Охота за Большим Арбузом. (Историко-приключенческий детектив. 3 книга) (на конкурс)

Примечание. Повесть является третьей книгой трилогии, но её можно читать как самостоятельное произведение.

***

События всех глав, кроме Главы 2, происходят в Москве и Подмосковье.

 

Глава 1

Лопатин, июль, 1960

 

– Разрешите, товарищ майор?

– А, Алексей Егорыч, заходи, присаживайся. С чем пожаловал?

Майор КГБ Андрей Тимофеевич Спивак был не только начальником старшего лейтенанта Лопатина, но и родственником его отца, а также «крёстным» Алексея – в своё время привёл его на службу в контору, помогал освоиться, подсказывал, направлял. Учеником Алексей оказался толковым, этому способствовала природная дотошность, желание докопаться до самых основ, упорство и живой ум.

Только недавно их отдел закончил очень важное и интересное дело о попытке похищения чрезвычайно редкой и ценной банкноты и вывоза её за рубеж. Причём по ходу дела удалось не просто поймать исполнителя – рецидивиста Климчука, но и выйти на его заказчиков – зарубежных коллекционеров.

А главное, среди этих типов оказался сотрудник американского посольства, через которого вышли на целую шпионскую сеть. Потом выяснилось, что банкнота была фальшивой, но это уже значения не имело: история с коллекционером отошла на второй план, все сосредоточились на раскрытии шпионской сети. Дело с блеском завершилось, все участники получили очередные звания, грамоты и другие награды.

Алексей прошёл в кабинет, пожал протянутую майором руку и, повинуясь приглашающему жесту, присел на стул.

– Тут такое дело, Андрей Тимофеевич, – слегка замешкался старший лейтенант, – есть у меня кое-какие мысли по делу Макаренко.

– Какие там мысли, Алёша? – нахмурился майор. – Дело закрыто, кто надо – награждён, кто надо – арестован. Шпионская сеть разгромлена, что ещё нужно?

– Всё верно, Андрей Тимофеевич, шпионская сеть разгромлена, но я по другому вопросу. Разрешите начать сначала?

– Ну, валяй! – Спивак знал, что дотошный Лопатин любит докладывать подробно и обстоятельно, поэтому приготовился слушать.

– Так вот, – начал старший лейтенант, – в ночь убийства Климчук проник в квартиру Макаренко с целью завладеть уникальной банкнотой «Большой Арбуз». Этих банкнот номиналом в тысячу долларов США, выпущенных в 1890-1891 годах, насчитывается по всему миру несколько штук. Георгий Макаренко нашёл её среди бумаг покойного отца, который, очевидно, вывез банкноту из Германии после войны, но не знал её ценности. Климчук подобрал ключи и ночью проник в квартиру. Он знал, где находился раритет, и без труда нашёл его. Однако хозяин, Георгий Макаренко, не спал и вышел на шум. Завязалась драка, в которой уголовник Климчук без труда одолел молодого человека и убил ударом ножа. Банкнота была похищена.

Майор сделал нетерпеливое движение рукой, и старший лейтенант заторопился.

– Климчука задержали, и он сознался во всём – в похищении банкноты, в убийстве её владельца, а главное в том, что его нанял для этого некий Джон Вильсон, сотрудник американского посольства и завзятый коллекционер. Мы сосредоточились на этом Вильсоне, но совсем упустили из виду историю с банкнотой.

– Что ты имеешь в виду? – майор стал очень серьёзен.

– Как вы помните, экспертиза показала, что похищенная банкнота оказалась подделкой. Климчук и его покровители думали, что она настоящая. Им это простительно, ведь они толком не видели её, основывались на словах Макаренко. Он также решил, что банкнота настоящая. Был ещё один человек, который мог держать банкноту в руках, это друг Макаренко Михаил Тихомиров. Так вот, оба парня, несмотря на молодой возраст, считались достаточно опытными коллекционерами, разбиравшимися в подделках и настоящих купюрах. Я говорил с Василь Сергеичем, нашим экспертом. Так вот, он утверждает, что поддельная банкнота хоть и была выполнена основательно и качественно, но довольно давно, не позднее начала века, и техника изготовления не превышала возможностей того времени.

