Космический цугцванг (на конкурс)
Фантастическая история про русских астронавтов, потерявшихся в лабиринтах времени и пространства, приобретших вечную, но мученическую жизнь.
*
Как объяснить, что меня всё чаще и чаще разрывает на части время?
Зажмурился...
Ярко, невыносимо ярко… Жжёт, выжигает изнутри мозг. Светоотражающий шлемофон — нулевой помощник. Я стремительно приближался к источнику излучения (или он ко мне?). Считая секунды до…
Будь то не со мной, усмехнулся бы фантастической развязке произошедшего. Да и развязка ли?
Долгие мгновения… Последние перед смертью.
*
— Алик! Вскипяти чайник.
— Иду-иду, — толком не очухался. Шаркая к умывальнику, притронувшись к панели управления.
Невесомые сферические жалюзи, поднимаясь, открывали снаружи солнечную панораму вкруг купола дома по ходу моего движения. Райская зелень под ярко-синим небом: застывшая детская реминисценция, воплощённая Создателем.
В роли Создателя — Улия, моя жена. Не ровён час, встретит меня, — разбитого, неподготовленного, — струёй воды из садового шланга.
Вспомнив вчерашнее её пиратское нападение, пытливо типа принюхался, — как индеец племени Маниту: — в какой же стороне могло находиться любимое чудо-юдо?
Развернулся и, просыпаясь, зашагал в противоположную сторону от где-то затаившейся в предвкушении водной баталии Улии-Чингачгука.
Она радовалась как ребёнок моему возвращению, переполненная эмоциями. Мне же требовалось пару дней на восстановление после длительного отсутствия.
За эти полгода моя девочка стала настоящим живописцем — по-экспрессионистски экспериментаторские полотна вывешены по стенам равномерно, грамотно — с осязаемым искусствоведческим художественническим багажом, чутьём. Подготавливая искушенных зрителей к погружению в непостижимые глубины интеллекта. В мир невообразимых иллюзий. Животворящих мечтаний.
По пути коснулся светящихся знаков в прозрачной стене — воткнул чайник, новости, музыку, громкую связь: «Ты где?» — Остановился у холста, наслаждаясь цветом.
Краски веером стекали на пол, чуть-чуть его не касаясь — такая задумка в виде застывших сползающих нитей, слёз или осеннего дождя. Подобным ноу-хау игривый художник выходил за рамки повседневности. По-философски расширяя сознание умудрённой публики.
Улыбаясь, вновь кинул в напитанное звуками пространство нашего с Улией семейного храма: «Ты где-е-е?..» — голос терялся. Эхом разлетаясь по невесомости объёма обсерватории-дома. Насквозь мерцающего пунктирами всеведущего Дажьбога. Хрустально-светлого. Одухотворяющего. Одухотворённого. «Ом-м-м…» — пробасил я.
Месяц назад
— Этого не может быть, быть этого не может, не может... — хрипя, заведённо шептал Ал-1[1]. Убиенно уставившись в экран: — Чёрт, вот чёрт!
Экипаж обступил «президентское» кресло, молча ожидая неизбежного. Неподвластного человеческому разуму.
Как Центральная интеллектуальная система корабля (ЦИС) прошляпила гравитационную сеть-ловушку — уму, даже сверхскоростному! — непостижимо.
ЦИС мяукала что-то об отвлекающих импульсах, сбивших её с толку. Но погибать явно не хотела.
Нерешительность синтетического мозга могла бы позабавить астронавтов, в повседневной работе общавшихся с табулятором на равных. Коли б не патовая ситуация, — как по-шахматному выражался шеф.
Потеряны ориентиры, траектория…
Опознавание воспроизводило несусветную чушь-абракадабру в виде неясных курсивов-закорючек.
Космолёт шёл с неопределённой скоростью по неизвестному курсу. Шёл, скорее всего, к гибели. Что сверхумная ЦИС, конечно, предполагала. Но умалчивала вполне интеллигибельно. Выдавая излишне оптимистические прогнозы развития событий.
