Часть 1

 

Глава 1

 

Труп образовался внезапно. Майор Иван Сергеевич Петров как раз накрошил лучка в пакет с тюлечкой и нарезал черного. За стол он сел первый раз за день и прибыл на службу как раз с трупа предыдущего. По дороге купил и тюлечки. Но, как говорится, «не судьба».

 

Не то чтобы трупы в Приморском районе Одессы «образовывались» строго по расписанию, в соответствии со спущенным сверху планом, но этот был особо неприятным. Во-первых, он не давал поесть, но было и второе.

 

Вот предыдущий трупешник был плановый такой «бытовичек». Бывший боцман портофлота Иван Петрович Серегин отмечал со своей сожительницей Люськой, по паспорту - Людмилой Витольдовной Скоморох, получение пенсии. Дело происходило на общей кухне гигантской коммуналки, и все орудия преступления были под рукой.

 

С чего начался скандал, плавно переросший в драку, Люська вспомнить не смогла. Однако она успела трижды ткнуть сожителя большим разделочным ножом «в область груди и живота». После чего Петрович схватил топор для разделки мяса и погнал любимую по длинному двадцатиметровому коридору «коммуны» в сторону выходной двери. Но сил своих Петрович не рассчитал и, пробежав еще три пролета вниз по широкой лестнице, скончался от огорчения.

 

Крови, правда, с него натекло «как со свиньи». Майор Петров, как режут свиней никогда не видел, но бытовичков, подобных этому, он насмотрелся и считал себя в курсе дела.

 

Неопрятными каплями кровавая полоса начиналась на грязных скрипучих досках кухни, тянулась по еще более грязным доскам коридора и выходила на лестничную площадку. Здесь происходила некая метаморфоза. Не с кровью, конечно, все более широкая полоса ее тянулось как раз до пролета между третьим и вторым этажами, превращаясь в месте упокоения Петровича в лужу. Присутствовал на месте и сам убиенный, глядя удивленными глазами в лестничные ступени. То есть, с кровью и Петровичем все было в порядке. Некоторое удивление постороннего наблюдателя могли вызвать сами ступени.

 

Широченные, из белого мрамора, они казались рядом с Петровичем пришельцами из другого мира. Но майор Петров был в курсе реалий города и знал о мраморе главное – окровавленный, он очень скользкий.

 

Таких домов в центре Одессы море. Барские хоромы постепенно превращались в доходные дома. Потом революционный пролетариат делил их на коммуналки. Потом в них размещали конторы. Потом опять делили на коммуны или выдавали особо ценным труженикам партии. Мрамор все это пережил. Конечно, ступени вытирались десятками тысяч ног и серели, углы их были отбиты, но они пережили все.

 

Последние годы  коммуны начали расселять. Старый мрамор меняют на новый. Бригады крикливых молдавских штукатуров делают  свое дело, и новые владельцы въезжают в шикарные апартаменты. Зачастую на этаже остается одна квартира, тогда на дверях в подъезд ставится домофон, подъезд и его небедные жильцы начинают жить мирной и спокойной жизнью. Но случаются и варианты, когда на одной площадке расположены шикарные десятикомнатные апартаменты и коммуналка на десять семей.

 

Сам Петров бедным не был. И жил как раз в подъезде с домофоном. Две комнаты ему оставила бабушка. Две он добавил самостоятельно, отселив в «места не столь отдаленные», асоциальных элементов.

 

«Туарег» Петрову помог приобрести папаша вундеркинда, пойманного с пакетом конопли. Пакет майор потерял, за что и был наказан выговором. На фоне остальной милиции города Петров был честнейшим человеком. А тюлечка – это так, просто любил Петров ее с лучком.

 

Так вот, Петров предпочитал бывать по вызовам в домах обшарпанных. Тут тебе Люська, тут труп ее сожителя, тут кровь на мраморе и целый подъезд свидетелей. Все, конечно, по протоколу и времени занимает много, но к концу дня дело раскрыто.

 

А вот в дома с домофонами на вызовы Петров ездить не любил. Не простые там все жильцы, все с «подвовывертом». У каждого в бумажнике пачка визиток. Прокуроры, ведущие радио, судьи, все, кто в той или иной форме может быть опасен менту при исполнении, значатся на них.  Толстая пачка денег намекает, что владелец бумажника – личность положительная и влиятельная. С деньгами их обладатель обычно расставаться не спешит, предпочитая попытаться «порешать» дела в телефонном режиме.

