Тут на неведомых (на конкурс)

Эпиграф: Любая поговорка про дурака.

I. ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНЫЕ

– Через два проёма вправо, – задыхаясь, сказал Волк.

Иван бежал рядом со зверем, мысленно проклиная полцарства, царёву дочку, не к месту появившегося Кащея и те самые молодильные яблочки.

– Давай! – рыкнул Серый и толкнул Ваньку в едва заметное в свете факелов ответвление.

Повернули. Еще раз. Замерли. Затаили дыхание. Сердце Ивана в истерическом приступе паники билось изнутри о грудную клетку.

– Тих-х-хо, – проурчал сквозь клыки Серый Волк.

В основном коридоре раздался гулкий топот, а затем голос Бабы Яги:

– Ива-а-а-ан! Ты где-е-е-е? Выходи, Ванечка!

Ваня дрожащей рукой достал из кармана фляжку, открутил пробку и протянул ее Волку.

– Будешь?

Волк скорчил гримасу и помотал головой.

– А я – буду! – сделав два приличных глотка, Ваня уткнулся носом в волчью шерсть на загривке. Занюхал. Выдохнул.

– Как ты эту гадость жрешь? – шёпотом поинтересовался Волк.

– Тебя б в мою шкуру, так не спрашивал бы, – так же шёпотом ответил Ваня.

– Тс-с-с-с-с! – вновь сквозь зубы прошипел Волк.

В основном коридоре вновь раздался громоподобный топот. Но уже неспешный. Было понятно, что теперь их ищут, методично заглядывая во все ответвления на пути.

– Хорошо, что у неё нюх притуплённый, – прошептал Волк.

– За то слух – заострённый! – так же шепотом ответил ему Ваня и снова достал фляжку. – Будешь?

– Да когда она у тебя кончится-то? – шёпотом возмутился Волк.

Ваня взболтнул содержимое, прислушиваясь к плеску.

– Не скоро.

– Ты поосторожнее с выпивкой. Нам как-то в живых остаться нужно.

– У меня у трезвого крыша поедет от того, что в голове творится, – сказал Иван и еще раз приложился к фляге. – Ты то, что в избушке творилось, слышал?

– Слышал.

– А я видел, – закрутив горлышко фляги, Ваня вновь спрятал её в карман. – И не только видел, но ещё и, прошу заметить, участвовал...

* * *

На первый взгляд всё было просто: пробраться в сад к Кащею, упереть из его сада несколько молодильных яблок и принести Бабе Яге, за что оная дала бы Ваньке клубочек, который провёл бы его через зачарованный лес к Василисе. А там делов-то – головы Горынычу порубить! В результате Василиса становится законной женой, а от царя, по совместительству отца Василисы, Ваньке отпадает половина королевства. Долги раздаются, соседи уважают, отстраивается новый дом, на поля нанимаются работники – жизнь налаживается.

Однако два дня петлять по лесам да по болотам от приспешников взбешенного дерзким Ваниным поступком Кащея без еды и сна, попивая лишь водичку из гнилых ручьёв, оказалось не так уж и легко, а потому на подходах к избушке Яги Ванька не удержался и со словами: «Да кто там их считать-то будет!» – съел одно яблочко из Кащеева сада.

И спустя полчаса понял, что имел в виду Кащей, кричавший в след похитителю: «Дебил! Они ж экспериментальные!». В избушку к Яге Ваня вошел с эрекцией, которой позавидовал бы самый племенной жеребец из царёвых конюшен.

– Принес? – сквозь пелену желания совокупиться с чем угодно, лишь бы оно шевелилось, услышал Ваня голос Бабы Яги.

И кто-то за Ивана ответил его голосом. Его губами. Его языком.

– Да, бабулька-красотулька, принес.

Баба Яга косо посмотрела на Ивана и буркнула:

– Ну дык, давай сюды.

Ваня, преодолевая сводящее с ума желание порукоблудить, встал в углу и наблюдал, как бабка, положив узелок на лавку, склонилась над ним, пытаясь единственным зубом поддеть и ослабить узел. Член стоял, как стража возле царева дворца, – не моргая.

