Выслушайте и другую сторону

«Травмированые, блядь» — эта грубая фраза так и всплывала в его мозгу. Он уже полчаса слушал излияния худой брюнетки про мать, которая до шестнадцати лет её держала на попечении у бабушки где-то пропадая, про отца, который «вышел за сигаретами» когда ей было три, про аборт в пятнадцать лет и про прочее «чтобы меня любили». «Любили... Да что они хотят этим сказать?!» — ни прочитанное, ни слышанное, ни пережитое лично никак не билось с тем, что ему приходилось слышать от очередной экзальтированной особы.

Прочитанное, слышанное, пережитое лично... Он знал эти истории о нерадивых родителях, около трети биографий серийных убийц обоего пола с них начиналась, а каждая вторая любительница моложавых подтянутых шатенов, похожих на участника какой-нибудь третьесортной группы альтернативного рока рубежа 80-х – 90-х (наш герой как раз попадал в типаж) имела подобную пожалейку в загашнике. А истории каждой первой больше напоминали жалобы на то, что родители не включали режим обожания круглосуточно. Поневоле задумаешься о правдивости высказывания, что несчастлив каждый по-своему. Больше похоже, что эту публику методичками снабжают, что-то типа «Как заставить всех с тобой носиться и не прослыть нытиком».

Он вспомнил себя, лет около двенадцати ему было. Он обожал рисовать. Постоянно что-то выводил на бумажках, в альбомах. Получалось хреново, но с каждой попыткой прогресс был. В конце концов, он решился запроситься в художественную школу. Мать к затее отнеслась скептически, но аргумент про понимание принципов построения изображения, которым могут научить квалифицированные педагоги, оказал на неё действие (ну да, не ожидают от худенького мечтательного паренька двенадцати годов этаких речевых конструкций). Упрямый и старательный, наш герой довольно усердно занимался, но времени у него уходило много (да и результаты не впечатляли окружающих). Это сказалось на успеваемости в общеобразовательной школе, так что, мать озвучив сакраментальное «я же говорила», из художки его забрала. Травма? Наверное... Проглотив недовольство, молодой человек продолжил грызть гранит науки. Приличная память и умение докопаться до методологических основ изучаемых предметов помогли ему более или менее сносно сдавать материал, а по паре предметов даже занять места в олимпиадах. Урывками же, он продолжал отрабатывать на практике те знания, которые успел почерпнуть за полгода изучения ИЗО. Такой подход он практиковал и в универе, где «изучал» биологию, откуда спустя пару лет и вылетел. После чего, будучи совершеннолетним, устроился в магазинчик с книгами, кантуясь до ближайшего аванса где придётся (благо, пока учился, обзавёлся друзьями, да и предбанники метро его тогда мало смущали). Собственно, родителей он поставил перед фактом, когда снял какой-то угол в столице, что он занимается своими делами и, когда будет время, приедет в гости. Сейчас, спустя чуть больше полутора десятилетий, он в свободное от работы время что-то публикует в интернете, и, порой, даже организует с друзьями маленькие выставки работ таких же раздолбаев (одна была даже в ДК его родного городишки). Или веселит коллег шаржами или маленькими комиксами на тему рабочей рутины. И слушает вечером в сквере очередную душещипательную историю а-ля Арсена Гийо (только мы живём не во времена Проспера Мериме).

«А увидев тебя, я почувствовала на энергетическом уровне, что мы созданы друг для друга» — вещала страдалица. Эта «связь» длилась несколько лет, и многое было говорено, пока её муж пребывает в счастливом неведении. А воз и ныне там. Поначалу он ей сочувствовал (да и внешность её привлекательна), и предложил плюнуть на всё и жить вместе, но кроме «ну прямо так сразу, ну, не знаю» ничего внятного не было озвучено. А откровенно неудачный секс с ней, отбил у него всякую охоту как-то развивать этот сценарий. Отхлебнув вина, он сел на лавочку и слушал в пол-уха её излияния про перебои в физиологии. «Ты к врачу не пробовала обратиться» — сказал он, и под рассуждения о том, как нынче дорого лечение, а в районной поликлинике все сплошь — хапуги и халтурщики, принялся разглядывать городской пейзаж. «Как всё у них одинаково» — думал он — «И любовь эта — мы будем ссать тебе в уши, какая удача, что есть такой ты, а ты въёбывай на решение всё более многочисленных запросов, и не вздумай передохнуть или отвлечься». «Некоторые хоть еблись хорошо, видимо я им нравился» — вспомнил он хоть что-то хорошее.

— Становится холодно. Пойдём по домам.