 

Как раз в такой домик и был последний вызов.

 

Заботливо отреставрированная лепнина фасада и сверкающие стеклопакеты в дубовых рамах не понравились Петрову сразу. Но сам труп не понравился майору еще больше. Тело находилось на площадке первого этажа, но телом, по существу, не являлось. Можно попытаться назвать это «останками», но и это слово слабо определяло фарш из костей и мяса лежащий на новеньком итальянском мраморе. Особенно Петрову не понравились ошметки мяса и кровь на пятиметровом потолке и серый глаз в куче кроваво-серого мозга на полу.

 

Петров курил перед домом, и тюльки ему пока не хотелось.

 

 

Глава 2

 

«Второй глаз жертвы вдавлен в глубину тканей головного мозга, – читал с утра отчет криминалиста Петров. - Кости черепа на месте обнаружения тела не обнаружены.” “Вот гад, – подумал Петров, – еще и версию выдвигает, что все это откуда-то привезли”. “Или принесли, – привычно поправил себя майор. –  Половую принадлежность жертвы установить не удалось. Тело вместе с кожным покровом, внутренними органами и костными тканями каким-то образом преобразовано в однородную субстанцию. Метод получения данной субстанции современной науке не известен». Вот сволочь, Иванов, убью я тебя – решил майор Петров.

 

Иван Иванович Иванов был алкоголиком и криминалистом. Его, всегда покрытое суточной щетиной лицо, украшали умные осоловелые глаза и очки в тонкой оправе желтого цвета. Пить Иванов начинал прямо с утра, едва добравшись до склянки с «конторским» спиртом. Щетина, неизменно присутствующая на его лице,  служила предметом постоянного обсуждения и споров всего отделения – она никогда не отрастала и не исчезала. Лично Петров был убежден, что Иванов просто бреется по вечерам. Так сказать, «для оставившей его двадцать лет назад жены», но в споры не вступал и самого Ивана Ивановича ни о чем не спрашивал. В запои Иванов никогда не впадал, специалистом считался хорошим, и его не увольняли, позволяя дотянуть до пенсии.

 

«Что мы имеем в результате поквартирного обхода?» - задумался Петров. Результаты были не так, чтоб нулевыми, но и особо не впечатляли.

 

А именно – Петров имел пятьсот долларов от компании сильно пьяной золотой молодежи в возрасте от двенадцати до пятнадцати лет. Причем, как он понял, деньги дали не за то, что он ничего не заметил, а чтобы быстрей отстал – дело стремительно приближалось к сексу.

 

Петров умел и любил одеваться, следил за модой и отлично знал цены на вещи модных дизайнерских домов. Оценив до копейки то немногое из одежды, что еще оставалось на чреслах мальчиков и девочек, он поначалу хотел поискать еще марихуану долларов на пятьсот, но решил не портить праздник и не связываться.

 

Вторым результатом стало личное знакомство с журналисткой Катей Шмель, ведущей под псевдонимом Бджола Гламура колонку «Боевой Листок» в газете «Желтая звезда».

 

Газета освещала светскую жизнь города и описывала похождения звезд местного бомонда и прочих известных мерзавцев, и вся с первой до последней страницы была посвящена гадким сплетням. Однако, самые грязные и мерзкие из них размещал именно «Боевой листок» Бджолы Гламура.

 

Со своей полосы Катя смотрела на читателя в образе Анки-пулеметчицы, рвущейся в атаку прямо из бани. То есть, кроме буденовки и пулеметной ленты, абсолютно не прикрывающей спелые груди и едва прикрывающей пах, на ней ничего не было. Но очереди в своих текстах она выдавала такие, что престарелую учительницу, если бы ей на глаза попалась газета, немедленно хватили бы инсульт, инфаркт и родимчик в одном флаконе. И ни один врач из знаменитой «Еврейской» больницы не смог бы ей помочь.

 

Катя специализировалась в первую очередь на сексуальных скандалах, случившихся во время светских тусовок. Она точно знала где, кого, когда и, главное, за что жестоко трахнут. Это и давало ей основную  пищу для творческих экзерсисов. Впрочем, она была достаточно свободна в выборе тем и иногда начинала бороться с властью, а иногда спасать поголовье желтых полосатиков.