«Сил моих нет терпеть! Будь что будет!», – решил Иван. И с членом наперевес кинулся на Бабу Ягу с тыла.

– Хер! Ровесников! Не! Ищет! – повторял Иван раз за разом, выдавая по одному слову на фрикцию.

А Бабка, поначалу обалдевшая от такого поворота событий, уже подмахивала костлявым старушечьим задом Ивану в такт, и, когда она в третий или четвертый раз в экстазе впивалась костлявыми руками в лавку, оставляя в дереве глубокие борозды от длинных грязных ногтей и елозя лицом по лавке в луже своей же пузырящейся слюны, Ваня справился. А в следующее мгновение он осознал, что путеводный клубочек ему не дадут. Еще через миг, схватив стоящую на столе фляжку с алкоголем одной рукой, а второй, поддерживая норовящие спасть штаны, Ваня стрелой вылетел из избушки на курьих ножках.

– Иван, – услышал он хриплый голос, – помоги! Обещаю, мы с тобой таких дел наворотим!

Волк, прикованный цепью к вековому дубу, смотрел на Ивана с мольбой в глазах. Этого Волка Ваня видел и три дня назад, когда приходил к Яге впервые. Яга тогда сказала, что приручает дикое животное. А он, видите ли, не дикий, а волшебный. Говорящий Волк, оказывается!

Сунув бутыль подмышку, Ваня на бегу выхватил меч-кладенец из притороченных к поясу ножен и так же на бегу наотмашь рубанул по удерживавшей Волка цепи.

Одновременно с этим за спиной послышалось:

– Ату их, избушка, ату!

Дальше они бежали вместе. Здоровенный зверь сразу же вырвался вперед и вел Ивана за собой, позвякивая обмотанным вокруг шеи куском железной цепи.

– К скалам, Ваня, к скалам! – прокричал зверь и побежал с еще большей скоростью.

Зловеще громыхающая поступь за спиной то удалялась, затихая, то становилась громче.

А потом Волк, повернув голову, крикнул:

– Внутрь!

И оба, проскочив сквозь вход в пещеру, покатились вниз.

– Бля-а-а-а-а-а! – кричал Иван, кувыркаясь по скользким, покрытым мхом, каменным ступеням.

Летучие мыши, всполошившиеся от Ваниного ора, заверещали, заметались под сводами пещеры, изо всех своих мышиных сил гадя на незваных гостей.

– Бежим, Ваня, бежим! Отдыхать некогда!

Проклиная себе под нос царскую дочку, по вине которой, собственно, всё и началось, Иван вскочил на ноги и помчался по коридорам за Волком.

– Маменьку мою любить, а где мы хоть? – наконец-то догадался поинтересоваться Ваня.

– Во владениях Горыныча, – ответил Волк.

– Ох, ё!

По основному коридору вновь забухали шаги, и Иван с Волком уже в который раз затаили дыхание.

– Если так сидеть будем, она ж нас всё равно когда-нибудь найдет. Или Горыныч, когда вернется.

– А не ты ли, Ваня, буквально три дня назад в полтора взмаха головы ему поотсекать грозился?

– Ну-у-у-у, – задумчиво протянул Ваня, – мало ли что я говорил. Дурной был. Наивный. Эта нечисть – жуть какая страшная, оказывается. Они злые какие-то.

Волк закатил глаза к потолку.

– Какой же ты, Ваня, всё-таки… – замялся, подбирая слово, – … Дурак.

– А ты откуда знаешь? – оживился Иван. – Меня все так и кличут.

Но разговор прервался грохотом.

– Ой… чего это? – спросил Ваня, испуганно вжимая голову в плечи.

– Хозяин апартаментов прилетел, – ухмыльнулся Волк.

В основном коридоре забухало громче прежнего. Но к теперешнему грузному топоту добавлялось еще и мрачное, тяжёлое, с присвистом сопение. Доведись Ивану смотреть «Звездные Войны», он бы без колебаний решил, что по коридору идет увеличенная копия Дарта Вейдера. Но Ваня об этом персонаже, равно как и о кинотеатрах, слыхом не слыхивал, а потому еще сильнее вжал голову в плечи и пропищал:

– Мамочка-а-а...

