Куб

Начало

На городок накинулись непрекращающиеся дожди. Рубиновые огни тусклым толченым стеклом истыкали вид с птичьего полета над ночным полотнищем его очертаний. Лето паскудное, что ни говори, в отличие от более южных приморских соседей. Неподатливое и скучное, как и все его жители. В особенности женщины. Никакого разврата, даже легкого флирта, как там, южнее. Там с этим хорошо. Не смотря на затяжные дожди и там.

 

Климов смахнул со стола все, что на нем было. Размотал грязную скатерть, накинул ее на деревянный, едва освещенный одинокой лампой стол. Невнятно выругался под нос и обреченно уселся. Пол кухни переливался битыми осколками граненого стакана и зеленью винной бутылки. Скатерть монотонно впитывала черноту, подобно вирусу растекаясь по телу стола. Время споткнулось, подвисло в воздухе, имитировало стук дождя о подоконник.

Климов вышел куда-то в поисках мусорного ведра, загромыхал, хлопнул дважды входной дверью. Вернулся с объемным металлическим кубом из нержавейки. Обнаружил у порога. В другой руке он принес совковую лопату без черенка. Веника в квартире тоже не нашлось, осколки он суетливо перемещал по полу смятой, так и не прочитанной газетой. Затем ею же ссовывал на лопату и высыпал в куб. Действовал он весьма нервозно, не производя при этом характерного шума. Это настораживало, Климов с любопытством заглянул внутрь.

— Вот те и х@й, — удивленно буркнул, выпучив глаза в чрево кубического короба. Днище выстилала, ничем иным не разбавленная, непроницаемая и настырная тьма. Таинственная, мать ее, темнота...

Короб казался бездонным, однако насквозь не проглядывался, лишь демонстрировал бесконечность темени — черную дыру. И всё!

Это было хоть и диковинно, но ничуть не интересно и странно, однако отвести оттуда взгляд оказалось очень сложно. Климов уселся задницей на пол, превозмогая себя, косился в сторону, переводил дух и снова пялился. Вспотел. Нащупал тут же, у стола, книгу о морских приключениях — закинул ее бесшумно. Так же незаметно пропала турка, сахар-рафинад, банка из под огурцов. Хохотнул, успокаивая нарастающую дрожь в коленях, отпустил туда неправильный свой совок. Но тут же ощутил потребность нащупать днище. Нащупал, однако, беспросветную дыру.

 

Обычно молчаливый без свидетелей Климов — издал бессвязный звук, выровнял его в более связный и заговорил по-французски. Издержки работы. Видимо, обстоятельства так сложились, призвав к этому. Говорил отчетливо, слушая себя со стороны, и стыдясь похабного содержания. Хорошо, что не слышат женщины, на том же языке подумал про себя. Они бы отвернулись мигом, краснея!

Женщин у Клима не водилось отродясь, чем он бесстыдно пользовался теперь. Однако, происходящее с ним так раззадорило, что заставило настойчиво прикрыть рот рукой. Тут же все стихло, вернулось самообладание. Климов продолжил экспериментировать, четырежды сплюнул в куб, зажег и запустил горящую свечу, стащил, скомкал и запустил скатерть, немного остервенев. Выскочил вон, и снова ворвался, волоча двумя руками пудовую гирю — отправил ее вслед за ушедшими уже разведчиками черной пустоты. Тишину нарушал лишь затяжной свист из напрягшихся от тяжести легких, и монотонный шум дождя. Действо его больше не забавляло, утомило скорее.

— А вот если, например, привязать грузик к веревочке? — вопросил отдышавшись, обращаясь к зияющему краю, зачем-то сплюнув за его предел. Наверное, обозначил главенство.

Порывшись там-сям, сообразил гвоздь двухсотого калибра и моток рыбацкой лески. Устройство тихонько опускалось, но, время от времени вытягивалось к старту. Проделывал это опасливо, в короб больше заглядывать не решался. Леска вскоре закончилась, экспериментатор подергал ее, поводил от края к краю и обреченно выпустил. Опытного заключения не предвиделось. Климов был далек от точных наук, мысль скользнула и вывалилась из его рта выводом:

— Дна нет. Есть темнота. Да...