 

В тот вечер по стильному халатику и мятому лицу Петров сразу понял, что своим звонком вытащил Бджолу из постели. Катя долго пыталась понять, кто перед ней, потом – кто она, где её документы, где она сама, где коньяк, где все-таки документы.… Потом сообщила, что ничего не знает, знать не хочет и, вообще, идите вы все. После чего дала визитку и попросила звонить в любое удобное время. Майор Петров сильно подозревал, что удобного времени для него у светской львицы не найдется, но плюнул на это и откланялся.

 

В двух других квартирах никого не оказалось. А проживали в них, согласно данным внезапно эмигрировавшего в «Бюро миграции» паспортного стола, Алоиз Васильевич Вайнсброд и Виолета Панасовна Панасюк.

 

Замечательно. Неизвестно вообще, кто убит, как убит, кем убит, за что убит и где убит. Обширные сведения, подумал майор.

 

Пойду убивать Иванова, – принял он твердое решение.

 

Глава 3

 

«Я убью тебя, лодочник» - пропел майор Петров, входя в лабораторию, хриплым голосом Пугачева. Ему почему-то казалось, что именно этим голосом знаменитый атаман исполнял свой коронный шлягер «Сарынь на кичку!».

 

Особенно в этом древнем призыве майору Петрову нравилась именно «кичка». И его кабинет оглашался атаманским ревом после каждого закрытого дела. А дел этих за майором числилось немало. Он давно заработал славу крепкого и очень въедливого сыскаря. Был у начальства на очень хорошем счету. За это ему и прощали мелкие шалости.

 

Преступный мир к сыщику относился тоже с уважением. Петров редко выбивал показания и подкидывал улики. Делал он такие вещи исключительно в отношении всякой шелупони. Людей же уважаемых он «давил» уликами настоящими, извлекая их из таких потайных мест, что у братвы глаза на лоб лезли. « Ну, Богом клянусь, никому!» – правильно, то есть, постоянно крестясь кулаком с тремя отогнутыми на правильные углы пальцами, выполняя распальцовку, кричал угрюмый сиделец. – « Не сам же я себя?!». И верно – не сам. Это Петров тебя прижал и упек. И главное, в рамках правил все. И обижаться не на что. По городу ходили упорные слухи, что у майора бывают видения.

 

Иван Иванович Иванов сидел за столом, заставленным какими-то ретортами. Среди химической посуды размещался потертый ноутбук, в который он тыкал одним пальцем. Глаза Иванова были тусклы, щетина на лице отливала серебром. Рубаха криминалиста была помята. В воздухе витал устойчивый запах спирта.

 

Иван Иванович был наследственным алкоголиком в четвертом поколении. Прадедом его был действительный статский советник, профессор Петербургского университета и член-корреспондент Сорбонны,  Феодосий Поликарпович Иванов. Дедом – известный советский микробиолог, многократный лауреат сталинских премий и прочих наград,  академик Порфирий Феодосеевич Иванов. Отец – Иван Порфирьевич Иванов, был ректором университета, лауреатом Государственной премии, и много печатал работ в зарубежных научных изданиях. Все три знаменитых ученых пивали ежедневно, помногу, и начинали пить всегда с утра. И только их несчастный отпрыск, сохранив те же привычки, оказался на довольно скромной должности криминалиста. Жены светил науки пивали со знаменитыми мужьями наравне и по тем же правилам, но следа в науке не оставили. Причиной тому было ведение домашнего хозяйства при помощи домработниц и горничных. Горничной у криминалиста не было, жена ушла двадцать лет назад – рубаха его была помята.

 

Не то чтобы Иванов нуждался. Доходный дом, принадлежавший прадеду на улице Маразлиевской, правда, отобрали. Но академическую и профессорскую квартиру, обе на Дерибасовской, он сохранил. В одной жил сам, вторую сдавал под представительство американской компании. Но горничной не держал, рубах не гладил и все неформальные просьбы исполнял исключительно за стакан.

 

- Ваня, ну что за фигня? – задал первый вопрос Петров.- Что это, Ваня? Вот это: «Метод получения данной субстанции современной науке неизвестен». Я же тебя, Иван, знаю хорошо и понимаю, что слово «современной» в тексте оказалось не случайно. Колись, Ваня, колись.

- За стакан?

- За стакан.