Ал-1 — капитан судна, — интуитивно соблюдая инструкции, действовал по наитию. Похожему на предсмертный ритуал.
Впятером мы обступили командира в уповании приказов. Понимая, что их не будет.
Внизу, — в гостевом отсеке, — блаженно отдыхала в неведении бригада пристыковавшейся базы «16-80». Вырвавшая у нас победу на недавнем футбольном матче со счётом семь-пять.
Корабль функционировал стандартно, — мягко глуша шаги. Бодро подмигивая-подыгрывая своим обитателям тысячами разноцветных точек. Заботливо сообщая каждому члену экипажа изменения жизнеобеспечения.
Всё по-прежнему. Отбрасывая внешний некоррелируемый фактор, — приближающийся всему трындец. Но об этом знал только я. Так и не решившийся подойти к шефу в такой ответственный момент: «Что я мог сказать?! Разворачивать корабль?» — Слишком поздно… уже не повернуть, куда? — направлений-то нет!
Разве в следующий раз…
Когда это будет, и чем всё кончится сегодня… Покрыто вельзевуловым мраком сети́-ловушки.
Сегодня
Подловила-таки на подходе к ванной second floor!
Протянув «километровый» рукав из душа, Улия выпустила мощную струю встречным выстрелом, едва не сбив. Встряхнув расхристанного меня: освежив! Разбудив. Распалив.
«Слава богу, вода тёплая!» — Я отмахивался, как мог, потешно убегая. Скидывая исподнее, готовый после такой встряски к чему угодно.
В два приёма мы плескались с женой в бассейне. Расположенном по центру тарелкообразного — наподобие НЛО — дома. Похожего на прозрачно-стеклянную обсерваторию. Дистанционно меняя давление водяных струй со дна хлопками в ладоши. Сопровождая фонтанирующие гейзеры брызг — смехом.
Затем мы завтракали. Затем…
*
Открыл глаза, ощущая во рту свежеприготовленную яичницу. Сжимая в руке воображаемую вилку, влюблённо глядя на Улию.
Вместо жены напротив — серый, матовый глянец потолка с иероглифами ежесекундно обновляющейся информации.
Вместо голубой воды домашнего бассейна — уютный прогиб кровати родного космолёта: «Сила нечистая! — сознание разрывалось на части в свете последних часов, дней? — Сколько я спал?»
Поднял руку, прикоснувшись к информационной панели:
— Сколько спал? — вслух.
— Минуту, безотлагательно взгляну…
Я опешил: «Какую минуту, к чертям собачьим! ЦИС в жизни не просила ждать!»
— Ал-3, Ал-4, Ал-5… Есть кто поблизости?! — Включил громкую связь, вскочив с постели. Тронул дверь — не пошевелилась.
— Ал-2, командир беспокоит. Прошу не покидать кубрик!
— Кто заблокировал выход?
— Я.
— Почему ЦИС как-то странно…
— Приказал ей сначала доложить, потом уж… Извини, придётся подождать.
— Отсек заперт!
— Алик… Тут что-то… необычное. У меня подозрение, ты каким-то чудом в том замешан.
— В чём, в чём замешан, captain?
— Вызову через четверть часа. Попробуем разобраться вместе. Пока же… Прошу, приказываю просто подождать.
