БЕДНАЯ ЛИЗА

(Е. Александрова-Зорина «Рюссен коммер!»; М., «Эксмо», 2021)

#новые_критики #новая_критика #александрова_зорина #рюссен_коммер #эксмо #кузьменков

Вряд ли стоит подробно объяснять, какой должна быть агитка. Краткой, броской, однозначной, способной намертво вцепиться в память: «Врангель – фон, / Врангеля – вон!»

Агитка, размазанная на 15 авторских листов, густонаселенная, под стать сталинской коммуналке, начисто лишенная языковой выразительности и внутренней логики – уже и не агитка вовсе, а черт знает что.

Предпоследний роман Елизаветы Александровой-Зориной «Треть жизни мы спим» был определенно хорош: стилистически изысканный текст о том, что внутренний мир человека неизмеримо больше мира внешнего; о том, что прекрасное вне тела не только радостнее, но и неизмеримо надежнее; о том, что достойная смерть – оправдание бездарно потраченной жизни. И, по-хемингуэевски – о том, что человека можно убить, но победить нельзя.

Только не спрашивайте, отчего барышня с квалификацией архитектора нынче построила шаткий домик из кубиков. Сам в непонятках. Должно быть, труба позвала. Пароль: с кем вы, мастера культуры? Отзыв: не могу молчать!

И напрасно. Молчание лучше откровенного авторского брака.

Героиня новой книги – тезка авторессы, Лиза. А еще – вегетарианка, чайлдфри, феминистка и арт-полит-активистка из группы «Левый поворот», что угодила в кровавые застенки Следственного комитета. Там, ясен пень, имеет быть натуральное Министерство Любви:

«Один из мужчин в перчатках достал полевой телефон, размотал провода и прицепил клеммы мне на соски».

После чего пламенная революционерка остается «с синяками и обуглившимися сосками, покрытыми кровоточащей коркой». Сомнительно. Сила тока полевого телефона ТА-57 – всего-то шесть-восемь миллиампер, чего для глубоких ожогов явно недостаточно. Давайте эксперта пригласим – Игоря Каляпина, бывшего руководителя «Комитета против пыток» (является иноагентом): «Сила тока при этом маленькая, ожогов почти не остается – только электрометки – маленькие черные точки, они быстро заживают».

Впрочем, Е.А. достоверность на фиг не нужна. У авторессы другие задачи – публику жалобить и пужать российским Мордором. Героиня, отпущенная под подписку о невыезде, как-то совсем уж легко переходит границу, добирается до Стокгольма и там устраивает наивным буржуинам душераздирающий ликбез:

«Я открыла новостную ленту и прочитала вслух:

– “Петербуржец вызвал полицию, увидев у соседей шторы радужной расцветки, потому что решил, что это пропаганда гомосексуализма”. “Баптистского пастора, который крестил верующих в Каме без уведомления органов власти, оштрафовали за несанкционированный митинг”. “41‑летняя учительница заказала похищение своего бывшего ученика и групповое изнасилование его невесты”».

Да, реальные факты. Но, по слову Лебона, не факты сами по себе поражают воображение толпы, а то, как они распределяются и преподносятся.

Вот с этим надо разбираться. Новость про радужные шторы опубликована 15 октября 2019 года. Про пастора – 29 ноября 2019-го. Про учительницу – так вообще 21 марта 2013-го. Как они могли оказаться в одной ленте, одна авторесса ведает.

Но это опять-таки не важно. Главное – оргвыводы, что вполне годятся для первой полосы Aftonbladet:

«Только здесь поняла, что значит жить без страха. Множество маленьких страхов, ежеминутных, сопровождающих тебя везде и во всем. Страх гулять в парке или в лесу, особенно если ты женщина. Страх возвращаться домой поздно. Страх пойти в гости домой к другу, которого знаешь много лет, ведь даже старое знакомство не убережет тебя от приставаний или изнасилования. Я думаю, что любой человек из России чувствует то же самое».

Парадокс, но и Швеция в итоге оказалась для веселья мало оборудована. Пусть здесь не страшно, но вы не представляете, что за сволочи эти медельсвенссоны: все планируют, разговоров про кто-виноват и как-нам-обустроить не любят, жалоб на жизнь – тоже, напиваются строго по пятницам, а еще тухлую селедку хавают.

Бедная Лиза. Вот, стоит она перед нами, простая русская баба – ментами пытанная, мужиками пуганная, шведами не понятая… Не захочешь, да всплакнешь.

