ОТЧЕГО ЖЕ МОЛЧИТ ПУЛЕМЕТ?

(Дмитрий Данилов «Саша, привет!», М., АСТ, РЕШ)

У нас на дворе не только идет полным ходом денацификация, но и — с таким же, если не большим успехом — дехудожественность художественной литературы. Отзывы на Сашу, которому передают привет, на сайте ЛитРеса исключительно похвальные, да не просто похвальные, а преимущественно в превосходной степени. «Роскошно!» «Прекрасно!» «Восхитительно!» И — вишенкой в изюме — основной посыл: «книга прекрасная, я прочел ее за час».

Вот с этим невозможно не согласиться. Я тоже прочел ее за час, причем совершенно не стремясь к этому. Открыл перед сном телефон — да и прочел, совершенно не напрягаясь. Замечательный текст. Его можно читать слева направо, справа налево, снизу вверх и с заду наперед, роли это никакой не играет. В нем есть философская глубина — мужика вот-вот расстреляют. В нем есть социальная проблема — расстреляют за педофилию (совратил двадцатилетнюю). В нем есть отблески гуманизма — когда расстреляют, неизвестно. Наличествуют изощренные описания еды, воды, сада, забора и жены. Примеры будут приведены позже.

В тексте есть глубокомысленные повторы, преследующие следующие последствия, а так расследующие наследующие и тем более последующие... ну, в общем, вы поняли, объяснять не буду. Сами разберетесь.

В самом деле — нынешняя Большая фига, то есть Больная фига, то есть Больная книга, в общем, вы поняли, сами разберетесь — это что-то особенного по зашкаливающей новизне форм. Я уже писал про документальную сказку и документальную же фантасмагорию. А Данилова можно назвать основоположником Читательской Самостоятельности. В ее нынешнем виде. Что-то подобное уже было — «на обыденных картах слова, острова, Все сплелось, перепуталось — жуть. А на нашей, как в море, одна синева, Вот так карта — приятно взглянуть».

Но — все течет, все меняется. Вот и Данилов потек и изменился — в тексте, только в тексте. Да сами посудите. (Цитаты могут быть не очень точны, точность тут не нужна, и так поймете)

«Сережу стали усаживать к кресло. Он брыкался и сопротивлялся — впрочем, сами поймете, как можно брыкаться и сопротивляться, когда тебя усаживают в кресло» «Это была московская улица — да что я там буду описывать, московская улица, вы что, московских улиц не видели? Сами представьте» «Это была жена, вы что, жен не видели? Сами представьте».

Но — есть у него и личные филологические вершины. «Ему подали вкусный завтрак. Правда вкусный, классный такой».

Не, в самом деле, мне нравится эта предлагаемая Даниловым свобода. Непонятно только, зачем он вообще ввязался в это гиблое дело — книжки писать. Надо было так — я написал книжку. Не читайте. Зачем вам ее читать? Вы что, других книжек не видели? Сами представьте.

Я даже не сомневаюсь, что скоро Данилов достигнет вершины, которую описал еще Юрий Поляков в своем бессмертном «Козленке в молоке», где издали бестселлер без единой напечатанной строчки, толстый том чистой бумаги — и вы себе не представляете, какой бешеной популярность он пользовался!! Какие смыслы в «табуле раса» находили критики, как мощно они их приращивали, приращивали да и прирастили.

Текст Данилова, не сомневаюсь, отнесут к каким-нибудь обэриутам, примитивистам и прочим жнецам на поле обедненного языка. В самом деле — ну не достойно писателя унижать читателя собственным талантом. Читатель тоже человек, ему тоже нравится быть гением, особливо после Большой книги. Он скажет — а, вот это получило премию? Так мне пора на Нобелевку замахиваться. И замахнется, да что там — возьмет, да и получит. И утрет Данилов скупую мужскую слезу, понимая, что всегда ученики превосходят учителя.