Два месяца назад
— Ребята, здесь не тривиальный изгиб континуума, что было бы полбеды. Прослеживается двойная. Мало того, тройная цепь инъективных таргетирований. Которая разрушила наши суждения об участке гиперпространства номер «один-двадцать». Три корабля пропали! С четвёртым периодически поддерживается невнятная связь. Главное — экипаж жив, обшивка цела. Это ясно по характеру сообщений — больше ничего не получается. Будто сменены речевые галотермы на некий неведомый нам языковой волапюк. Где они, не имеем понятия. Скорость, курс неизвестны. Оповещение чрезвычайно нестабильно. Ваша задача на предстоящий полёт: приблизиться на безопасное расстояние к «1-20», снять все доступные показания, колебания, намёки на сигналы. Ведь если они блуждают там, потеряв ориентиры из-за магнитного сбоя, — вы обязаны доставить им обновлённую версию программного обеспечения любым способом. Вплоть до запуска электронного челнока! Учитывая дистанцию, авось, дадут о себе знать, — поскольку уничтожить космолёт практически нельзя! Никаких ультрагрозных зон там не обнаружено. Серьёзность угрозы — лишь в количестве искривлений… Но и мы не лыком шиты, верно? Так что вперёд, бойцы, надо выручить наших. Вопросы?
Вопросов не было. Технически-информационную часть задания мы получили ранее. С обследуемой туманностью более чем знакомы — недавно вернулись из тех мест. Осуществив рядовой двухмесячный полёт гражданского назначения.
— Ал-2, Алик… Вы что-то хотели? — командующий Объединенными космическими силами участливо на меня взглянул.
— Да-а… Так. Про себя мычу, товарищ генерал-полковник.
— Нет-нет, что-то вас тревожит.
— Да невмочь он до половинки своей добраться, товарищ генерал. Вернее, до жены молодой. Кольца надели, и сразу в рейс, — вступился кэп Сергей Скорых — «отец родной».
— Когда повенчались?
— Две недели назад, — ответил я, крайне смущаясь.
Со стороны присутствующих раздались смешки. Я потупил взор.
— Ну-у… Распорядиться вас заменить?
Щёки залила праведная краска:
— Това-а-арищ генерал…
— Ладно-ладно! Обещаю: вернётесь с победой, всем по полгода отпуска.
— Служу России!
— Удачи, господа офицеры.
Сегодня
Давно так не целовался. Давно…
Солёные, как Чёрное море, губы Улии тут же отзывались взаимностью. Насыщая застывший в радиоактивной морозилке мозг страстью. Насыщая забытым желанием боготворимой девушки, вчерашней невесты. Недавно лишь такой недосягаемой. И вот… дождался.
Что, что ещё надо маленькому живому существу, обитателю бесконечной вселенной. Вернувшемуся из пересечённого неисхоженными парсеками пространства?
Счастье, — внезапно свалившееся с Млечного Пути, — накрыло два молодых сердца, стосковавшихся друг по другу. Но не измученных, нет: — неутолённых, неиспитых, неизлюбившихся.
— Алик…
— Да. — Я с удовольствием поглощал рукотворные яства, появлявшиеся из-под кухонной столешницы по велению Улии.
— Где ты был?
Странный вопрос.
*
— Где ты был?
Странный вопрос.
— Как где? Спал. Почему спрашиваешь, ЦИС? — Она удивляла всё больше. Но ещё больше изумляли собственные нелепые, странные реакции.
— Спрашиваю, потому что не знаю, спал ли ты. И где находился вообще.
— Как так не знаешь? — Ещё раз дотронулся до перегородки: — ЦИС, что предвещают твои недомолвки?
— До того как спросил «Сколько я спал?», тебя не было в космолёте.
— ЦИС, ты в своём уме? — Дверь послушно подалась вбок.
Вышел в коридор, продолжая диалог двух идиотов:
— Где народ?
— Ал-2, вы?.. — голос командира.
— Так точно, Сергей Саныч. Что происходит?
Я устремился к лифту, надеясь подняться в верхнюю часть корабля.
— Доступ заблокирован. Прошу пребывать в кубрике, Ал-2.
— Но что происходит? — повторил я, — вы слышали, о чем молола ЦИС? Она сломалась?
— Алик, побудь там. Дай мне полчаса, непременно объясню. Ты пробудился слишком рано. Все ещё на боковой.
— Мы же вроде…
— Дай полчаса… Приказ. — Показалось, диалог точь-в-точь сходствует с прошлым. Только вот когда — час назад, два?
Совсем недавно командир так же велел остаться в отсеке. Что потом?..
