Лемминги гл.21 «Адрес был заклеен» (1/2)

Маршрутка всё не подходила, и это было неприятно — затянутое ожидание, размазанное, как клей. Илья уставился на ближайший столб, покрытый объявлениями.

Розовые и жёлтые, с обещанием космических зарплат за несложную работу, лепились поверх белых отрывных — продам, куплю, пропала собака, а уже под теми — холёный глянец афиш. Там же — размером с флаер: реклама мебельного салона, новый фитнес-центр «Стрекоза», выставка современного искусства. Илья недавно что-то слышал об этой выставке, что-то важное. Но не успел он навести фокус, как зашевелились ожидающие, сдвинулись от остановки к бордюру, и он вскочил вместе с ними, чтобы втиснуться в «газельку», думая только: не въехать бы макушкой в низкий проём.

Он нырнул в пробензиненное нутро, прошёл, согнувшись, в хвост автобуса, где под сидениями дребезжали колёса и пряталась бутыль воды. Обивка кресла, обивка салона — всё пыльная ковровая ткань, что наросла до потолка. Илья прижался к этой шершавой поверхности, пару раз чихнул, но не отстранился, а упрямо ткнулся в маленькое закругленное окошко. Его колени упёрлись в спинку сидения впереди.

Дремотно до уютности. Но он не давал себе спать. Он смотрел.

Широкий проспект, на который вскоре завернула «газелька», соединял нужный Илье район с остальным городом. Тополя по обочине и заросшие плющом фонарные столбы — гвардия охранников горизонта.

Такой Илья помнил эту улицу, такой она и осталась — разве что стройный ряд деревьев рассекали огромные билборды, двойные, чтоб наверняка. Их было слишком много, этих щитов, напичканных картинками и буквами до отвала. Взгляд цеплялся за подкачанных девиц, прилипал к малиновому фону, как к варенью, поневоле считывал слова:

«Делай то, чего нельзя!» — ниже название какого-то спортивного магазина.

Вдоль домов, некогда ровных — будки, лавки, вывески, короба пристроек. К пристройкам вели дорожки, изрезав газон. Ряды белоцветных кустов спиреи сильно поредели.

Устав от всего этого, Илья в конце концов закрыл глаза. Оставалось ещё две остановки до нужной, а тот заветный поворот он помнил всей кожей.

Когда-то он часто сюда ездил, иногда сбегая для этого с занятий, хотя никто не ждал уже много лет. Легче от этого не становилось, он и перестал. Совсем. Теперь только раз в квартал. Только по делу.

Он стал вспоминать о хорошем. О том, как они с Полиной вчера здорово погуляли. Да, он опять с ней виделся вне всяких планов, потому что после корявых бесед в храме его знобило от стыда, зато шуточки Полины... Они давно уже потеряли для него малейшую обидность, помогая на время забыться.

Вчера снова обсуждали вдвоём его теорию, Полина в самозабвении объясняла что-то о векторах и параметрах, как изменение в одном из них может повернуть всё направление, а он в ответ рассказал ей про шар и опорные точки — ни словом не обмолвившись о том, при каких обстоятельствах он это услышал. Спросил, можно ли в математике вывернуть наизнанку шар, и Полина обещала посмотреть, а потом они снова услышали модный трек «Voiceless», похожий на ночные звёзды, и стали болтать о космосе, о научной фантастике, которую она тоже, оказывается, когда-то читала.

Болтали и смеялись. Хохотали, как добрые друзья. А ещё он украдкой смотрел на её лапки. Они всё больше напоминали тонкие девичьи кисти, отчего у Ильи в груди подпрыгивал весёлый мячик.

Cо времён младшей школы он не проводил время так здорово. Жаль только, что под конец Полина сказала:

— Круто погуляли, но надо сделать перерыв. У меня всё-таки сессия надвигается... Ещё разок увидимся — скажем, числа тридцатого — после я засяду ботанить и сдавать, это возня на целый месяц. Не проблема?

— Не проблема! — ответил он тогда, а сам подумал, что если так пойдёт дальше, то в следующую встречу обратное преобразование закончится. Полина будет спасена.

От одной этой мысли в груди что-то искрилось, как праздничный фейерверк... и немного щемило грустью. Совсем чуть-чуть. Он ведь здорово привык к тому, как увлечённо Полина переводит его размышления на язык алгебры, даже понимать начал.

На этом моменте воспоминаний пришлось прерваться, потому что знакомый поворот наконец качнул Илью вбок. Пора было выбираться из кресла и ползти наружу.

***

Многое сбереглось в прежнем виде.

Двойные стёкла заколоченного магазина с полустёртым «Соки-Воды», шрифт надписи с закосом под «пепси». Узкая дощатая дверь почты, откуда за версту слышен особый запах старой полировки, клея, сургуча. Аптека с травлёными вензелями на высоких окнах. Илья задержался у двери, заглянул — камфара защекотала ноздри.