 

Рассказ Ивана был плавен и  достаточно долог. 

 

- Понимаешь, Вань, - сказал Петрову Иванов, – изобретение подобного агрегата во все времена было, так сказать, золотой мечтой человечества. Да, да – ответил он на недоверчивый взгляд Петрова. – Мысль о том, что слишком много людишек развелось, не давала человечеству покоя еще со времен зарождения.

 

Ну, в начале-то попроще было. Дубиной по башке трахнул. Труп в овраг. Проблема утилизации отходов человеческой жизнедеятельности решена. Но потом сложнее стало. Первое и второе разделение труда, ну и так далее. Ты при СССР учился – сам в курсе. Короче, стал народ сбиваться в крупные стаи. А тут то мор, то война, и трупов куча в одном месте. А от трупов новый мор и новая куча. И хоронить их негде – земля-то частная. Вот и решали по месту, что делать. Кто жег, кто топил, кто в шахты сбрасывал. Много, короче, способов было придумано. Ты в курсе, что в катакомбах под Парижем с конца восемнадцатого века накопились кости шести миллионов человек. Штабелями они там лежат. Короче, технологии массового захоронения людей востребованы давно и прочно.

 

 - Ну, с началом века гуманизма, мировых войн и высоких технологий, – продолжил Иванов, - появилась потребность и в средствах массового уничтожения. А значит, и еще более массового захоронения. И разрабатывались они по-всякому, и много чего придумали. Тут и газ «Циклон – Б», и крематории, и много там всякого, вплоть до ядерной бомбы. А здесь, Вань, ты представь только – два в одном: и уничтожил, и к захоронению подготовил высокотехнологично.

 

Поэтому и у Гитлера, и у Сталина такие разработки наверняка велись. Что-то стало проектом, а что-то и нет, но действующие пробные экземплярчики могли и сохраниться где-то. На каких принципах они действовали и действовали ли вообще, я судить не берусь, но что попытки их создать были, уверен.

 

Почему до ума и промышленного применения не довели? Думаю потому, что никто из вождей в возмездие не верил, и предпочитали они, чтобы дешево и побольше. Но суд в Нюрнберге состоялся. И заметь, Вань, трупы главных казненных уничтожили так, чтобы никто и никогда единой частички от них не нашел. Это от людей-то, официально по приговору суда казненных.

 

Ну и «Вервольф» припомни – ставку Гитлера под Винницей. Четырнадцать тысяч строителей и не одного – ни среди живых, ни среди мертвых. И кости, заметь, не одной. Говорят, в озерах перетопили. Глубокие, мол, озера – исследовать невозможно. Марианскую впадину возможно, а озера нет.

 

Ты, Вань, наш старый ментовский принцип: «Нету тела, нету дела» помнишь? От то-то. Буду уже сокращаться.

 

Дело Гонгадзе помнишь? В двухтысячном дело было. Нашли в лесу под Киевом трупик прикопанный. Без головы, заметь, Вань, и обожженный, да два месяца в земле. Экспертиза. Вот он. И сели, Вань, такие генералы сели.… А у нас что? Подключил наш аппаратик к канализации, например, и ищи там потом гены.

 

Короче, аппарат способный такое с телом совершить никто и нигде официально не заказывал. Но разработки наверняка велись и ведутся. И действующие образцы существовать могут.

 

Ты «Пикник на обочине» гуманистов Стругацких помнишь? Припомни-ка тогда и «мясокрутку» из него. Витали, Ваня, мысли-то, витали. Да и витают наверняка.

 

Иванов закончил. За время монолога его лицо осунулось и скорей всего не только от падения уровня спирта в крови.

 

- Ну, ты круто задвинул, – сказал Петров, – но я обдумаю. Но давай для начала чего попроще. Например, а взрывчаткой такого эффекта достичь можно?

 

- Нет ничего невозможного, Ваня, для человека с интеллектом, – припомнил классику Иванов. - Но нету там, во всем фарше, ни одной молекулы взрывчатки, проверено. – Иванов неожиданно задумался – А ты про «Зеленую глину» слыхал?

 

Глава 4

 

При словах «зеленая глина» в мыслях Петрова возник образ огромной «пятки» Чуйской анаши. Но Иванов был алкоголиком, и этот образ пришлось отбросить.

 

- Нет, не слыхал.