Не помню, хоть убей!
Полгода назад
Собрались в Главной рубке после недели анабиоза.
— Основную часть пути преодолели. Временной рывок миновали успешно, мы в рабочей зоне, — Ал-1 приложил руку к панели, внешняя защитная оболочка рубки медленно, по частям, калейдоскопом съехала. Окунув наши взоры в чужие звёзды — в чёрной бездне далёкого Космоса: «У-ух!»
В такие моменты всегда грезится Земля. Вернее, неподвластное здравому смыслу расстояние до неё.
ЦИСска, улавливая настроение экипажа, бесстрастно, но с ощутимым юморком докладывала: «До дома двести восемьдесят восемь световых…»
— Давай по делу, — серьёзным тоном прерывает компьютерный монолог Ал-1.
— База № 16-80 ожидается через три часа. Сигнал установлен, груз подготовлен. Встреча пройдёт в штатном режиме. Стыковка по расписанию.
— Так, Ал-3, проверить грузовые отсеки. Ал-4 — заступаешь на дежурство. Ал-5… — повисла пауза, пропустив в эфир мерный, сухой фон вездесущей электроники, — готовиться к матчу!
— Yes!!! — руки радостно взлетели вверх: футбол!
В прошлый раз исключительно по нелепой случайности проиграли «восьмидесятым» 5:7. Пришёл час неминуемой расплаты.
Командир продолжил:
— Ал-5, разворачивай поле, водружай ворота.
— Два сантиметра шире, они не заметят, — ЦИС училась шутить.
— Пощады не будет! — Все пятеро, воодушевлённые предстоящим матчем со стыкующейся базой, разошлись по рабочим местам.
Вскоре ЦИС тревожно изрекла:
— Внимание! Ал-1, взгляните на седьмую панель — наблюдается усиление нейтринного поля со стороны туманности «один-двадцать». Расстояние до неуязвимой линии соприкосновения — два парсека.
— Усиление вижу. Дай совокупный расклад. — Ал-1 тут же подсоединился к общей голосовой системе.
— Туманность слишком отдалена от торговых путей. Технической информации о ней немного. По военному ведомству засекречена. Дело в том, что за всю историю освоения участка — «1-20» ни разу не причиняла каких-либо треволнений людям. Оттого инструкций не разработано. А пожелание одно, — ЦИС приплела это явно от себя, — держаться подальше. Хотя «1-20» и так очень далеко.
— Что Земля?
— ЦУП взял паузу. Пассаж неординарный. Хотя тревоги руководство не выказало.
— Готовимся к стыковке с базой «шестнадцать-восемьдесят».
— Есть! — отрапортовал я, думая о футболе.
Сегодня
Бескомпромиссный, безапелляционный отдых!
«Сколько можно дрыхнуть, милый?» — спрашивает. Она меня спрашивает! Нашла кого.
За два часа глобалистских усилий в условиях неземной нежности я израсходовал все живительные соки в преддверии радостного дня: «Спать!» — Уля смирилась: — «Час…» — «Два». — «Полтора», — «Уговорила, три. Милая, иди ко мне». — Кошечкой подлезла под руку — «мур-р-р», — прильнув надолго, навсегда. Навек.
Ахнуть не успев, выскользнула, — улетая стремящимся к свету мотыльком.
Бесшумно взмахнув прозрачным перламутром:
— Я имела в виду, что ты звонил два раза. Поэтому и спрашивала, где ты был.
— Как это?..
— На первом сеансе произнёс: «Буду через неделю».
— И…
— Потом нарисовался снова, где-то через день: мол, вскорости корабль идёт на крайнюю орбиту, забирает ребят с ближайшей станции. Затем день отдыха и рывок в нашу галактику. Сказал…
— Что?
— …Что прибываете в среду через три дня.
— Вот и я!
— А где ты был, когда звонил первый раз?