– То есть, ты хочешь сказать, что владелец раритета вводил всех в заблуждение? – насторожённо спросил майор.

– Может, и так, а может, нет. Но я не очень-то верю, что опытные коллекционеры, такие как Макаренко, а особенно его друг Тихомиров, могли принять поддельную банкноту, изготовленную шестьдесят лет тому назад, за настоящую!

– И что из этого следует?

– Здесь могут быть два варианта, товарищ майор. Либо наши друзья-коллекционеры с самого начала поняли, что это подделка, но вводили всех в заблуждение – создавали себе репутацию, что ли.

– А второй вариант? – быстро спросил старший товарищ.

– А второй вариант такой, что помимо подделки была ещё настоящая банкнота, которую они успели спрятать. И мне кажется, что нам стоило бы копнуть этого Тихомирова…

– Креститься надо, когда кажется! – недовольно перебил майор. – Что за бабский лексикон, понимаешь, «кажется»! В общем, так. Ты больше никому свои казалки не озвучивал?

– Никак нет, товарищ майор.

– Вот и молчи. Никому ни слова, Алёша, понятно?

– Так точно, товарищ майор!

– Ладно, ты ступай пока, а я твою информацию проверю, потом подумаем, что там и как. Ну, всё, иди. Бате поклон передавай.

– Непременно передам, Андрей Тимофеевич!

 

Старший лейтенант Лопатин вышел из кабинета Спивака несколько озадаченным. Он не мог понять, почему спокойный вначале майор вдруг так резко отчитал его за невинное словечко «кажется». Вообще-то, Алексей рассчитывал, что начальство похвалит его за зоркость, поручит расследовать возникшие обстоятельства. А тут… ничего не понятно.

Впрочем, нарушать обещание и делиться с кем-нибудь ещё своими подозрениями Алексей не собирался. Он хорошо усвоил, что контора – заведение очень серьёзное, а Тимофеич хоть и родственник отца, но Алёшин непосредственный начальник, который при необходимости бить будет крепко.

 

Раздражение майора Спивака имело под собой вполне достаточные основания. Подозрения в том, что в этом деле была настоящая банкнота, возникли и у него. Ещё в самом начале он, докладывая полковнику Митрофанову о ходе расследования, намекнул о возможности её существования. Митрофанов никак не отреагировал на это, а продолжил расспрашивать о деле с раскрытием шпионской сети.

Спивак хорошо понимал, что как таковой, этой самой сети и не было. Да, за редкой банкнотой охотился сотрудник американского посольства Вильсон. Но он был известным коллекционером, и его интересовал исключительно раритет, разведывательной деятельностью этот человек не занимался. Впрочем, в той или иной мере в подобной деятельности были замешаны практически все сотрудники посольства, но в основном на уровне сбора информации.

Сеть «появилась», когда в поле зрения сотрудников конторы попал некий Богель, юркий торговый работник, осуществлявший непосредственную связь между дипломатом Вильсоном и уголовником Климчуком. Богель занимался спекуляцией, фарцовкой, торговал валютой. Естественно, среди его клиентов были не только соотечественники, но и иностранцы. И кое-какая информация от него к этим иностранцам поступала. А этого уже было достаточно.

Майор Спивак ловко связал всех участников в один узел, из которого выбраться было невозможно. Полковник Митрофанов изо всех сил вцепился в это дело и стараниями Спивака с его подчинёнными благополучно довёл до конца.

В итоге все получили по заслугам: комитетчики – различные поощрения, дипломаты – статус персоны нон грата, Богель и ещё два неудачника – расстрел, прочие участники – длительные сроки.