 

- Ну, правильно, Вань, откуда тебе слышать? Но это уже не за стакан тут посидеть нужно. Пойдем в «Гамбринус»? Посидим, поговорим, тюлечка опять же, – соблазнял Иванов.

 

Походы с Ивановым куда-либо были весьма чреваты крупными неприятностями, но время шло к шести, рассказ и намеки Иванова его подогрели, и Петров согласился.

 

Помните ли вы стоявшие на каждом квартале старой Одессы стеклянные ларьки, называемые здесь будками? У каждой будки очередь из трех-четырех пенсионеров со стеклянными двухлитровыми сифонами. Эти ларьки торговали исключительно газированной водой без сиропа - одна копейка стакан, с сиропом - три копейки стакан. Был еще вариант за пять копеек взять с двойным сиропом, но он осуществлялся крайне редко. И с сиропом-то газировка доставалась не каждый день. Почему – сейчас объяснить сложно. То ли родители считали, что она крайне вредна, то ли считалось, что отказывая детям в маленьких и дешевых радостях, из них растят настоящих строителей коммунизма. За десять копеек сифон заполнялся водой без газа.

 

Вот эти прозрачные сифоны и привычка заполнять их в будках, а не из-под крана и прикручивая баллончик углекислоты, были одним из отличительных признаков старой Одессы. Возможно, сейчас кто-то скажет, что точно такие будки стояли, скажем, в Туапсе. Очень возможно, я в Туапсе не бывал. В Москве и Питере таких не было.

 

С приходом перестройки эти безобидные и прекрасные будки куда-то исчезли. Вместе с ними исчезли и теснившиеся дверь к двери мастерские по ремонту одежды, обуви и кожгалантереи.

 

В советское время фактически это были подпольные цеха, снабжавшие весь СССР «фирменными» джинсами с широченным ремнем, оборудованным уже, поистине, огромной пряжкой с надписью «JAZZ». Все эти признаки старой Одессы исчезли напрочь. Теперь дверь к двери стоят сверкающие стеклом и неоном бутики, торгующие самыми известными брендами мира.

 

Многие считают, что те самые мастерские никуда не исчезли, а просто, расширив производство, переехали в здания пустующих НИИ и заводов. И теперь снабжают эти бутики. Возможно. Но не знаю и врать не буду.

 

Так вот – все это исчезло, а «Гамбринус» остался. Он пережил все войны и революции, ежедневную, а то и ежечасную смену власти в годы гражданской войны и интервенции.

 

Создается неуловимое ощущение, что «Гамбринус» был всегда, а Одесса к нему потихоньку пристроилась.

 

Мало кто помнит, что нынешний подвальчик в бывшей гостинице «Франция» – это третья реинкарнация знаменитой пивной, однако все они находились в трех минутах ходьбы одна от другой и, соответственно, на таком же расстоянии от нынешнего Приморского, недавно Жовтневого управления милиции.

 

Именно в это заведение и отправились сослуживцы. Назвать друзьями в полном смысле слова Петрова с Ивановым было нельзя, но взаимным уважением и доверием они в своем маленьком коллективе пользовались.

 

Сводчатые потолки, приглушенный свет, хорошее обслуживание, что еще нужно усталому менту.

 

По вечерам играет живая музыка. Есть даже скрипач, не тот, конечно безжалостно убитый Куприным, но возможно, тоже Сашка.

 

Раки и любые морепродукты, салаты, закуски, горячее. Сейчас в «Гамбринусе» есть все, но, как известно, Петров любил тюлечку.

 

Что может быть прекрасней этой мелкой рыбки, известной в иных местах как килька, если посолили ее буквально вчера и выловили тоже. Сегодня же лоснящейся горкой она лежит на тарелке, посыпанная мелко порезанным зеленым и репчатым лучком и сбрызнутая знаменитым пахучим подсолнечным маслом с «Привоза».

 

Впрочем, Петров тюлечку любил, и на его тарелке вместо горки лежала настоящая гора этой мелкой и пахучей рыбки.

 

Товарищи взяли сразу по два пива, и пока эта янтарная жидкость не исчезла в их желудках вместе с изрядным количеством мелких рыбок, о делах не говорили.

 

Потом взяли еще по два, и Петров попросил рассказ о «Зеленой глине» все-таки продолжить.