— Но я выходил на связь лишь однажды. Обещал, что примчим в среду. Обещал, сделал! — пытаясь юморить. Чувствуя — нить беседы терялась.
— Вот и спрашиваю: где ж ты витал? В каком-то другом измерении, а? — Шуткой на шутку: — Помнишь старинный фильм Interstellar с Мэтью Макконахи в главной роли?
— Ну, каком-таком-ещё-другом, Уль? Ведь где бы ни витал-путешествовал, звонил всё равно я. Кто ж ещё? Не Макконахи же из «интерселлар».
— Но с кем-то же я общалась в первый сеанс. Это тоже — ты!
— Уленька, милая, не переживай. Если звонил, значит, я. Всё верно, кто ж ещё? — изобразил засыпающего удава: — Просто забыл. Просто забыл, милая. …Часик, не больше. — Закрыл глаза, совершенно расхотев спать: пришла пора сильно поднапрячь мозг. Очень. Сильно.
Одна загвоздка: знать бы о чём.
*
— Подъём!
Открыл глаза: «Эхма, всё-таки уснул?»
— Ал-2, поднимись в рубку.
— Командир? — Что-то от меня ускользало: — Где я?
— Ты уже спрашивал, Алик. И я тебе, кажется, ответил.
— И… — Только что эфир был елейно заполнен Улией. Но не здесь, не в моём кубрике. Он слишком тесен для двоих: «Ну и сон»…
— Ну и сон, — вслух: — А почему «кажется»? — Вцепился в какую-то логическую ниточку.
— Ал-2, полчаса назад я просил меня не беспокоить, не запамятовал?
— Нет. — Я уже у лифта.
— Вот и я — нет.
— В каком смысле? — знакомый вопрос, откуда?
— В том смысле, что я проштудировал записи часом ранее и обнаружил наши с тобой переговоры. Последнее время я частенько к этому прибегаю. Поднимайся, Ал-2, жду. Сначала мне надо тебя увидеть.
— А то что, Сергей Саныч?
— Есть подозрение, что не встретимся.
Я посмотрел окрест — лифт как лифт, три на четыре, приборная доска.
Но коварный страх чугунным кованым обручем уже сжимал грудь:
— Ал-1… Товарищ командир! — Тишина.
*
Поднялся наверх.
Улия убежала в сад, снаружи раздалась песня зулуса: что вижу, то пою.
Она не придала пока значения этим странным моим звонкам.
Выше дом сужался конусом, приглашая полюбоваться небом — оно везде, на триста шестьдесят градусов днём и ночью. Буйная зелень оторачивает эллипс верхней комнаты. Растительность подстрижена и выровнена неугомонными жуками-стригунами — роботами-помощниками.
Сел в обожаемое крутящееся кресло посреди зала, положив руку на панель управления — стеклянный купол разъехался в разные стороны, пустил в комнату ветерок.
Солнце к закату. Щелчком подозвал одного жука, парящего неподалёку. Отрядил его в сад, к Улии. Он стремительно улетел: вжик!
Поперёк зала, от пола до купола, возникло изображение супруги, копошащейся в крыжовнике — чуть выпуклая видимость через объектив камеры жука с двухметровой высоты.
Они работали сообща: Улия и забавные стрекочущие помощники. Когда она утомлялась, роботы доделывали: допалывали, достригали, вскапывали.
Смотрел на экран, представляя уставшую Улию, каждый вечер опускавшуюся в кресло. Ждущую моих коротких звонков-посланий.
И вот я позвонил, да ещё два раза! Что сие могло значить?
Это не сон, не видение. Рано или поздно Уля почувствует неладное, и надо будет отозваться на её смятение. Что я скажу? «Хм-м, посоветоваться с командой, шефом?» — Да, было бы нелишне.
Завтра. Прямо с утра.
Влюблённо глядел в прозрачный телевизор: супруга ощущала, за ней наблюдают — не подавая виду, упражнялась в соблазнении отчаявшегося астронавта.