Когда майор, уже на стадии завершения дела, ещё раз намекнул Митрофанову на возможность существования подлинной банкноты, тот уже с раздражением оборвал его. Ещё бы! Тут завершается такое интересное дело – поимка в Москве американских шпионов, и вдруг – на тебе, какая-то банкнота!

Вновь начинай расследование, потом окажется, что никакой настоящей банкноты не было, а если и была – дело могут передать в другой отдел, где занимаются коллекционными раритетами, и что тогда? Разумеется, всё это не было высказано вслух, но старому служаке-майору вполне хватило недовольной гримасы начальства, в которой и отразилась вся эта гамма чувств.

Он ловко свёл тему оригинала к рабочей версии, которая не получила подтверждения и поэтому была закрыта. Митрофанов остался очень доволен, когда неприятную тему забыли и более не поднимали.

Всё окончилось благополучно, дело закрыли, и вдруг этот мальчишка! Следователь хренов, аналитик недоделанный! Теперь всё зависит от него. Замолчит, не будет дёргаться – всё закончится хорошо. Начнёт копать самостоятельно – может заинтересовать конкурирующий отдел, а уж эти ребята не потеряются: найдут подлинник большой ценности, раскрутят своё дело, а крайним сделают именно его, майора Спивака: не доложил вовремя, пустил на самотёк…

А за такие дела понижение в должности – ещё не самое скверное наказание. Если за него возьмутся плотно, то и простое увольнение из органов будет не худшим вариантом. Что ж, с мальчишкой надо серьёзно поговорить. Если мозги есть, то поймёт и заткнётся. Если не угомонится, придётся принимать другие меры. Парень неплохой, работник толковый, да ещё и родственник. Неприятно, конечно, но своя рубашка – она к телу-то поближе будет…

 

 

Глава 2

Силин, март 2018, Нью-Йорк

 

– Вы хотели меня видеть, миссис Де Вард? – Генри Силин, мужчина лет сорока, невысокий, с ранними залысинами и пронзительными серыми глазами чуть навыкате, был вежлив и предупредителен.

– Садись, Генри. Что будешь пить: виски, пиво, сок?

– Сок, если можно, апельсиновый.

– Так и думала, – улыбнулась его собеседница Настасья Де Вард, высокая, сухопарая леди – ухоженная, в дорогих серьгах и браслетах, с безупречной причёской и манерами. Её преклонный возраст выдавали разве что пигментные пятна на коже запястий да морщины вокруг глаз.

Им подали напитки, ему – высокий стакан с соком, ей – маленькую рюмку русской водки.

– Как ваш бизнес, мой друг? – спросила Настасья. – Конечно, это моветон по американским понятиям спрашивать о делах и тем более ждать правдивого ответа. Но мы же с вами практически русские, не так ли?

– Разумеется, миссис Де Вард.

– Тогда говорим по-русски и без этих формальностей. Можешь называть меня по имени, или как раньше, тётушкой.

– Прекрасно, тётушка, тогда я весь внимание! – на безукоризненном русском ответил её собеседник. – Только уж и вы называйте меня по-русски, Геннадием!

– Хорошо, Гена, – тётушка лихо выпила свою рюмку, пожевала кусочек чёрного хлеба, – я позвала тебя не просто потрепаться по-родственному. Есть одно дело. Как ты знаешь, я унаследовала от моего Якоба огромное состояние, доходный бизнес, который приносит мне большую прибыль. Я совершенно не разбираюсь, что там происходит, этим занимается управляющий, нанятый ещё Якобом, когда муж стал не в состоянии полностью контролировать своё дело.

Генри, или Геннадий кивнул и устроился в кресле поудобнее.