Навстречу новым грузным шагам протопали хорошо знакомые, но не менее от этого страшные. Раздался крик:

– Ки-и-ийя!

И в коридоре загремело, закувыркалось.

– Отлично! – обрадовано сказал Волк, – можно смело идти смотреть на апокалипсис местного масштаба, – и устремился по коридору, в котором они отсиживались, к выходу в основную пещеру.

Горыныч, вертя расположенными на неповоротливой туше головами, полыхал пламенем по резво вертящейся между огненных струй избушке, которая ловко уворачивалась от очередного огненного выдоха, с задорно повторяющимся «Ки-й-йя» наносила удар и тут же уходила Змею за спину. А из окна весело хохоча, швыряла в Змея глиняными горшками помолодевшая на вид Баба Яга.

– Окстись, старая! - кричала гиганнтская рептилия. - Чего ты мечешься, будто раньше положенного с хера спрыгнула!?

– Сам окстись! И верни мне молодца, для утех и всяческих игрищ предназначенного, - потребовала Яга, швыряя очередной горшок в Змея.

– Да не брал я никакого молодца! - недоуменно кричала левая голова, пока правая дышала на избушку огнём а средняя уворачивалась от очередного горшка, запущенного негодующей Ягой в рептилию.  

Иван-Дурак и Серый Волк зачарованно наблюдали за поединком.

Очередной горшок, вылетевший из окна, описав в воздухе дугу, наделся на одну из голов Змея Горыныча как раз в тот самый момент, когда эта самая голова собиралась дыхнуть пламенем. И дыхнула.

Сначала из-под надетого на голову горшка во все стороны полыхнули искры. Потом черепки разлетелись во все стороны, а голова, освободившаяся из глиняного плена, бесформенным обгорелым отростком безжизненно повисла на туловище. Спустя еще несколько всполохов пламени изба, нанося очередной удар с разворотом, шпорой рассекла Горынычу вторую шею. Однако третья, уцелевшая голова, в это же мгновение вцепилась в избушку мёртвой хваткой.

Щепки и солома разлетелись во все стороны, а в следующий миг раздался полный боли предсмертный вопль Бабы Яги. И наступила тишина.

– Фу-у-у-ух, – выдохнула язык пламени оставшаяся в одиночестве голова Горыныча, дожевав остатки избушки, – совсем на старости лет сдурела бабка.

– Давай, Ваня, – шепнул Волк. – Это твой единственный шанс. Второго не будет.

И Иван, на ходу вытаскивая кладенец, рванулся к измотанному поединком, тяжело дышащему Змею.

 Меч, описав дугу, вошел в шею, будто раскаленное шило в масло, голова упала на пол пещеры, а из обрубка шеи к потолку рванулся столб пламени, сжигая мечущихся там летучих мышей. Последняя голова Горыныча даже не успела понять, откуда к ней пришла смерть.

 Иван придирчиво осмотрел меч и сообщил:

– Ничо так палочка-выручалочка.

* * *

Свадьба была в самом разгаре. Зелено вино лилось рекой, слуги то и дело приносили новые блюда, новые кадки с хмельным и выносили на свежий воздух перепивших гостей, укладывая их на траву.

Иван и Волк сидели на одной из крепостных стен, подальше от суеты, наслаждаясь теплыми летними сумерками

– Рассказать кому, так и не поверят ведь, – сказал Иван, прикладываясь к бездонной фляге – единственном напоминании об избушке Бабы Яги.

– А не надо никому рассказывать, Ваня, – не поворачивая лобастой головы, произнес Волк. – Люди всё сами додумают и переврут тридцать три раза. Уже спустя пару-тройку поколений истории о тебе будут совсем не похожи на то, что было на самом деле. Да и сам ты, если, конечно, доживёшь, будешь верить каждому слову, рассказанному в этих историях. Так уж вы, люди, устроены.