Крутанулся вокруг оси, заставляя экран следовать движению взгляда зрителя: Улия что-то там услышала снаружи, подняла голову.
Остановил кружение. Фиксируясь на растениях в саду, — где мгновение назад позировала Улия. Она скрылась из виду, направляясь в сторону садовых ворот.
Хитрая жучара неторопливо-важно её догнала, — посылая ракурсы сверху, сбоку. «Вряд ли приехал кто из наших, им не до визитов пока. Нежданные посетители, наверное, к жёнушке».
*
Поднялся наверх.
Вышел из лифта абсолютно другим человеком: «Чего я боюсь здесь, в насквозь знакомом корабле?» — «Молчания», — прошептал под нос.
— ЦИС… Ал-1… — Тишина.
Коридор как коридор. Индикаторы в норме, электроника функционирует ровно, без напряга.
— Ал-3, Ал-4…
На ближайшей приборной доске набрал все известные коды доступов, сделал запрос на рубку: «Ответьте!» — Связь заглючила? Невероятно, но… Молчание.
Корпоративный сигнал экипажу: тишина. То бишь запрос подтверждён, но… без ответа.
В рубку идти расхотелось. Даже пригнулся: «Где я?» — Ясно, что в космолёте. Но он стал чужим. И я не помню, как сюда попал. Сюда, где никого нет: «Такого не может быть!» — тем не менее я здесь. В джеклондоновском Безмолвии. Без снега…
Вспомнил об оружии. Оно внизу, на третьем ярусе — медленно двигался в обратную сторону от капитанского мостика.
Шёпотом:
— ЦИС…
Боязливо прошёл дверь лифта, не решившись со страху его вызвать.
Спереди, сзади — метров по триста прямых свободных эспланад ультрамарина. Обыденно жужжащего, перемигивающегося стенами диодов. Но увы, без привычных, — не без юмора, — голосовых комментариев ЦИС. Без громкой связи с миром, повседневной жизнью. Должной населять данный замкнутый формиат, но…
Вакуум.
Озираясь, полуприседом, пробирался в дежурный блок. За которым расположены гостевые отсеки и столовая.
Вздрогнул, конвульсивно согнувшись.
— Ал-2, Ал-2, ответьте!
*
Резко проснулся.
Родной кубрик. Вверху наизусть заученные пиктограммы сенсоров.
Протянул руку:
— Слушаю.
— Ал-2, срочно поднимайтесь в капитанскую рубку! — голос ЦИС ни с чем не спутать.
— ЦИС, где я?
— АЛ-2, дурковать буду я. Вас дожидается босс.
— Ал-3, Ал-4…
— Алик, мы уже в лифте. Ты на следующем, — беспечный смех.
Вскочил, толкнул дверь.
Рванул по коридору к шахте, держа ЦИСску «за руку»:
— Сколько спал?
— Полтора часа.
— Температура за бортом?
— Минус двести восемьдесят.
— Свежий анекдот...
— Крот купил шлем с инфракрасным навигатором, в котором мог различать движущиеся предметы. Надел его и обалдел: «Опа! Как же я раньше-то жил? Такая везде кислотная тусовка!»
— Гы-гы-гы…
В стальной кабине лифта словно очнулся: «Слава Богу! Да-а, что-то происходит или происходило. Но мы опять вместе, и мне сейчас всё объяснят».
*
Лифт ехал вниз.
— Вот, прорва! ЦИС, почему вниз? — молчание. — Стоп, дьявол! — Лифт остановился. — Почему вниз? — громко крикнул, тише повторил, эхом… Потом совсем тихо.
Створки распахнуты — передо мной третий ярус, служебный. «Я, кажется, ехал за оружием?» — Ал-3… Ал!! — крик отчаяния.
Отклика нет. И не будет.
Пришлось признать: я уже не там, где ещё пару минут назад ждал предстоящей встречи в рубке. Где ребята, гикая и смеясь, мчали наверх, опередив меня на секунду. Где шутковала ЦИСска, а кораблём руководил Ал-1.