– Ты также знаешь, что у нас нет общих детей и по завещанию я являюсь лишь распорядительницей капитала. После моей смерти всё унаследуют сыновья мужа от предыдущего брака. Это порядочные люди с хорошим доходом, и они не желают моей преждевременной смерти. Я не ограничена в своих личных тратах, но не имею права ни обеспечивать родственников или друзей, ни завещать им что-либо, кроме каких-нибудь малоценных пустяков.

Когда мы договаривались с Якобом об этих условиях, я ещё не знала о твоём существовании, поэтому легко согласилась на них. Теперь я хочу частично исправить эту ситуацию. Ты знаешь, что в Москве оставалась моя сестра Наталья.

Мы увиделись с ней после моего отъезда из России только в 2011-м. Сначала был железный занавес – я приехать и даже написать не могла, потом буйные девяностые, тогда я просто опасалась. Кроме того, мы были в ссоре: она посчитала предательством моё замужество и отъезд менее чем через год после смерти Гоши, с которым я была помолвлена.

Мы общались по почте, письма были сухими и редкими. Наконец я решилась и приехала в Москву. Мне показалось, что Наташа была рада, во всяком случае, мы поговорили очень хорошо.

В последний вечер перед моим отъездом она неожиданно разоткровенничалась. Рассказала о том, что за день до смерти Гоша оставил у неё некий конверт и попросил его сохранить. Там была какая-то банкнота из его коллекции.

Я, помня все эти допросы о редкой банкноте, которыми нас терзал КГБ, поняла, что это и есть тот таинственный подлинник, спрятанный Гошей от всех. «Почему же ты не сказала о нём следователям?» – возмутилась я. «Потому что Гоша велел хранить её у себя и никому не отдавать», – ответила она. Потом стала говорить о каком-то шифре, который кто-то должен разгадать, а затем снова обрушилась на меня с обвинениями. Мы поссорились очень крепко, с тех пор не писали друг другу, не разговаривали по телефону, и я даже не знаю, как она сейчас.

Впрочем, это лирика. Для тебя главная информация заключается в том, что у неё хранится редчайшая банкнота «Большой Арбуз», она стоит миллионы. Я дам тебе адрес сестры, передам от меня подарок и привет. Твоя задача напроситься в гости, не на пять минут, а посидеть за чаем, поговорить, очаровать. Лучше всего, войди к ней в доверие как любитель шифров и криптограмм, она немного помешана на этом. Покопайся в Интернете, поизучай эти вопросы, найди с ней общий язык, а потом уж пробуй добыть банкноту.

Она немного… как это поточнее сказать ...задвинута на шифрах и памяти о Гоше. Я так поняла, будто он сказал ей что-то о том, что ценную банкноту можно подарить лишь тому, кто разгадает их Абсолютный шифр. Мне кажется, Наташа понимает, что ей осталось недолго и будет искать того, кто сможет это сделать.

– И вы думаете, что у меня получится? – Гена усмехнулся.

– Получится! – отрубила Настасья. – Ты умный, толковый, голова у тебя работает как надо. Да и что такого особенного могли придумать дети в далёком 1960-м году? Подготовься как следует, поройся в Интернете, пообщайся на форумах. Тебе это будет по плечу!

И ещё. Там есть некий Михаил Тихомиров, друг моего Гоши. Каким-то образом он что-то подозревает и крутится возле Наташи. Во всяком случае, так было раньше. Скользкий тип, честно говоря.

Я знаю, что ты сейчас едешь в Москву, вы ухитряетесь вести какие-то дела с Россией, несмотря на санкции. Вот и займись в свободное время. Шансов не так много, но это всё, что я могу для тебя сделать!

 

 

Глава 3

Лопатин, сентябрь, 1995

 

– Помру я скоро, Олежка! Чувствую, пришло время.

– Да ладно, пап, ты у нас ещё ого-го!

– Ша, не спорь, я лучше знаю!

Отец и сын сидели на лавочке в парке ведомственного госпиталя, где лежал Лопатин-старший.