Спать не хотелось по понятным причинам — стресс. Хотелось лечь спать.
Климов закурил, обмусоливая, видимо, крайнее средство, вполне ему доступное. Нужно туда крикнуть. И не просто, что-нибудь этакое — значимое! Он стал лихорадочно соображать, шевелить извилинами. Мысли не шли, в тьму устремился окурок. Уже расслабившись, не терзая себя боле, вдруг поймал импульс, резко склонившись заорал утробно:

— Коляяяяя! Коооооооляяяяяя!!!

Зачем? Он не знал этого. Возможно Колей звали кого-то из его давних предков. Куб промолчал, приняв послание. Не смолчал сосед, среагировав стуком. Климов испугался сам себя, прикрыл пасть ладонью и выпучился в сторону соседской стены. Просидел так минут семь, не меньше, постепенно возвращая глаза в обычное свое состояние. Ладонь с отпечатками зубов отлипла.

***
Куб часа два как стоял под краном в ванне. Вода бесшумно низвергалась в бездну. Климов то и дело западал в ванную, приносил очередную жертву. Прорва требовала, и он принял ее условия. Крупные и не очень предметы методично исчезали в бездне: гитара, набор виниловых пластинок, собрание сочинений Бонч-Бруевича, одеяло с подушками, подарочный набор сервиза — в полной комплектации, рыбки-графинчики, настольная лампа, ноутбук, фикус, картина «Три богатыря», радиола... Климову было не жаль ничего — в жерло летело все. Пожалел он лишь об отсутствии в его владениях живности. Хоть бы какого завалящего хомяка.

Климов был на кураже. В помещениях становилось просторно и светло.

Светало. Климов сидел на подоконнике, курил. Жадно затянулся напоследок, выкинул окурок все туда же. Глаза слипались. Устало закрутил краны, оставив куб на месте, побрел в зал, не раздеваясь плюхнулся на диван вниз лицом и тут же провалился в сон.

 

На другой день

Климов проснулся, когда за окнами серело, под вечер. Город продолжал утопать под ливнем, убивая лето. Июнь издевался.

Не поднимаясь, и даже не поворачивая головы, он протянул руку к столику, нащупал пачку сигарет. Последняя. Перевернулся на спину, закурил, силясь вспомнить тяжелый сон, обрывками прыгающий в мозгах.

 

Последнее время ему настойчиво снилось, как он тырит вино в местном магазине и непременно палится. Теперь он пытался нащупать, на чем погорел в этот раз, но тщетно. В реальности такого с ним не случалось — отработано до секунды. Чутье не подводило никогда.

Почти стемнело. Климов поднялся, щелкнул выключателем и залюбовался новой обстановкой. Вспомнил, стукнул себя по лбу и пошлепал в ванную. Куб был спокоен, стоял себе, не шевелился. Климов безразлично плюнул в его нутро, отметив про себя — работает!

«Надолго видать» — подумал вслух, ушел на кухню, с радостью отмечая присутствие как-то спасшегося чайника. Набирая воду, уставился на струю: «Грядет потоп». Вот так прямо и подумал.
Климов умылся, стараясь не смотреть в сторону куба, вернулся на кухню. Чай он тоже нашел, заварил. Чай взбодрил, но захотелось курить — очень сильно.

 

Топая к магазину, сгорбившись от потоков воды и плотно натянув на голову капюшон, Климов напевал под нос «Елисейские поля», умышленно коверкая академическое произношение, придумав собственный прононс. Это его забавляло. Вот бы так провести урок этим идиотам институтским. Не успел, выгнали за пьянство. Они еще пожалеют!

Но сейчас он не зацикливался ни на чем, перескакивал с воспоминания на воспоминание, пел, лишь бы хоть на чуток избавиться от мыслей о кубе. Но это было крайне непросто. Куб прочно внедрился пиявкой, скользил в нем мертвой осклизлой рыбой, плевался водой и окурками.

— Нет-нет... о, сhamps-еlysées....

Холодные капли крали температуру тела, скатывались за шиворот. Кеды размокли и чавкали по сплошной луже. Людей не было совсем. Только он.
В магазинчике Климов прикупил только нужное: сигареты — смерть легких, сахар — его он не обнаружил дома, булку хлеба, бутылку вина — это для души. Вторую (привычно, в обход дурацким снам), припрятал в рукав ветровки.