Данилов — умный человек, и сделал правильные выводы. При нынешнем катастрофическим отсутствии редактуры, при полной писательской вольнице (полная вольница в рамках либеральной повесточки) можно, разгулявшись, больно налететь грудью на проклятых критиков или кого еще похуже. Так что лучше все сбагрить на читателя — если что, пусть он и отдувается. Тем более что читателю нравится такое положение дел. Еще больше нравится кинематографистам. Так что, я не сомневаюсь, эту самую Сашу с ее шушками мы еще увидим на большом экране.

Причем под конец романа Данилову настолько надоедает писать, что он, хитро подмигнув нам, читателям, начинает повторять фразу за фразой — погода, весьма хорошая для Москвы. Автобус, неуклюже поворачивающий.

Да поняли мы, поняли. День сурка делается просто — копировать, вставить, копировать, вставить. Новый, так сказать, авторский прием. А то мы бы не поняли, как однообразны дни в комфортабельной тюрьме. В следующей книге предлагаю не заморачиваться, а написать знаков тысяч восемь, а потом продублировать их на десять авторских листов. И автору хорошо, и читателю — читать не надо — и объем сохранен.

Особо стоит обратить внимание на смелость автора в описании пулемета и поведения укушенного... то есть расстреливаемого.

Сначала Саша. Пулемет. Для меня остается открытым вопрос — а почему Саша? Он же Гатлинг. «Дыхание дьявола». Страшная игрушка 1862 года, много стволов, разносил в клочья — именно так — дома, лошадей, салуны, деревья и так далее. Потом пришел Максим с водяным охлаждением, и надобность в стволах отпала. Вообще это мужественный поступок — использовать пулемет Гатлинга во время нашего глобального противостояния с младшим заокеанским братом... отчаяние на грани фола.

Второй вопрос. Ну зачем, ну зачем бедного главного героя расстреливают за педофилию?

В тексте же есть прекрасный момент, при нужной разработке могущий придать роману злободневность, сатирическую остроту и мужественность.

Это когда высокомерная прекрасная москвичка (Как говорит одна моя прекрасная приятельница — да, мы такие) лупит герою прямо в лоб — графоман ты, батюшка. Да не почему, просто, как данность, бездарь. Я не думаю, что ты бездарь, ты бездарь. Я красивая, а ты бездарь.

Вот за что надо расстреливать. Вот что придаст роману тридцать три оттенка мемуаразмов, вот что сразу обозначит гражданскую позицию автора и расположит к нему подавляющее большинство читателей.

Ладно, оставим за рамками мои наивные надежды, вернемся к расстреливаемому. Тут все тоже хорошо, даже прекрасно. Все три стадии выписаны мастерски. Страх — ну, вы сами знаете, наглость -это тоже представите, равнодушие — ну, кому как не нам знать и представлять.

А где, скажите, фамильярность, где симпатия, где банальный стокгольмский синдром? Где отношения, перестающие в настоящие? Где ожидания свидания, где обида, что пулемет расстрелял первым какого-то обжору? Где ревность и бессонные ночи?

Конечно, не обошлось и без религии. К нашему замечательному герою приходят представители разных конфессий, и происходит такой вот примерно диалог. «Вообще-то не хотел я к тебе идти. Но надо. Работа такая. Ты подпиши бумажку, что не хочешь со мной разговаривать, и я пойду. — А ты меня что, обращать не будешь? — А оно тебе надо? Подпиши сейчас, а захочешь потрындеть — заполни заявку, я, может, и приду».

Рекорд поверхностности. Молодец, автор. Так держать.

Видно, что Данилов киксанул, замах на рубль, удар на копейку, остается надеяться только на смыслы, которые прирастят ему трудяги-критики.

П. С. В двух словах о содержании книги — хорошего человека, педофила, растлившего двадцатилетнюю студентку, приговаривают к гуманному расстрелу, который когда-то произойдет, а может и не произойдет.

#новые_критики #новая_критика #данилов #саша_привет #аст #графомания #большая_книга #уткин