Вновь пригнулся, будто так надёжней передвигаться, — горько ухмыльнувшись вернувшейся неизбежности страха.
Осторожно высунулся, выглянул. На полусогнутых вышел из лифта. Прыгнул к ближайшей информационной панели: всё как в прошлый (не знаю какой!) раз.
Запросы принимаются, никто и ничто не отзывается.
Коротко выдохнул. Затяжной вдох. Сконцентрировался, напрягся: обстановка боевая! — «Иду за оружием».
Перебежками от стены к стене, от выступа к выступу — присед, осмотр, дальше. Мимо призывно горящих иероглифов. Всего пара кнопок — нажатие! — пусто.
Корабль исправен, системы работают ординарно. Уровня «тревоги» нет, не сгенерирован. Глухая тишина, пустота, отсутствие кого, чего-либо.
Дверь отъехала в сторону. Крадучись, озираясь заплыл в оружейку. Закрыл за собой перегородку. Тут же открыл, закрыл ещё раз. Нет, технических сбоев не наблюдается.
Было бы хуже очутиться запертым, к примеру, в лифте.
Посему лучше продираться пешим, учитывая обстоятельства: «Да-а… в данной реальности обстановка боя, баталии. Мозг в разрыв! — Изматывающее ожидание чего-то страшного: — Галлюцинации?.. Корабль потерпел крушение, и мы все погибли?!»
*
Не взял разве что пушку.
Защитный боевой комбез, сверхпрочный светоотражающий шлемофон. Два разносортных револьвера. Магазины к ним, гранаты. Лазерные ножи-мачете, сколько позволили карманы и застёжки-карабины. Облегчённый пистолет-пулемёт — внакидку на грудь. Наконец, протоновый накопитель-катализатор за спину.
Нагруженный боезапасом, сопя с непривычки, я стоял перед выходом из ружейной комнаты. Регулируя температуру внутри комбеза, приноравливаясь к несвычному за годы странствий багажу. Используемому ранее лишь в земных тренировках-вылазках.
Хватило выдержки не нажать на курок! — с той стороны двери прямо передо мной оторопело вздыбился-возник штурман Ал-3. В облике ужас, смятение, растерянность. Равно как я получасовой давности!
Он автоматически защитился от пуль руками, не веря, что остался жив:
— Алик?.. Ты? — Зрачки панически шмыгали вразнос.
Я отошёл вбок, пропуская его внутрь.
Выглянул в коридор:
— Один?
— Нет… Вернее, мы все… Не знаю, Алик…
— Садись. Тоже решил вооружиться?
— Вмиг все пропали. Хотя только что были вместе. Знаешь, меня послали за тобой.
— Как ты тут очутился? В смысле, как пропал? Как все пропали?
— Пошёл за тобой…
— Так.
— Дальше не помню. — Видно отчаянное физическое напряжение мужика.
По ощущениям, я эмпирически старше его на несколько часов, дней.
— Дальше ты проснулся?
Он встал, дико на меня взглянув, драматически меряя шагами площадь:
— Кажется, да. Жутко испугался, будто с ума съехал. Непроизвольно побежал куда-то всех искать. И вот — ты. Ал-2, как сам-то тут оказался?
— Видишь ли, я уже пробуждался несколько раз и так же сходил с ума. Совсем недавно стал сопоставлять сменяющиеся декорации и понял, что я, мы… Периодически теряемся… где-то.
Ал-3, очухавшись, ответственно натягивал амуницию вслед за мной. «Молодец!» — похвалил его самообладание.
— Ноги сами понесли за автоматом… невольно. Никто не откликался на вызовы… И тут бац! — ты стоишь как штык. Чуть сознание не потерял от неожиданности. Только что шли со всеми, — а ныне такое чувство, что давным-давно. Когда… Да пять минут! Ведь не скажешь, что… — его понемногу отпускало. И он запричитал не к месту.