Хотя отставной подполковник КГБ Алексей Егорович Лопатин только в этом году справил шестидесятилетний юбилей, он резко сдал в последние полгода. Кожа приобрела нездоровый оттенок, заострился нос, впали глаза. Похудел, стал быстро уставать.

С огромным трудом сын уговорил его лечь в госпиталь, но, похоже, было уже поздно.

Олег, достаточно успешный бизнесмен, несмотря на довольно молодой возраст, покупал-продавал, пытался наладить связи с заграничными поставщиками. Родителей посещал нечасто, но поддерживал как мог, был благодарен отцу за дельные советы, а особенно – за конторскую крышу, которую тот ему обеспечил.

– Теперь послушай-ка, что расскажу… – Старший Лопатин внимательно посмотрел сыну в глаза, откинулся на спинку скамейки. – Помнишь историю о деле коллекционера Макаренко?

– Это там, где твоё начальство не захотело разыскивать подлинник какой-то редкой банкноты?

– Помнишь, значит. Хорошо.

– Конечно, помню! Я ещё тогда возмущался, почему они не захотели эту банкноту выкопать?

– Я тоже возмущался сперва, потом только дошло. Дело о мифической шпионской сети – раскрытое, законченное, это не то что синица, а жирный тетерев в руках. А банкнота – журавль в далёком небе, да и то, непонятный. Меня потом майор вызвал и поговорил очень жёстко. Приказал забыть обо всех этих домыслах, радоваться наградам и работать дальше. А я хорошо знал нравы в нашей конторе. Против начальства переть – себе дороже.

Алексей Егорович помолчал, машинально перебирая пуговицы на больничной пижаме под накинутой на неё курткой.

– Так вот, Олег, была там настоящая банкнота, головой ручаюсь, была! Я тогда, в шестидесятом, после разговора-то с начальством, дело это похерил, но все данные себе выписал.

– А зачем выписал, если не собирался этим делом заниматься?

– А на всякий случай. Завёл себе такую тетрадку зелёненькую, всё туда выписал – имена, адреса, мысли свои. Перед начальством чист, никуда в сторону не рыпаюсь, а тетрадка лежит себе на антресольке и, как говорится, кушать не просит.

– И что, до сих пор так и лежит? – скептически спросил Олег.

– Так и лежит, сынок. Я её доставал лет шесть назад, пересматривал. Хотел было заняться поисками – теперь время другое, нет уже нашей конторы, а то, что есть, – так, пародия одна. И знаешь, некоторые фигуранты так и живут по тем же адресам, я узнавал! Только невеста этого Макаренко, Настя её звали, вышла замуж за голландца и уехала к нему. А сестра её, Наташа, и друг Миша так и живут в Москве, в тех же квартирах.

– Но если там была настоящая банкнота, то почему она нигде не появилась? Чего уже бояться? Ведь сейчас можно всё, не то, что раньше!

– Не знаю я, кончились мои возможности, уходить мне пора. А ты молодой, сил у тебя много, да и деньги нужны, бизнес-то свой развивать. Вот я тебе говорю, чувствую, хоть задницей, хоть чем, но чувствую, есть там эта банкнота, где-то прячут её! Возьмись, сынок, откопай, она больших денег стоит, а ты с иностранцами дело имеешь, концы найдёшь, как получше продать. Тетрадочка-то моя, зелёная, на дальней антресоли лежит, как помру, ты её возьми да почитай, я там всё описал. Ну ладно, бывай, за мной пришли уже.

На дорожке показалась пожилая, дородная медсестра или санитарка и увела старшего Лопатина на процедуры. Тот ушёл молча, не оглядываясь, и Олег вдруг чётко понял, что видит живого отца последний раз.

Через день, в пятницу, Алексей Егорович умер, а Олег получил долгожданное письмо от герра Альфреда Блюментроста, бизнесмена из Гамбурга, с которым он вёл долгие переговоры о закупках металла и продаже бытовой техники. Немец наконец-то давал согласие и собирался в Москву для подписания договоров.

