К морю (ч. 14) (плотогонские истории)

18. Крокодила

Ермолай приставил ладонь козырьком ко лбу, всматриваясь в заросший травами берег. Внезапно кольщик застыл, будто собака, сделавшая «стойку».
— Слышишь? — громко прошептал он, указывая пальцем. — Там впереди.
Путники замерли. Действительно, по реке доносились невнятные стоны. 
— Будто душат кого, — испуганно округлил глаза Ермолай. — Или зверь лесной стенает.
Прохор опустился на колени, приложил ухо к воде и с минуту сосредоточенно вслушивался.
— С полверсты отсюда будет, — он легко вскочил на ноги и, подхватив багор, сильными толчками погнал плот вдоль берега. — Вмиг доберёмся.
— Неугомонный ты, Проша, — заволновался Ермолай. — Там, наверное, и смотреть не на что. Вот, ежели кто б гулял, да песни пел, то можно и поспешать было. Ох, чует сердце, накличем на себя беду.
— Не робей, дядька, — Прохор так налёг на багор, что тот выгнулся дугой.
Стоны, тем временем, становились слышны всё громче. Теперь они перемежались с хрипом и пугающим горловым бульканьем.
— Матерь Божья! — кольщик нырнул в шалаш и выбрался оттуда, сжимая в руках топор. — Может это Крокодила добычу терзает.
— Кто?
— Крокодила, — жалобно пропел Ермолай. — Ящерица такая, только величиной со свинью.
— Да откуда ж ей взяться?
— Не знаю я! С ярмарки сбежала или из моря приплыла.
— Тихо, — скомандовал Прохор и замер.
Плот летел вдоль зелёной стены камыша.
— Кажется тут, — выдохнул Прохор и, уперев багор в речное дно, остановил плот. — Жди меня здесь, а если что случится, плыви дальше, пока людей не встретишь.
Он скинул рубаху, зажал в зубах верный плотогонский нож и бесшумно скользнул в воду. Раздвинул камышины, сделал шаг, другой и скрылся из вида.
Никак не ожидавший, что останется в этом страшном месте один, Ермолай не на шутку испугался. Заходил взад-вперёд по плоту. Забрался в шалаш, но тотчас вылез оттуда.
— Прошенька, — жалобно позвал он, — ты живой ещё?
Ответом был новый, леденящий душу стон, завершившийся сдавленным сипением.
— Мать Заступница и Троеручица, помогай, — запричитал Ермолай.
Он стащил рубаху, закатал штаны до колен, сунул подмышку топор и, бормоча молитвы, полез в реку. В этот момент заросли камыша раздвинулись, явив улыбающегося Прохора, держащего в руках пучок бледно-жёлтых цветов.
— У самой воды рос, — подмигнул растерянному кольщику Прохор.
— Что это?
— Как что? Мы же решили, что блох сукренём выведем.
— А Крокодила?
На берегу вновь кто-то захрипел, забулькал.
— Спит твоя Крокодила, — засмеялся плотогон. — Хочешь глянуть?
Он выбрался из воды, подхватил багор и с силой оттолкнулся. Саженей через пять камыш поредел, уступив место осоке, миновав которую, плот вынесло на полоску песчаного берега, окружённого со всех сторон сажеными стеблями рогоза. Там, среди речного мусора, заложив руки за голову, спал на спине невысокий паренёк лет двадцати. Был он коротко стрижен и гладко выбрит, за исключением аккуратно закрученных чёрных усиков. Из одежды на незнакомце имелась полосатая нательная фуфайка и белые полотняные брюки. Рядом лежал форменный бушлат с двумя рядами блестящих пуговиц и бескозырка.
— Чтоб меня, — всплеснул руками Ермолай. — Морячок! Как есть, натуральный моряк.
Тут спящий с хрипом, словно утопая, втянул в себя воздух, на время затих и тотчас со стоном выдохнул. Полежал несколько мгновений бесшумно и опять заклокотал на вдохе. При этом его и так впалый живот исчез вовсе, а тело изогнулось дугой. 
— Морячка, поди, за храп с корабля и списали, — кольщик присел на корточки. — Никакое общество подобного не сдюжит.
— Не скажи, — покачал головой Прохор. — Флотские по кубрикам в гамаках спят. Лежат изогнувшись, точно снулые уклейки и храпеть у них не выходит. Этот же, видишь, как вольготно на спине раскинулся.
— А раз такой организм имеет, мог бы в песке ямку отрыть и спал бы дугой, — усмехнулся Ермолай. — Что б честных людей рёвом не пугать.
— Пусть дрыхнет, — беззаботно отмахнулся Прохор. — Нам сейчас сукреня нарвать надо да стоянку разбить. Отрава только к вечеру блох изведёт.