У Мэри будет

Мы вообще ничего не делали в тот день. Проснулись, умылися. Умылися, да, а что? Волосатые смердят сладко, сразу мы хочем их съесть. А мы не смердим, совсем не пахнем, соблюдаем гигиену всегда.

Рыбсов на завтрак не ловили — холодно. Доедали ногу, а потом готовились. Ничего не делали, мы не умеем. Просто положили мох сюда, палочки туда, камешки здесь, монетку там. И читали задом наперед про Мэри и ягнятсов. Очень это сложно. Ягнятса теплые, Мэри мяхкая. Мы бы их камнем: сначала ягнятсов, потом рыбсов, потом Мэри. От волосатого-то только нога и осталась. Смердела уже не сладко вовсе, а кисло — в глазах у нас щипало, в горле булькало. Надо бы еще добыть ног, но не сегодня. Сегодня день для другого. Сегодня день для Мэри и ягнятсов.

Никто нас не научил. Ничего мы не делали. Сыпали черный песочек на черную воду и читали задом наперед. Но сначала нашли мох. Мох надо чтобы мяхкий, не сухой. Сухой крошитса, ничего не выйдет. Палочки чтобы моркые. Нагрызли много камыша. Хрусь, хрусь — один камыш. Хрусь, хрусь — еще. Сложили ровненько. Мяхкий мох, моркые палочки. Спрятали под скамейку там в лодке, и отправилис за камешками. Гладкие нельзя, ускользнут. Надо чтобы острый край. Шесь камешков. Всего семь. Острые камешки и один тяжелый, края чтобы тоже острые. В лодку уже не складывали — очень тяжело. Монетка была у нас — попалась в прошлый год. Мятая, осёл как будто копытом наступил, но это хорошо. Так правильно. Новую нельзя. С новой не получитса.

Вытащили лодку на песок, развернули. Мох мяхкий — за лодкой ветер не сдует. Мох вниз. Он зеленый — это как будто раньше берега, далеко-далеко. Там Мэри и теплые ягнятса. Моркые палочки повыше. Их воткнуть так: рас-два-три-рас-два-три, сколько хватит. Это лес. Камешки еще выше. Шесь друг за другом, острыми краями в небо. Седьмой положить рядом. Это скалы. Монету посередине, чтобы заплатить. Столько это стоит. Новую не возьмут, только такую.

Сложили всё и устали. Расположились в лодке, чтобы спать. Снилась Мэри, снились ягнятса, снились волосатые — несли в руках нам ноги, кланялись. Говорили: эта на полдник, эта на ужин, эта маленькая к чаю. Проснулись голодные. В животе свистит, в ушах свистит, в груди тоже свистит. Это ветер поднялса, но мяхкий мох он не сдул, моркые палочки все стоят, камешки острые смотрят в звезды, монетка гнутая посередине.

Умылися. Потом взяли черный песочек и стали сыпать. Сыплешь, где вода кружитса. Вода кружитса вправо и вниз, вправо и вниз. Сыпать надо налево и вверх, налево и вверх — как будто такой круг. Молчать нельзя. Надо сыпать и читать про Мэри и ягнятсов только задом наперед. Очень сложно. Надо вспоминать и не путать. Спутали — начинать сначала. С конца раз задом наперед.

Все знают про Мэри и ягнятсов. Мы тоже знаем. Если перебраться через острые скалы, проползти под моркыми елями, после сесть на осла, что копытом наступил на монетку, то привезет он туда, где не мяхкий мох, а зеленая трава, круглое солнце, круглые двери и круглые ягнятса. Вода в реке там не черная, а синяя, и песок тоже не черный, а золотой, как монетка, попавшая под копыто ослу.

Там Мэри, собрав ягнятсов, смотрит, как мы спорим с Деаголом. В руках у него блестит кольцо.

Мы бы все исправили. Прочитали про Мэри и ягнятсов, насыпали черный песочек в черную воду, кинули на берегу погнутую монетку, острые камешки наверх, моркые палочки ниже, мяхкий мох еще ниже. И все вернулось бы обратно: зеленая трава, круглое солнце и круглые двери. Мы бы женились на Мэри, усыновили ягнятсов.

Dnik syawla era uoy fi
llac ruoy wollof meht ekam dna

В тот день мы принесли пшеницу и виноград. Связали колосья в сноп, оставили листья на лозе, чтобы обрамить кисти.
Он привел ягнят, лучших из своего стада. Связал их подобно тому, как мы связали колосья, и возложил на алтарь.
Наша корзина сверкала на солнце, словно мы наполнили ее не дарами земли, а золотом, изумрудами и александритами.
Круглые его ягнята дрожали и тонко звали мать.

Ждали все не очень долго. Мы с уверенностью и гордостью, он с глупым томлением — шептал стоя на коленях что-то, не переставая. Когда же огонь сошел, мы бежали прочь, спрятав лицо в ладонях, чтобы не видеть отвергнутых даров — золотой пшеницы и обрамленного изумрудными листьями винограда, а он остался молиться и смотреть, как от ягнят остаются одни угли.

Мы укрылись в далеком лесу. Он пришел туда, но мы не хотели его слушать. Труд наш был несопоставим. Возделай твердую, как камень землю, напитай ее драгоценной водой, засей семенем, взрасти, обереги от саранчи, собери не раньше и не позже, сохрани, отдай часть, не скупясь.

Он же взял блеющих первородков. Просто взял, как мы взяли большой камень, лежащий возле других — маленьких. Острые их края смотрели в звезды, а мы смотрели на кусок мягкого мха и воткнутые рядами в землю палочки. Мы забрали их себе, как забрали позже всех ягнят, все плоды и вино, жен и детей, чтобы бежать далеко-далеко, на восток от Эдема.

И когда с темных небес грозный голос тревожно спросил: «Где же Авель?», рот наш открылся и произнес:
«Разве мы сторож брату нашему?».