Лопатин-младший разрывался, организовывая похороны и готовясь к важной встрече. В конце концов, всё устроилось наилучшим образом. Отца похоронили в хорошем месте, достойно помянули, и на следующий день Олег уже вёл переговоры с Альфредом.

Дело открывалось настолько перспективное, что все разговоры о зелёной тетрадке и пропавшей банкноте просто вышибло у него из головы. Он летал в Германию, возвращался в Москву, поднимал дело огромного размаха. Конечно, даже если бы и вспомнил о разговоре с отцом, о том, чтобы отвлекаться от масштабного дела, сулящего грандиозные прибыли, не могло быть и речи.

 

 

Глава 4

Силин, ретроспектива

 

Всё время полёта в Москву Гена думал о предложении престарелой родственницы. Он внимательно изучил все материалы о раритетном артефакте и хорошо понимал его ценность. Если он сможет овладеть этой банкнотой, вывезти её в Штаты, продать на аукционе…  Тогда осуществятся мечты о собственном бизнесе – все наработки есть, нужен хороший капитал. А он у него будет.

При этом Силин ни секунды не сомневался по поводу методов овладения раритетом. «Шикарный план», который озвучила эта старая вешалка, Гена и не собирался воплощать в жизнь. Как же, он всё бросит и начнёт изучать тонкости шифрования! Если раритет у старухи, он его добудет любым способом. Надо будет – ограбит, надо – убьёт.

Гена родился в Москве, в семидесятых годах, в обычной советской семье инженеров. Когда рухнул Союз, а с ним стабильность, достаток и многолетние сбережения, жизнь всей семьи резко поменялась. Голодные, злые, неустроенные, его родители мечтали только об одном – уехать на Запад, лучше всего в Америку.

Голодный, злой, неустроенный, Генка уже в пятнадцать лет прибился к подростковой банде, а в восемнадцать стал её вожаком. Они грабили прохожих, нападали на торговые палатки, занимались мелким рэкетом, а позже не гнушались пользоваться утюгами и паяльниками в более серьёзных делах. Были и «стрелки» со стрельбой на пустырях, и убийства особенно упрямых «оппонентов».

Неизвестно, чем бы всё это закончилось, если бы Силину-старшему каким-то чудом не удалось выиграть в лотерею "грин-кард". Гена охотно уехал с родителями, так как чувствовал, что скоро его вольнице придёт конец, менты вот-вот накроют их лавочку, просто пока они занимаются более серьёзными группировками, и до мелочёвки у них не доходят руки.

В «стране великих возможностей» Гена (или, как его теперь звали, Генри), притих. Мелких бандитов хватало без него, специфика была другая, да и начинать снова рядовым бойцом он не собирался.

Жилось им трудно, работа вначале была тяжёлая и малооплачиваемая. Отец всё-таки сдал какие-то экзамены и пробился на работу почти по специальности. В это время мама Геннадия случайно нашла свою дальнюю родственницу – Анастасию, которая приходилась троюродной сестрой её отцу.

Настасья Де Вард, вдова богатого голландца, взявшего её в жёны и увезшего в Голландию ещё в 1961-м году, жила теперь в Штатах и очень обрадовалась дальним родственникам, с которыми была едва знакома.

По известным причинам помочь материально у неё не было возможности, но она оказала семье Силиных множество услуг благодаря своим знакомствам и связям.

Устроила Гену в торговую компанию, где он вырос до старшего менеджера благодаря своей настырности, жёсткости, отличному знанию русского языка, а также российской специфики – их фирма активно вела торговлю с российскими компаниями.

Он ездил в командировки в Москву, вёл жизнь обычного менеджера, мечтал о своём крупном бизнесе и присматривался к возможности получить капитал. Не применял нигде свои прежние «навыки», но и никогда не забывал о них.