Серый помолчал, задумчиво глядя в ночное небо, а потом добавил:

- Знаешь, Ваня, а оно, может быть и к лучшему. Иначе сказки бы так никогда и не появились.  

Иван согласно кивнул, еще раз отхлебнул из фляги и, достав из-за пазухи яблоко, с хрустом откусил.

– Те самые? – поинтересовался Серый Волк.

– Ага, – откусив еще раз, кивнул Иван. – Эк-спе-ри-мен-таль-ны-е.

– Ты смотри, не увлекайся, – посоветовал Волк.

– Сегодня можно, – уверенно сказал Иван. – У меня ведь брачная ночь всё-таки.

II. ДУРАКИ НЕ ИГРАЮТ ПО ПРАВИЛАМ

– Я вот, Ваня, только одного понять не могу, почему тебя все Дураком, а не Дебилом кличут? – поинтересовался Волк на бегу.

– Так я ж не специально, – задыхаясь, на бегу ответил Ваня. – Оно все просто совпало так.

– Индусы такое регулярное стечение обстоятельств кармой называют.

– Чего?

– Проехали, Ваня. Забей.

По дворцу бегать было не в пример легче, чем по пещере Горыныча. Но и гонялось за Ваней в этот раз гораздо больше народа.

Гости еще шумели в банкетном зале, а Иван, удивляя Василису изобретательностью, подарил законной супруге оргазм на комоде, подхватил её на руки и расположил в очередной романтической позе прямо в оконном проеме. Ночной сквознячок обдувал покрытые потом тела, где-то далеко стрекотали сверчки, а прямо под окнами, внизу, икал пьяный стражник. Словом, экстрим с элементами романтики.

В какой-то момент от очередного толчка нога Василисы скользнула по подоконнику и с характерным паническим, но возбужденным визгом, новоиспеченная жена, просвистев три этажа по направлению вниз, шмякнулась прямо под ноги стражнику, переставшему икать при виде свалившейся откуда-то сверху, голой и, судя по всему, мертвой царевны.

Замерший от неожиданного поворота событий в оконном проёме Иван подумал, что полцарства откладываются на неопределенный срок. А внизу в это время на вопли начавшего приходить в себя стражника стали сбегаться люди.

Осознавая неизбежность и изобретательность кары за содеянное, Иван в мгновение ока натянул портки, рубаху и, схватив походную котомку, метнулся к двери.

За дверью сидел Серый Волк.

– Что, Ваня, не задалась брачная ночь? – поинтересовался зверь у оторопевшего Ивана.

– Э… а… – только и смог выдавить из себя Ваня, отчаянно жестикулируя руками.

– Понятно, – сказал Волк. – Ну, побежали, что ль?!

Вниз решили не спускаться: где-то на уровне второго этажа на обеих лестницах шумели люди. Среди призывов убить, четвертовать и скинуть с колокольни особо выделялся царёв голос, грозящий дважды завязать тестикулы вокруг шеи бантиком. Отступать можно было только вверх.

Выбежав на крышу основного здания, Волк замер, оценивая ситуацию.

– Дальше-то чего? – дрожащим от волнения голосом спросил Иван.

– Давай на тот край крыши. Там переход к двухэтажной части покатый. С него на караульню. А дальше – как повезет.

Повезло. И до леса они успели раньше, чем погоня поняла, в чём дело.

– Она прямо насмерть? – как-то печально спросил Иван.

– Ага, – Волк почесал за ухом. – Хрясь! И всё.

– Жалко. Уж больно красивая была.

– И чего делать-то думаешь, Ванька? – поинтересовался Волк, пытаясь выгрызть репей, застрявший в шерсти.

– Ох, прямо и не знаю, – вздохнул Иван. – У Кащея, говорят, живая и мертвая вода имеется.

– Чего? – поперхнулся Волк. – Ты что, забыл, как по яблочки ходил?

* * *

Кощеева территория охранялась спустя рукава. Потому что одна половина королевства боялась Кащея, а вторая половина его уважала. Ванька не относился ни к тем, ни к этим. А потому в Кащеев сад Ваня залез без каких-либо мыслей на тему «а если поймают».

