ШКОЛЬНОЕ

Ясного плана у меня не было, все произошло спонтанно, или почти спонтанно. Он уже несколько дней провожал меня до дома, держал за руку, поддерживал, чтобы я не упала, да и все началось как раз с моего возможного падения на скользком тротуаре возле школы, где он, скорее всего случайно, оказался рядом, протянул свою длинную руку и успел подхватить; хороша я была, если бы грохнулась на виду у своих первоклашек, рассказывали бы они дома родителям, как их училка, Надежда Сергеевна, шлепнулась в лужу, а их отцы бы смеялись и, наверное, представляли меня на земле с задранной юбкой. Моя голова едва достигала его плеча, хотя у меня самой сто семьдесят пять плюс сапоги на платформе, просто баскетболист какой-то, такие у женщин нарасхват, вне зависимости от того, что у них в голове, или в кармане, однако я ни на что не решалась и уговаривала себя, что он провожает меня по причине хорошего воспитания, но с каждым разом инстинктивно, все сильнее и сильнее опиралась на его локоть, а сегодня немножко отвела свое предплечье назад и сделала некий полуоборот, в результате которого моя грудь оказалась у него на полусогнутой руке и он явно ощутил тяжесть — наконец-то грудь приобрела утилитарность — его лицо изменилось и приняло слегка растерянное выражение и пока эта растерянность у него не перешла в испуг, хотя в высокую вероятность этого я не очень верила, я сказала:

— А теперь зайдем ко мне домой.

Я предложила ему перекусить, он вежливо отказался, но я отклонила его отказ, оставила его одного в гостиной, переоделась и продефилировала мимо него на кухню уже в легком халате, достигавшем середины моих, как говорил мой бывший муж, «спелых ляжек». Я позвала его помочь мне с какой-то мелочью: набрать воду в чайник и поставить его на огонь, пока я буду возиться с едой, рассчитывая на то, что пройти к плите в маленькой кухне и не коснуться моих ягодиц, он не сможет. Так оно и произошло, но я не учла его рост и коснулся он не совсем тем местом, каким я ожидала, поэтому когда он добросовестно разобрался с чайником и двинулся обратно, я резко развернулась на сто восемьдесят, уперлась руками в стол позади себя, отвела плечи назад, почти преградив ему путь своими бедрами. Завершила я дело прямым взглядом, лишив его последних сомнений в своих намерениях. Он осмелел до такой степени, что поцеловал меня в губы неумелым поцелуем, принялся мять мою грудь под халатом, не догадываясь, что его можно уже расстегнуть, сорвать и выбросить за ненужностью. 

— В спальню, — прошептала я ему на ухо направление и пошла впереди, виляя бедрами, что было опасным излишеством: из-за перевозбуждения он мог не дойти до кровати в своем прежнем состоянии.

Я быстро сбросила себя халат и трусики — лифчик я снялa заранее — и легла на спину поверх одеяла, чтобы он смог сразу увидеть меня всю. Он, не отрывая глаз от моего крупного тела, разделся, стыдливо, оставив на себе белые трусы, вдавил меня в матрас своей мужской массой, я обхватила его руками, прижала к себе, желая еще большего физического единения, и даже растворения в его теле или растворения его тела в моем, если бы такое было возможно.

Он стал целовать меня все смелее и смелее, опускаясь от лица к груди, к соскам и подымаясь обратно к подбородку, щекам и глазам, я слегка сползла под ним вниз, высвободила его член из трусов и подвела к влагалищу. Он стал резко тыкаться в него, почти не проникая и я испугалась, что там сухо — у меня не было секса почти два года. Мне следовало смазать большие губы вазелином, так обычно поступают проститутки, но у них никогда не было и сотой доли той страсти, что разрослась во мне. Наконец, он проник и проник так глубоко, что я сразу кончила, закричала, давно таившимся во мне криком, завыла волчицей, замотала головой, и затихая, с хрипом глотала воздух, всасывая последние капли блаженства. Он сделал еще несколько толчков, кончил со стоном и прошептал:

— Вы — богиня.

Его член на выходе коснулся возбужденного клитора и это повергло меня в еще один сумасшедший оргазм.

Перед тем как он ушел, я с нажимом, тоном классной руководительницы произнесла:

— Все что произошло здесь — строго между нами. Понимаешь? Понимаешь?

— Да, понимаю. Не беспокойтесь, Надежда Сергеевна, у меня это серьезно, — ответил он.

— О, Господи, девятый класс, ведь девятый класс, — вздохнула я, закрыв за ним дверь.

Картины нашего с ним запретного будущего нахлынули на меня с такой откровенностью, что внизу живота призывно заныло, я опять бросилась в постель, стала елозить бедрами по простыне и ловить его запах на подушке.