 

***

Каждый раз, приезжая в Москву, Гена удивлялся переменам, произошедшим с городом и людьми по сравнению с его мрачным отрочеством 90-х. Ушли в прошлое красные пиджаки, золотые амбарные цепи на мощных выях, откровенные бандиты на улицах и в ресторанах.

Всё это сгинуло ещё в начале нулевых, а потом стал меняться и простой народ. Всё реже встречались мрачные, хмурые лица, на хороших машинах ездили вполне обычные граждане, люди гораздо чаще улыбались, магазинное изобилие становилось всё более доступным.

Его сотрудники, рядовые москвичи делились друг с другом впечатлениями об отдыхе не только в Турции и Египте, но всё чаще в Таиланде, Хорватии, Тенерифе и прочих местах, ранее доступных лишь «новым русским». Милая девушка Вика из соседнего отдела хвасталась новеньким айфоном последней модели, взятым в кредит, и все знали, что оплачивать его она будет, не особенно напрягаясь, из своей зарплаты самостоятельно, а не с помощью «папика».

Молодой менеджер Андрей, совсем недавно женившийся, отдавал половину зарплаты на ипотеку (с первым взносом помогли родители с обеих сторон). При этом оставшейся половины и доходов молодой жены им вполне хватало на нормальную жизнь. И таких примеров вокруг было предостаточно.

Конечно, далеко не всё было гладко, существовали и бандиты, и криминальные разборки, но это как-то ушло с глаз, переместилось в глубины и задевало в основном тех, кто сам лез в эти дела.

Появлялся крепкий средний класс – наёмные работники с очень приличными зарплатами, способные не просто прокормить себя и детей, но и купить хорошее авто, во время отпуска отдохнуть, а не пахать на огородах и в ремонтируемых квартирах, дать образование детям.

Нет, Гена нисколько не жалел, что в своё время уехал, всё-таки его уровень в Штатах был гораздо выше, но удивляло то, с какой быстротой в Москве наладилась жизнь. Когда он рассказывал об этом своим родителям, они вежливо слушали его, кивали, улыбались, но для них Москва да и вся Россия навсегда стали забытым тяжёлым прошлым, какой-то мрачной shithole.(1) Они просто вычеркнули из памяти всё хорошее, что было в их жизни там: весёлую студенческую молодость, дружеские посиделки на пятиметровой кухне, саму эту кухню в полученной бесплатно двухкомнатной квартире, путешествия по базам отдыха и дикарями в Крым и другие маленькие радости.

Всё это запечаталось мрачными годами развала, бедности, неустроенности, страха, и в памяти остался только этот десяток лет, словно зачеркнувший всё предыдущее…

Силин-младший ездил в Москву регулярно, общался со многими москвичами, сослуживцами, соседями, приятелями. Некоторые из них даже не знали, что он был гражданином США, да и сам Гена иногда забывал об этом, особенно во время неформального общения.

Он заводил скоротечные романы с русскими девушками, поддерживал приятельские отношения с двумя-тремя русскими мужиками своего возраста, уверенно чувствовал себя среди русских сотрудников. Но почему-то с каждой поездкой, с каждым годом в душе его росла ненависть – яркая, нерациональная ко всему русскому, российскому, московскому: улицам, людям, домам, языку, своему прошлому…

 

 

 

Глава 5

Киреевы, лето 2018

 

Мелодия домофона прозвучала довольно неожиданно – сегодня ребята никого в гости не ждали. Веня просматривал какие-то материалы в своём ноутбуке, «глубоко беременная» по её собственному выражению, Лера с маленькой Таней затевали на кухне пирог.

Глава семьи нехотя поднялся, прошёл в прихожую. Вяло произнёс дежурное «Кто там?»  В ответ послышался мелодичный девичий голосок, щебечущий на каком-то непонятном, но очень знакомом языке.