— Стоп! Подожди, приятель, ничего ещё не кончено. Мы не с ребятами, не там, где всё нормально. («Вот, бес! — а где нормально?») Успокойся, возьми себя в руки и успокойся. Надо составить план действий.
— Да… что-то я… — Он потёр макушку, взлохматив волосы торчком. Вернулся к оружию: — Словесный понос.
Ал-3 раздражённо экипировался. Преданно стреляя в меня молниями глаз в ожидании дальнейших указаний.
Пять месяцев назад
Собрались в Главной рубке после недели анабиоза.
— Основную часть пути преодолели. Временной рывок миновали успешно, мы в рабочей зоне, — Ал-1 приложил руку к панели, внешняя защитная оболочка рубки медленно, по частям, калейдоскопом съехала, окунув наши взоры в чужие звёзды — в чёрной бездне далёкого Космоса: «У-ух!»
Слово в слово, но я это уже помнил.
Я стал философичным, уравновешенным. Относящимся ко всему с мудрым созерцанием. А что ещё мог сделать?!
Промчало неясно, сколько лет, зим, декад или секунд. Покуда вычислил прикидочный алгоритм вершащегося.
А зиждилось неимоверное…
Самое непонятное было в том, что: — лицезря, ощущая личностное прозрение в невразумительной логике вещей, — окружавшие меня люди обретались в неведении.
То есть я гулял. Вернее, «меня гуляли» из огня да в полымя без какого-то бы ни было обоснования. Во всяком случае, осознающим себя, — а вот окружающий мир оставался неизменным, и как будто в полнейшем невменозе!
Если бы попытался, к примеру, признаться командиру, что всё сегодняшнее проистекает по незнамо какому кругу: всё это уже было месяц назад — и мундиаль с пристыковывающейся базой «шестнадцать-восемьдесят» мы снова проиграем со счётом 5:7 — он элементарно не поймёт. Послав меня к чёртовой матери: «И так дел по горло, ещё ты со своими приколами».
Как я скажу штурману Ал-3, что в пятой или шестой (не помню какой!) «серии», — как их называю, — будем красться с ним по кораблю. До зубов вооружённые. В поисках неведомой опасности, вероятно, уничтожившей весь экипаж?
Честно говоря, пытался, пробовал настроиться на волну практически со всеми, аккуратненько так побеседовать. Бесполезно… Они не рюхали даже намёков на какие-то иные протокопии в параллельных сферах.
Спрашивал ЦИС, — но что может изречь долбанный компьютер? — «Ал-2, на ваш запрос об идентификации дублирующих отсеков памяти докладываю, что двойных или тройных сюжетных повторов не обнаружено. Запрос — некорректен».
Всего насчитал штук двадцать этих временны́х серий. Привыкнув к ним за год… месяц, день? Невзирая ни на что, привыкнув… К тому же выучив каждую серию назубок. Хотя подспудно, без сомнения, мечтая вернуться. Куда?..
Я терялся и не смыслил, что мне нужно. Какую бытийность хотел возвратить и куда мечтал вернуться.
Был некий нюанс…
Серии дублировались, но всякий раз с неизвестным ремейком. Где мейк-апить приходилось новые, терзающие душу задачи. Равные моей, моим… никчемным жизням. Инкорпорированным в дубли.
Знал, что засыпая, могу проснуться в незнакомом измерении, и был к этому готов.
Мучила дилемма: «А как остальные члены экипажа?» — Ежели мы все влетели в пространственную сеть-спираль, в некий лабиринт, — то и прочие участники «веретена» таким же макаром бултыхаются в безбрежных перипетиях континуумов?
Думаю, они и бултыхаются. В свою очередь воспринимая меня как сопровождение периодически сменяющихся декораций. Хотя уже по барабану: я привык, втянулся. Коли к необъяснимому гоголевскому наваждению по силам притерпеться.
Точнее, свыклось одно из моих бесчисленных олицетворений. Что же касается иных… Не помню, не знаю, забыл.
Не исключено, что материализованные копии-ре