 

- Есть, Вань, в интернете разные самые сайтики. На любой прямо вкус. Ну, типа, кто-то любит тюлечку, а кто-то корюшку. А кое-кто, Вань, взрывчатку на дому любит изготовлять.

 

И так этим изготовителям в нашем мире одиноко, что они вынуждены единомышленников себе не на улице, а в сети искать. Те, кто на это дело поставлен, естественно, сайтики эти ищут и давят. А они новые открывают, и пока сайтик не придавили, рецептики с него уже по всей сети разлетелись.

 

Тут недавно один студент американский выложил в сеть чертеж пистолета, который сканеры в аэропорту не обнаруживают, а напечатать его можно дома на 3-D принтере. Так вот, пока чертеж с сайта снесли, его успели скопировать несколько тысяч раз. Короче, ты понял, о чем я.

 

У меня к таким сайтам интерес профессиональный, и я их почитываю. С год, примерно, назад один бразильский студент-химик выложил рецепт собственной взрывчатки. Язык в Бразилии португальский, и название было излишне цветистым, поэтому в русскоязычной части интернета его быстренько переименовали в «Зеленую глину».

 

Все ингредиенты для изготовления продаются в ближайшем хозяйственном магазине, важна технология изготовления. Её-то студент и разработал. Таких рецептов в сети пруд пруди.

 

Собственно, почему я о ней вспомнил – в результате взрывной реакции конечными продуктами являются азот, кислород и углекислый газ. Больше вообще ничего.

 

Именно из этих элементов и состоит воздух. Обнаружить следы такой взрывчатки совершенно невозможно.

 

Причем, образуются все эти элементы в кристаллическом, то есть твердом виде, и являются поражающими элементами наравне с взрывной волной, многократно усиливая поражающий эффект. После кристаллики испаряются, и всё. Кристалликов этих много-много. Теоретически могли и нашинковать.

 

- А практически могли? – задал вопрос Петров.

 

- Тут эксперимент нужен.

 

- Проведи.

 

- Ты с ума сошел? – догадался Иванов.

 

- У тебя же рецепт есть – не сдавался Петров.

 

- Но это незаконно.

 

- Ваня, я тебя сейчас убивать просто буду. Про вот это «незаконно» ты прокурорским расскажешь, а я тебя прошу ответ мне дать по делу, между прочим.

 

Иванов задумался.

 

- Ладно, по это не стакан и даже не бутылка. Это пять бутылок.

 

- Договорились.

 

Товарищи допили пиво и перешли на водку, изрядное количество которой майор криминалисту уже задолжал.…

 

Проснулся, если так можно назвать выпадение из полной комы, Петров в пять утра.

 

Кроме бухающего изнутри по черепу молота, чем, несомненно, занимались темные демоны пьяных застолий, по тем же несчастным черепным костям стучали и собственные воспоминания.

 

Вот Иванов собирается домой, а Петров его не отпускает, предлагая взять девок и поехать в готель «Зiрка», где, как известно, сдают номера на час.

 

Вот Иванов куда-то исчезает,  и в «Зiрку» Петров предлагает проехаться официантке, причем немедленно и под угрозами страшных кар.

 

Вот его браво и четко забирает присланный из родного райотдела патруль.

 

Вот тот же патруль за углом пытается вежливо усадить его в такси. Но вежливо не получается.

 

Петров упирается и предлагает навестить «Зiрку» всем коллективом, предварительно захватив девок у гостиницы «Красная».

 

Дальше провал.

 

Проснулся, слава Богу, дома.

 

Разжевав две таблетки анальгина, «молот» в голове Петров несколько унял. Теперь больше всего донимал ком неясного происхождения в носоглотке, который поочередно нос и глотку перекрывал. От этого хотелось блевать и беспрестанно курить, что Петров и делал, ясно осознавая, что именно от курева-то ком и появляется. С этим поделать было уже ничего решительно нельзя и нужно было дождаться вечерних возлияний. Во всяком случае, сам Петров других методов не знал. Теперь необходимо хоть как-то привести себя в порядок и отправляться на службу.

 

- Товарищ майор, вас немедленно, немедленно вызывает к себе полковник. Повторить слово “немедленно” дважды - приказ самого полковника Сухова, - браво доложил дежурный капитан, существенно усилив головную боль Петрова.

