она мелет!

- Большие деньги, - многозначительно уточнил он.

Она отрицательно качнула головой.

- А работы мало, - напирал он. - а для Вас одно развлечение, да и только.

Она вдруг коснулась его руки, приблизив своё лицо к его лицу, привстав на цыпочки, и что-то шепнула ему на ухо. Он резко отшатнулся от неё, непроизвольно оглянувшись по сторонам. Пока он приходил в себя, она пошла, кивнув мальчику. Мужчина вдруг облегчённо рассмеялся, видно, что-то сообразив про себя, и ринулся вслед за женщиной.

- Мадам! Ловко Вы меня обвели, но постойте!

Он догнал её и мальчика, решительно ухватив её за рукав пальто. Глаза у неё застыли, остановившись на его лице. Знал бы он, как не по душе ей такая фамильярность, и чем это может для него обернуться!

- Ей, Вы! -  голос мальчика сорвался на писк, и он страшно покраснел.