Память лётчика-штурмовика

Человеческой памяти клинопись 
сохранила безумие юности. 
И попробуй теперь вот вылечись 
от бессонницы зрелой мудрости. 
     Ветерана замучила память. 
     Сколько слёз она губкой впитала! 
     Не дано её переупрямить - 
     ей всё мало и мало. 

Под зенитных разрывов "барашками" 
на "летающем танке" утюжили 
за грехи их, фашистов тяжкие. 
Мы платили своими душами. 
      Поливали огнём, продираясь 
      сквозь пургу пулемётного шквала. 
      И жалели, домой возвращаясь: 
      уничтожили мало. 

Возвращались, латали пробоины, 
бинтовались в санчасти и верили, 
что везучими были оба мы, 
но везенье - оно качелями. 
     Я тот день помню красно-туманным. 
       Тело рвали осколочьи жала. 
       Дотянул. Только друг бездыханный. 
       Жил геройски, но мало. 

Фейерверком расцвечено небо, 
как зенитной шрапнелью под Брянском. 
Наливаю нам, друг, ветеранские. 
Твоя кружка под ломтиком хлеба.