Нагнув ветку, Иван срывал яблоки, тут же складывая их к себе за пазуху и, время от времени, оглядываясь на мрачный Кащеев замок. Вот не вертел бы головой, всё, возможно, и удачно прошло бы. Ан нет. Узрел Ванька на соседнем дереве не то фазана, не то павлина заморского.

Птица спала, спрятав голову под крыло, лишь только перья длинного шикарного хвоста слегка покачивались от легкого ночного ветерка. И перья эти светились. Отпустив ветку яблони, Ваня подкрался к ничего не подозревающей чудо-птице, ухватился за кончик пера и дёрнул.

Последний раз похожий визг Ивану довелось слышать, когда старший брат, перепив хмельной браги, проломил загородку и рухнул прямо в свинарник. Свинью тогда, помнится, ловили всей деревней до тех пор, пока она не застряла в чьем-то заборе. Правда, если свинья визжала на одной ноте, то звук, издаваемый потревоженной Иваном птицей, стремительно менял диапазон, от чего закладывало уши и перед глазами мелькали разноцветные пятна.

Так и не обзаведясь красивым, светящимся перышком, Ваня рванул прочь из сада, попутно врезавшись лбом в одну из яблонь и набив себе приличную шишку. Последнее, что он услышал сквозь завывания пернатой бестии, – неестественно громкий голос Кащея:

– Дурак! Они ж экспериментальные!

Потом было двое изнурительных суток погони. Потом Яга, знакомство с Волком, пещеры Горыныча. Потом опять Яга, опять Горыныч, освобожденная Василиса, свадьба, брачная ночь, сексуальные игрища с молодой женой, выпадающая из окна обнаженная Василиса.

Не задалась, в общем, неделька.

– А выбора у меня нет, Серый.

– Ну почему же? – Серый Волк отошел в сторону, пометил дерево и, вернувшись, продолжил. – Можно, например, так всю жизнь в лесу и прожить. У Яги, кстати, похожая история была. Богатые родители, неудачная любовь, кто-то кого-то там отравил, а потом и избранник отравился. Или зарезался. Не упомню уже. И ничего, освоилась как-то. Её, кстати, не всегда Ягой звали.

– Да? – удивленно спросил Иван. – А как же?

– Юля.

– А почему Яга?

– Ну, понимаешь, Ваня, в аглицком наречии она вообще-то Джульетта была. Джулия. Юля, по-нашему. А в транскрипции, – Волк вывел лапой загогулину с точкой над ней, – эта буковка может и как «джей» и как «я» читаться. Вот и взяла себе псевдоним.

Волк перевел взгляд с только что нарисованной буквы «j» на Ивана и, увидев его недоумевающее лицо, понял, что жить Ваньке в лесу – не вариант. И к Кащею всё ж таки идти придется.

– Так! Что-то мы не о том разговор ведем. Где там, говоришь, вода у Кащея?

План был до безобразия прост: один отвлекает, второй в это время пробирается в замок и зачерпывает живой и мертвой воды в ёмкости, после чего бегом ретируется, а спустя какое-то время оба собираются на заранее условленной поляне. Ванька со своей частью справился быстро. А вот Серому Волку пришлось побегать, сбивая с толку преследователей и заметая следы. И на поляне Волк появился только перед самым рассветом, перепугав задремавшего Ивана.

– Серый, чего ж долго-то так? Я аж извёлся весь! – бормотал Ваня, протирая глаза. – Чего, пойдем, да?

– Нет, Ваня, не пойдем. Я устал, как собака. Да и смысла нет ломиться средь бела дня. Зашибут нас. Как пить дать, зашибут.

Волк рухнул рядом с Иваном и почти тут же захрапел. А Иван, помаявшись бездельем, стал перебирать котомку в надежде обнаружить что-либо съедобное. Обычной еды не было. А вот яблок из Кащеева сада оказалось еще целых три штуки.

– Экспери-мать-его-ментальные, – пробурчал Ванька себе под нос и швырнул яблоки в сторону леса.