Словно пружина разжалась в нём, ослабли засовы памяти. Мир стал неторопливым, дружелюбным и полным нестрашных загадок. Как тогда.

Как тогда, окружали детскую площадку перед домом вкопанные покрышки: от большущей синей до промятой посередине оранжевой. Выцветшая шведская лесенка с погнутым кольцом. В самом-самом начале, когда они гуляли ещё втроём, это кольцо покрасили в ярко-красный.

Даже когда не втроём, всё равно, те мягкие ладони бережно, но твёрдо поддерживали его, а он карабкался на большую-пребольшую лестницу, откуда столько всего видно...

Только чего-то очень важного, по чему ненасытно тоскует сердце, он высмотреть не мог. Нет, ему не было плохо в маленьком дворовом мире, тогда ещё не было. Почему хищник сказал, что такая тяга сближает Илью с ними?.. А ну его, об этом сейчас думать не следует. Только о хорошем.

Просто он знал — может, из фильмов или из снов: есть высоты чище, а лестницы прямее, чем их дворовая «стенка». Должны быть. Вот он и верил, что однажды заберётся ещё повыше, и найдёт их, обязательно. Не упадёт — ведь добрые руки поддержат его в любой переделке.

Он вообще любил держать маму за руку, даже когда «стал совсем большой мальчик», то есть шёл в первый класс на линейку. Через месяц мама, стискивая сухими пальцами его пыльную от игр ладошку, привела Илью в школьную библиотеку, чтобы он мог на продлёнке листать тут «Юного натуралиста», всякие другие журналы и книжки. Илье больше понравились сказки о животных и людях, чем «Натуралист»: реальные звери оказались сложными, поступали непонятно. Не по-людски, если можно так выразиться!

Взять хоть стаи полярных грызунов, которые настолько глупы, что если один из них топится в море, то все они...

В общем, когда Илья натыкался на очередную книгу сказок, то мог сидеть над ней с горящими глазами не один час, ведь мир в ней выглядел правильнее, чем дикие девяностые вокруг. Будто бы честнее, что ли.

Знал бы он заранее! Ни одной лишней минуты бы не гонялся за выдуманными приключениями.

Поднявшись пешком по лестнице, Илья почти не запыхался, но долго, дольше необходимого переводил дух, стоя под дверью на половичке из старого свитера. Затем коротко нажал кнопку звонка.

В глубине квартиры тренькнул знакомый колокольчик.

Замок щёлкнул, дверь открылась.

— Проходите, — сказал квартирант. Он был в футболке хаки и в трениках. Брюшко его, кажется, за прошедшие три месяца подросло.

— Да я только за деньгами, — робко возразил Илья.

— Давайте, чего в дверях топтаться? Ваша же квартира. Жена, вон, к чаю всякого купила.

— Нет, нет, только заберу деньги и пойду...

— Вы бы хоть осмотрели жильё-то, — сказал квартирант с еле приметным неудовольствием. — Мало ли, скажете потом, что мы вам тут что-то испортили. Давайте покажу, что у нас всё в порядке.

Пришлось войти. Илья стащил кроссовки на пороге. Многое оставалось по-прежнему: лампа-рожок на стене, вешалка, зеркало с наклейкой в виде букетика. Эту наклейку когда-то прилепили, чтобы отвлечь его от боли в простуженном ухе. Хорошо бы жильцы не ободрали её однажды.

В гостиную смотреть не хотелось: он знал, что там синтетический ковёр на полу, на стене — часы на батарейке вместо тех, что с боем и маятником, а на буфете восседает новенький музыкальный центр, японский, гордость хозяина. Имеют право, это ведь просто вещи, не перепланировка...

Поджав пальцы, чтоб не было видно дырочек на носках, Илья прошёл за квартирантом в ванную, для вида наклонился к трубам. В своё время, как раз когда он вступил во владение, слив из раковины вздумал протечь. Затем Илья отказался от чая, не глядя в лицо хозяйки, и вернулся в коридор — подпирать стену, пока квартиранты отправились в гостиную отсчитывать деньги за три месяца сразу.

Из меньшей комнаты послышалось детское хихиканье, возня, и мимо Ильи пробежал на кухню мальчик лет семи в вельветовых штанишках. Босые ноги топотали по линолеуму.

— Колюня, ты гулять? Вынеси бутылки! — крикнула женщина ему вдогонку.

— Ща-а...

— Бутылки? — пробормотал Илья с отвращением. У жильцов-то плохи дела, оказывается. Пусть это не лемминговая семейка, но с алкоголем всё быстро может пойти под откос. Да ещё ребёнка втягивают!