 

Что принес этот день, кроме холодного дождя и оторванного от лета листка календаря? Ничего. Ночь явилась невозмутимо, огни блестели — мутно и невесело с высоты птичьего полета. Стало грязнее возможно. В остальном обычный день сурка.
Климов выпил, закурил всласть и разомлел. Пошарился где-то закромах шкафа, нашел и запустил старый кассетник. Из динамиков весело горланил Антонов: «Море, моооре... мир безоооонный...»

— О, точняк, Юрка зря не скажет, он знает — бездонный, мир-то! — затянул в унисон. — Душевная песня, ей же.. Не железяке какой бездонной тягаться с душой!

Дирижируя тлеющей сигаретой и продолжая подпевать, Климов ненароком снес бутылку — она опрокинулась, изрыгая из горлышка рубиновый поток на стол, капая на пол.

— Ох, черт, — тяжело выдохнул.
Он спешно открыл ящик, нащупал салфетки и принялся промакивать, возвращая комфорт.
За окном демонически громыхнуло, перебивая высокую ноту Антонова. Душа тут же была вероломно свернута, перекинута в область пяток. Лампа над головой прощально сверкнула ярче обычного и потухла до лучших времен. А может до скончания мира?

В наступившей кромешной тьме, в продолжение раската грома, раздался грохот, треск и черт знает что вместе взятое. С потолка обрушилась штукатурка. Климов в панике вдохнул полной грудью, взамен воздуха пыли — теперь зашелся в парализующим кашле. Из ванной в кухню через щель протиснулся свет.

Ворвавшись туда, Климов обнаружил схлопнутые вкруг куба округлости ванны, из створок вырывалось адово пламя. Едкий дым ворвался в ноздри. Кафель и зеркала были повержены. Вернулась гиря. С силой пробила потолок, тут же вернувшись. Куб теперь не выглядел так идеально, он стоял посреди потрепанного помещения с оплавленными краями изнанки. Дыра нашла выход и имела некую законченность. Обратная сторона монеты, которую так пытался разгадать хозяин квартиры.

— Море — мооооо...., — заорал Климов, почуяв приближение воды. И тут же, на полуслове перебив, куб плюнул ему в рожу, завопив: «Коооооляяяяя!!!». А в следующую секунду огромный столб воды сорвался из глубин и ринулся к потолку. Этот фонтан завертелся воронкой, по которой скользила радиола и исчезла вместе с потоком уже где-то в соседской квартире. Климов упал, получив рикошетом по голове чем-то внушительным...

На лестнице слышался панический топот, летели вопли: «Спасайтесь — потоп!», и всякое подобное. Климов, по щиколодку в воде, хорошенько взбодренный разрядом электрофореза, пытался взобраться на стол.

«Грядет потоп, грядет потоп... — пульсировало в голове, — потоп, потоп!». Подсознательно отметил про себя, что ни слова по-французски боле произнести он не мог. Темноту немного рассеивала настольная лампа, как ни в чем не бывало продолжал петь Антонов. Очень хотелось его заткнуть, Климов полагал, что магнитофон может искалечить его окончательно.
Вода бурлила уже выше колен, из ванной приплыл один из томов Бонч-Бруевича, подтвердив в голове Климова неправильную поговорку о том, что рукописи не тонут. А вот и винилы...

Через пару часов воды зримо поубавилось, снова по щиколотку. Климов набрался храбрости и, соскочив со стола, ринулся к выходу. Напялил прилипшие к двери кеды, схватил успокоившийся на тот момент куб — и побежал вниз по текущей лестнице, распихивая перепуганных, вусмерть, жильцов.

Водитель такси не сразу взял в толк, что от него хочет бросившийся под колеса мокрый сумасшедший, кричащий на него:

— Шеф, в Приморский, срочно! Срочно, шеф... Два счетчика! Три.. три счетчика!!!

Через полчаса быстрого хода, Климов был доставлен к лодочной станции. С изрядно помятым кубом на перевес, он правдами и неправдами, обещая еще толком не проснувшемуся сторожу два или три счетчика, уболтал того сесть на весла. Далеко в море, не меньше километра от берега, диковинка была вышвырнута за борт.

Берег приближался очень стремительно, прорва работала по полной. Не доплыв метров пятнадцати до былой береговой линии, Климов соскочил на мокрый песок. Сторож почесал загривок, протащил лодку сколько смог, оглянулся по сторонам, послал непонятного пассажира к собачьим херам — и полез досыпать в свое утлое суденышко. На береговых плитах Климов обернулся — море уходило, корабли вдали кренились набок.

Дождь кончился.