Серый Волк проснулся в тот момент, когда догорел последний отсвет солнца. Встряхнулся, обвел поляну глазами, наткнулся взглядом на Ивана, тяжело вздохнул.

– Ну что, картонный герой, пойдем, что ли?

Спустя несколько часов блужданий в темном лесу Иван и Волк выбрались на опушку. Поодаль светились факелы на сторожевых башнях царского дворца.

– И как мы мимо стражи-то? – сокрушенно проговорил Иван. – Повяжут нас сразу и четвертуют на месте.

– Не повяжут, Ваня, – Волк задрал морду к небу, посмотрел на полный диск бледной луны. – Сегодня не повяжут.

Затем Волк оглядел опушку леса, подошёл к трухлявому пню, стал на него передними лапами, присел и, оттолкнувшись задними, перекувырнулся через пенек. Раздался хлопок, будто кто-то выбивал от пыли ковер, в воздухе запахло озоном и через пень на спину упал богатырь Любомир – начальник дворцовой стражи.

У Вани отвисла челюсть.

– Я тебя поймал и к царю веду, понял? – Спросил Волк-Любомир.

– Ага, – кивнул Иван, не закрывая рта.

– Ну, значит, котомку на плечо и вперёд.

* * *

– Стой! Кто идет!?

– Свои, – отозвался Волк-Любомир. – Изловил окаянного.

– Ох, ты ж бог ты ж мой! – стражник был явно удивлён, но всё ж таки спросил: – А волчара говорящий где?

– Да кто ж его знает-то, – продолжал играть роль Любомира Волк. – Я вон, этого, – кивнул на перепуганного Ивана, прижимающего к груди котомку, – совершенно случайно нашел. В стогу, шельмец, отсыпался. Совсем недалеко. Правду говорят про него, что дурак дураком, – и обращаясь к Ивану: – Шевели ногами, душегуб!

– Интересно, – услышал Ваня за спиной разговор стражников, – его сначала казнят, а потом Василису хоронить будут или наоборот?

Пройдя ворота, Иван с Волком в Любомировом обличье крадучись добрались до здания дворца и, чтобы не искушать удачу лишний раз, не вызывать подозрения у стражи, влезли в одно из открытых окон на первом этаже. Пробравшись на цыпочках к двери, Иван заглянул в соседнее помещение.

– Кухня, – шепнул он Волку-Любомиру.

– Это хорошо, – так же шепотом ответил Волк. – Теоретически гроб должен стоять в центральной зале. А это сразу за кухней.

Гроб с телом Василисы, как Волк и предполагал, стоял в центре залы. А рядом лениво помахивая кадилом и бормоча под нос что-то заунывно-молитвенное, спиной к ним стоял поп. Жестами Волк-Любомир указал на попа, замахнулся и рассёк кулаком воздух, мол, оглуши.

Ваня кивнул и крадучись пошел к попу.

«Крупноват, – думал Ваня. – Кулаком-то я его и не выключу».

И тут его взгляд упал на табурет, стоявший прямо за спиной у попа. На табурете лежало кольцо колбасы, ломоть белого хлеба и фляга. Та самая. Бездонная. Праведный, с его точки зрения, гнев захлестнул Ивана.

– Вот же суки, – проговорил Ваня одними губами, продолжая красться. – Я, значит, только за порог, а они моё имущество сразу попам раздают. Могли бы и подождать. А вдруг я реабилитируюсь!

Иван аккуратно снял с табурета фляжку и тарелку с колбасой, поставил их на пол. Затем взял табурет в обе руки, размахнулся и опустил его на голову попу. Священнослужитель грузно рухнул на землю. Со стороны кухни раздался хлопок, будто кто-то выбивает ковёр, в воздухе запахло озоном, и к Ивану подбежал Волк в своём обычном обличье.

– Полчаса в сутки в чужом облике. Только в полнолуние и только полчаса, – отвечая на немой вопрос Ивана проговорил Серый Волк и, встав передними лапами на край гроба, поторопил Ивана. – Давай, Ваня, доставай водицу-то.

Ваня достал два одинаковых с виду флакона.

– Вот, – показал их Волку. – Я, чтобы не попутать, буковки написал на них. «М» и «Ж».