– Это что ещё такое? – молодой человек оторопело уставился в динамик домофона.

– А то, что некоторым нашим друзьям пора бы уже выучить японский! – расхохоталась девушка на том конце переговорного устройства. Её русский был почти безупречным, за исключением небольшого акцента.

– Томка, ты что ли?

– Я, Веничка, я, вернее, мы! Давай открывай скорее!

Вскоре в прихожей появились гости. Томико, как обычно, в своих любимых белых джинсах и маечке, а с ней молодой японец, довольно высокий, серьёзный, неулыбчивый.

– Картина чевёртая, – ошеломлённо произнёс Веня, – на сцене появляется Томико Кимура с неизвестным!

– Нет, не так! – поправила девушка. – На сцене появляются супруги Танака, Кэтсу и Томико!

– Ох, ничего себе, поворот сюжета, – Веня схватился за голову, после чего всё пришло в движение. Подружки обнимались, мужчины с дежурными улыбками пожимали руки, кланялись, называли имена. Таня крутилась под ногами, восторженно глядя на необычных гостей, и требовала внимания. Весёлый Роджер, огромный чёрный необщительный котяра, взирал со шкафа на всю эту суету с лёгким презрением.

Как обычно в таких случаях, сначала говорили все разом, суетились без толку. И тоже, как обычно, Веня взял инициативу в свои руки.

– Значит, так. Решение всех вопросов и долгие беседы – за столом. Поэтому девочки – на кухню, мальчики – в супермаркет. Лерка, быстро мне список, самое основное. Остальное, если что, – в телефонном режиме. Костик, ты как, по-русски что-то понимаешь? – сразу переиначил он японское имя гостя на русский лад.

Оказалось, что Костик понимает так себе, а говорит совсем плохо. Он согласился идти в магазин, назвал Веню Бенджу, и они вышли из дома. В магазине парни задержались основательно. Кэтсу требовал называть каждый покупаемый продукт (Какое зовут эта такое?) и объяснять, зачем он нужен.

Веня спокойно и методично рассказывал всё по-русски, не сильно заботясь о том, понимает ли его Костик. Подошли к стеллажу с пивом, и Веня спросил, доставая бутылку:

– Ты как насчёт пива, пьёшь?

– А-а… пыивоу, – оживился японец, – уважаиу!

– Вот это молодец! А креветки к пиву, а? – Веня показал на морозильник с морепродуктами.

– А-а… эбибиру… уважаиу!

– Умничка, только уж давай по-русски – креветки. А то очень сложно у тебя получается.

– Да-а, ка-ре-вети-ку!

Беседуя в таком духе, они закупили всё нужное и пришли домой. Пока девушки заканчивали приготовление различных яств, мужчины расположились в комнате за маленьким столиком, с пивом и креветками. Беседа особо не клеилась, но они вполне дружески улыбались друг другу и вели светский диалог:

– Хоросо сидиму! – вежливо щурился гость.

– Ага, йоку сувару! – подтверждал хозяин.

Вскоре их идиллию разрушила Лера, позвав мужа на кухню и устроив ему разнос.

– Что ты человека спаиваешь?

– Я спаиваю? – Веня был возмущён. – Сидим с Костиком, общаемся, я вот даже японский начал учить!

– И что же ты выучил?

– Уже очень много! Биру, эбибиру, йоку сувару!

– Н-да, произношение у тебя… И вообще, типичный лексикон алкаша: пиво, креветки к нему, хорошо сидим! Ну, ладно, вы там давайте, заканчивайте, мы на стол накрываем, готово всё.

За столом пили и ели мало, в основном говорили. Супруги Танака привезли подарки – и от себя, и от Хирото Кимура, отца Томико. Презенты были приняты с должным уважением, но всё же Веня не преминул упрекнуть гостей:

– Как же вы так, ничего не сообщили, свалились как снег на голову, без звонка. Это ж совсем про