 

Глава 5

 

- Стало быть, вы предполагаете, что по нашему благословенному городу носится маньяк с мясорубкой, рассчитанной на перемол быка с рогами, или студент, – полковник Сухов демонстративно приоткрыл папку, как бы подглядывая, – гм, из Бразилии, с пластидом кустарного изготовления. И, вот значит, эти двое… - Полковник Сухов покинул свое кресло и сидел прямо напротив бледного от вчерашних изысков Петрова.

 

- И вот значит эти двое…

 

- Один, товарищ полковник.

 

- Ко - то - рый? – по слогам произнес Сухов.

 

- Не могу знать.

 

- Ну, и не перебивай.

 

- Так вот, майор, результаты твоей работы я вижу так: предположительно жертва убита и тело переработано специальным устройством для таких манипуляций. Либо все это совершено при помощи взрывчатки. Либо убийство и переработка – это два разных события. Производилось все это на неком, нам неизвестном полигоне. После чего останки тела в переработанном виде.… Так.… В оперативных докладах приказываю использовать слово «фарш». И так: «фарш» был доставлен в город и примерно в пять часов вечера, занесен в закрывающийся на кодовый замок подъезд элитного дома. И никто ничего не видел. Ты меня поправь, Петров, если я чего не так сказал.

 

- Я не уверен, товарищ полковник, что манипуляции с телом осуществлялись на полигоне.

 

- А где? В старом карьере? Петров, ты размер той мясорубки себе представляешь? А мощность взрыва в тротиловом эквиваленте? Майор, доложи мне немедленно: там дом-то на месте?

 

- Так точно, товарищ полковник.

 

- Фу, – театрально утерев пот со лба, произнес полковник Сухов.

 

- Ну и кто у нас потерпевший? – продолжил он.

 

- Предположительно один из жильцов дома: либо Алоиз Васильевич Вайнсброд, либо Виолета Панасовна Панасюк.

 

Сухов встал, прошел к сейфу и, закрыв его от майора спиной, открыл дверцу. К столу он вернулся с половиной стакана коньяку и молча поставил его перед майором.

 

- А почему, собственно, один из жильцов дома? Майор, у тебя сколько трупов-то?

 

Петров поперхнулся коньяком.

 

- Да ты пей, Ванечка, один у тебя трупик. Один одинешенек. Дедушка тут поработал, информацию собрал для внучка. Документики кое-какие дедушка достал. Жизнью при этом рискуя. Где же они, документики-то, затерялись?

 

Полковник начал переставлять на своем столе письменные приборы и телефоны.

 

- Дедушка старенький. Положит и забудет. А не вывернуть ли мне карманчики? Ой, в папочке-то дедушка и не посмотрел еще.

 

Перед Петровым на стол лег свежий номер «Желтой Звезды» с его собственной фотографией на развороте.

 

На фотографии майор был слегка взъерошен. Форменная рубаха, побывавшая до этого на двух убийствах, была слегка несвежа. На лбу майора серебрились несколько капель пота. Майор стоял в проеме двери.

 

«Камера у нее в коридоре, и хорошая камера», - с тоской подумал майор.

 

«Представьте себе, мои кисоньки, мои лапоньки и красотульки, – начинала свою статью Бджола, – что вы трудились весь день. Вы потели в солярии и на тренажерах фитнес центра. Вы вынесли все муки от косоруких парикмахеров и педикюрш. И вот, наконец, освеженная душем, вы чисты, легки и воздушны. Вы очаровательны и нежны. И в этот самый момент вам предложили выпить коньяк «Одна звезда» за углом, из горла, на троих.

 

Именно так и почувствовала себя автор этих строк, увидев жалкую звезду на погоне несчастного майора. – Убью суку, решил Петров. – Зачем же, рыбоньки мои, явилась к хозяйке нашего салона этот жалкая пародия на комиссара Катани, больше похожая на Пуаро? Конечно же, за помощью.

 

В соседнем не элитном районе было совершено ужасное убийство, и эти доморощенные пинкертоны решили, что жертвой может быть наша обожаемая Принцесса Виола, наша лапушка и красавица, звезда элитных дискотек. Я не стала им помогать. Каждый должен честно отрабатывать свои жалкие копейки. А Виола после их отъезда вернулась из средиземноморского турне». Далее шло описание шикарного путешествия Виолы.

 

Принцесса Виола, более известная в районе готеля «Зiрка» под именем Зузу, Петрову была известна. От остальных она от