Волк нервно захихикал.

– Эм – мёртвая. Жэ – живая, – пояснил Иван.

– Да я понял, понял, – продолжая глупо хихикать, сказал Волк. – Лей давай. Сначала «Эм», чтоб кости и органы восстановились.

Ваня, аккуратно приоткрыв рот покойнице, влил в него содержимое флакона.

– Теперь «Жэ». Чтоб ожила.

Иван уже было поднёс флакон ко рту Василисы, но рука замерла на полпути.

– Я не смогу, Серый.

– Эт чой-та? – удивился Волк, наклонив лобастую голову.

– Не смогу разговаривать с ней, есть за одним столом, супружеский долг исполнять, в конце концов, тоже не смогу.

– Эт чой-та? – вновь спросил Волк и наклонил голову в другую сторону.

– Я всё время буду думать, что она мёртвая была.

– Вань, ты смотри, тебя в народных сказаниях точно из Дурака в Дебила переименуют. Лей давай.

И Ваня вылил Василисе в рот содержимое второй фляжки.

* * *

– Что, Ваня, не сложилось у песни начало? – поинтересовался Серый Волк у вышедшего на поляну Ваньки.

– Не могу, Серый. Вот честно… не могу. Вроде и царь-батюшка коситься перестал и Василиса ласковая, приветливая, и бояре мне в ноги кланяются, когда по дворцу иду. А как подумаю, что она мёртвая была и холодная… бррр. И знаешь, друг мой Серый, глаза у неё, всё одно какие-то другие стали. Пустые, будто из загробного мира на тебя смотрящие.

– Может, вода тоже того, – почесал Волк лапой за ухом, – экс-пе-ри-мен-таль-ная?

– Не знаю, Серый. Не знаю. Но я устал. Постоянно в ожидании, постоянно в напряжении. Ухожу я. Куда глаза глядят.

– И, кстати, да, Ваня, ты ж в курсе, что Кащей преставился?

– Вот как? – удивился Иван.

– Ну да. Натурально преставился. Смешал, говорят, из мертвой и живой воды себе эликсир очередной, а он, видать, не пошел у него.

– Да ты что?

– Хотя странно. Кащей в эликсирах разбирался лучше всех, – продолжал Волк, не обратив внимания на Ванин возглас, – и осторожный был. У него поговорка даже была: семь раз отмерь – один раз отпей.

– Может из-за мочи?

– Какой мочи? – оживился Волк.

– Да понимаешь, Серый, я водицы зачерпнул, смотрю, меньше её осталось. Заметно очень. А ну, думаю, догадается Кащей, что у него водицу украли, если не долить до уровня. А под рукой ничего не было. Только отлить хотелось сильно. У меня особенность такая у организма. Как напряжение какое или стресс – я в туалет по-маленькому хочу. Часто и помногу. Я и подумал, мол, а чего делать-то. Ну и догнал водицы до уровня…

Когда Ваня заканчивал рассказывать, Серый Волк в припадке истеричного смеха катался по залитой солнечным светом поляне и сквозь приступы хохота повторял раз за разом:

– Дурак. Ой, дурак. Ну дурак же, форменный.

III. ПОБЕДИТЕЛЕЙ НЕ ЛЮБЯТ

– Ты, Ваня, в следующий раз на турниры не записывайся, – проговорил Волк на бегу, – лучше сразу на площадь выходи и кричи всем, что ты сын сатаны. Пусть уж лучше тебя, дурака, сразу зашибут.

– Так я же не думал, что у них всё так мудрёно, – задыхаясь от быстрого бега, ответил Иван, игнорируя вторую часть предложения Серого Волка. – Я ж думал, они взаправду на этих турнирах дерутся, как у нас на Масленицу, когда стенка на стенку. Тем более, в железяках все. Ни синяка, ни шишки им не поставишь.

Погоня стихала, и Волк с Иваном перешли на быстрый шаг.

– Вдобавок, – продолжал Ваня, – этот, в черной одёжке, который…

– Инквизитор?

– Ага, он самый. Как полоумный голосить начал.