Погодите, однако, рыдать. Не так все просто. Е.А. впала в общий грех литературных миллениалов – затеяла было парадную парсуну правозащитницы, да вышла злая карикатура.

Лиза – типаж не карамзинский, скорее некрасовский: что ей последний <censored> скажет, то на душе ее сверху и ляжет. В Москве она спала с протестуном и боролась за незалежну Україну, а заодно против исламского многоженства и женского обрезания. В Стокгольме дала ингушскому бандюку, тут же намотала на голову хиджаб, освоила дуа и принялась забрасывать коктейлями Молотова автобусы украинских перевозчиков, – у тех с ингушами разборки были. И вновь продолжается бой. С кем и ради чего? – а по барабану. Я дерусь, потому что дерусь – сойдет для мушкетера Портоса, но слишком мало для Жанны д’Арк.

Результат борьбы, как правило, никакой. Дагестанская девица, спасенная от старого жениха-чиновника, заскучала по родителям и вернулась в родное село. Митинг в Москве против повышения цен на проезд оказался никому не интересен, кроме организаторов. Одиночный пикет у российского посольства в Стокгольме – тем более, даром что вены пришлось резать. Человек мало-мальски разумный решил бы: пора переквалифицироваться в управдомы.

Но это не про самодельную пассионарию: окружающий мир надо спасать, ибо тошнотворен. Если и есть в романе лейтмотив, то это блевота – героиню 14 раз тошнит по разным поводам и 11 раз рвет. Не подумайте плохого, никакого токсикоза: экзистенциальная сартровская тошнота, плавно переходящая в физическую.

И я поддался дурному влиянию: тоже захотелось спасти читателя от скверного текста.

Издательская аннотация сулит «новую журналистику». Образчик на пробу:

«Якобсберг оказался скучным районом с новостройками, перекопанными улицами и некрасивой церковью из бурого кирпича, больше похожей на сельский дом культуры, чем на церковь. Я прошла мимо продуктового магазина Al‑Wadi Livs 2, где под светящейся вывеской Welcome была надпись арабской вязью, мимо строящегося квартала, мимо трехэтажных домов – заглянув в окна, можно было увидеть людей, сидящих за обеденным столом или у телевизора, мимо магазина продуктов из Ганы, пиццерии, где местные жители просаживали деньги за игральными автоматами. Час погуляла и вернулась обратно».

Не знаю, право, что нового в пустопорожних нарративах, перегруженных ненужными деталями, – такую прозу у нас выдают погонными километрами: Сенчин, Снегирев, Васякина, Сальников… да проще сказать, кто этого не делал. Беда не в пример худшая – толпа безликих персонажей разового пользования. Их, по моим неточным подсчетам, 221 – явный перебор для 448-страничного романа. При этом сотня – безымянные статисты, которые тут вообще не пойми зачем. Так, погулять вышли. Остальные – тоже большей частью статисты, но с именами. В глазах рябит от Пелле, Уле, Магнусов, Фахри, Оскаров, Хассе, Саидов, Юнусов, Ахмедов и Ахмадов. А есть еще Гудрун, Пернилла, Оса Мария, Хадича, Гунилла, Карлыгаш, Стина, Хади, Мадина, Тетяна… в очередь, сукины дети, в очередь!

Новая, значит, журналистика. Предпочитаю старую советскую: там материалы свыше 150 строк шли в печать с личного разрешения редактора, а людей не поминали всуе, ибо непрофессионально: всякое новое имя – отягощающий фактор восприятия.

И уж никакая журналистика, ни старая, ни новая, не терпит рабкоровской неряшливости. «Шомпола для шашлыка», – Елизавета Борисовна, шашлык из патронов, что ли? «Орден Героя Соцтруда», – а ничего, что это была медаль «Серп и Молот»? «Меня обвинили по статье 205.4 УК, часть первая и часть вторая – организация террористического сообщества и участие в нем, и арестовали на месяц», – ну-у, путать административный арест с заключением под стражу оппозиционной валькирии и вовсе не к лицу. А как вам сосед героини, «чиновник Моссовета»? Во-первых, Моссовета с 1993 года нет, а во-вторых, откуда в Мосгордуме чиновники? – они другая власть, исполнительная.

«Рюссен коммер!» – так звучит по-шведски страшилка времен холодной войны: русские идут. Вот и пусть себе коммер – до ближайшего водоема.

Топитесь, девушки, в пруду довольно места.