– Ну правильно, зачем им чемпион не из местных? Политика, Ваня, чистой воды политика.

– Чего? – не понял Иван.

– Ну, это как шахматы, только сложнее, хитрее и подлее.

Иван остановился.

– Какие такие шахматы?

* * *

– Мил человек, подскажи, чего там народу столько, возле замка-то?

Закованный в латы всадник, которого они только что догнали, надменно оглядел Ивана с Волком и нехотя ответил:

– Турнир.

– Это как это? – спросил Иван уже у Волка.

– Потеха у них такая, – пояснил Серый Волк. – Соберутся и в поединке выясняют, кто самый сильный, ловкий и в ратном деле умелый.

– Ага, – сказал Иван. – Интересненько.

В участники турнира записывали только знатных особ, и Иван, с гордостью достав из-за пазухи свиток, подтверждающий, что он является мужем Василисы, царёвой дочки, предъявил его щуплому писарю с изъеденным оспинами лицом и перепачканными в чернилах пальцами.

– Ты ж говорил, что налегке из дворца ушёл? – удивился Волк.

– Налегке, – согласился Иван. – А грамотка, она ж не тяжёлая.

Писарь посмотрел на странную пару и поинтересовался:

– В каком виде поединков желаете участвовать? Мечи, копья, стрельба из лука?

Иван задумчиво почесал затылок, и выдал:

– Да во всех.

– Не много ли на себя берёшь, Ваня? – поинтересовался Серый Волк.

– Ну хоть в каком-то мне должно повезти! – пояснил свой выбор Иван.

Площадка для поединков мечников, огороженная толстыми брёвнами, была утоптана не одной парой ног.

– Вы действительно желаете выйти на поединок без лат? – поинтересовался странный мальчик в чудной шапочке, украшенной пером.

– Да на кой они мне. Только мешаются, – ответил Иван.

– Что ж, воля ваша, сэр, – сказал мальчик и вышел в центр площадки объявлять поединок.

Увернувшись пару раз для приличия от неповоротливого и закованного в латы воина, Иван повернул кладенец плашмя, да и стукнул благородного сэра по лбу. Латник помотал головой под шлемом, очевидно пытаясь стряхнуть посыпавшиеся из глаз искры, неуклюже шагнул в сторону, наткнулся на загородку и с металлическим грохотом упал.

На том бой и закончился.

– Вань, ты зачем его так?

– А чего ж мне, голову ему рубить было нужно? Так он вроде б то мне плохого ничего не делал. А кладенец, ты ж сам знаешь, если рубит, то в капусту. Ну вот я его плашмя по башке и стукнул.

Серый посмотрел в сторону ошарашенного бойца, вокруг которого суетилось несколько человек, безуспешно пытаясь снять приплюснутые в районе лба доспехи.

– Хм, а я уж думал, что если человек дурак – это надолго.

– Погоди-погоди, Серый, вот турнир выиграем, мне какое-нибудь прозвище обязательно дадут красивое! Иван Благородный. Или Беспощадный. Или Иван Красавчик! Я тут между этими балбесами в латах потолкался – оказывается, они не просто так всё затеяли.

– Надо же! – деланно изумился Волк.

– Они во имя какой-то Марии-Изабеллы дерутся. А, ну и денег им там дадут.

– Вон она, – Волк мотнул головой в сторону возвышения, на котором сидел местный король с супругой и какая-то худосочная девица с надменным выражением лица, – Мария-Изабелла ваша.

– Святые угодники! – изумился Иван. – Кожа да кости. И бледнющая какая! Её что, в темнице держат? За что тут драться-то? Нет, Серый, нам такого добра не нужно. Мы будем драться за деньги!

– Ну прямо солдат удачи какой-то! – не то изумился, не то съязвил Волк.

– Да и официально-то женатый я.

Между победителями первого тура быстро провели жеребьёвку, и поединки начались по новой.

Второй бой мечников занял у Вани и того меньше времени. Не дожидаясь, пока увалень в латах пойдет в атаку, Ваня в два прыжка оказался возле него и, ловко взма