Разговор

— Доброе утро, мама. Сегодня отличная погода. Светит солнце, дует лёгкий весенний ветерок. Я шагаю по дороге в резиновых сапогах. Ночью прошёл ливень, и на улице полно луж. Я люблю ходить по лужам. Ну ты в курсе, мам. Помнишь, когда я был маленький, ты говорила мне: «нет, Дима, не надо, лучше обойди, здесь глубоко», но я тебя не слушал и смело шёл в центр огромной лужи. Конечно, ты была права — там было чертовски глубоко, в мои сапоги мгновенно затекала холодная вода. А мне было плевать. Я радовался и прыгал. Брызги летели во все стороны, попадали на прохожих, которые ругались и просили тебя унять своё взбесившееся чудовище, на машины, которые молча принимали душ и смиренно ждали хозяев на парковке, словно лошади в конюшне. Как было бы здорово, если б некоторые люди превратились в автомобили. Тогда они вместо противных слов выпускали бы выхлопные газы. Это, конечно, отрицательно скажется для окружающей среды, но зато не будет повода для расстройств и слёз. Потому что «взбесившееся чудовище» очень обидно, правда, мам? Мне-то, конечно, плевать, а вот для родителей всегда неприятно слышать от посторонних такое. Хотя иногда ты сама называла меня глупым, упрямым, непослушным, гадким, омерзительным ребёнком или просто исчадием ада. Напрыгавшись, я выходил из лужи и получал оплеуху. Кепка слетала на землю от твоего удара. А мне было всё равно, я улыбался. Знаешь, почему? Потому что миссия была выполнена. Вымышленные вражеские корабли потоплены и наши опять победили. Ха-ха! Ты зло хватала меня за руку и тащила домой, а я семенил следом, хлюпая носом и водой в сапогах, помнишь? Прошли годы, я стал умнее, мам, подрос и размер моей стопы — сорок два сантиметра. Я теперь ношу другие сапоги, они больше и выше, чем те, из моего детства, в них вода внутрь не попадает, прыгай сколько хочешь. И я прыгаю. Со стороны это выглядит, наверное, дико, а мне пофиг. Почему, став взрослым, я должен меняться? Не хочу, чтобы во мне навсегда умер тот розовощёкий пацан в оранжевой футболке и синих шортах. Не хочу превращаться в скучного тридцатипятилетнего мужчину в выцветшей куртке и потёртых джинсах. Какая-то сумасшедшая тётка кричит на меня, крутит у виска пальцем. Кажется, я её обрызгал. Ахха-ха, иди отсюда, нечего пялиться. Я хотел извиниться, но после того, как ты, да-да, с такими базарными бабами я на «ты», обозвала меня уродом, передумал. Что? Закрой рот, тётя Ужас! Ты себя в зеркало-то видела? Мои нервы уже на пределе, ещё слово и я за себя не ручаюсь. Иди, говорю, что прилипла к асфальту? Сама такая, а я умный, смотри какие сапоги классные, удобное голенище, при ходьбе не болтаются, сидят отлично, за пять тыщ брал. «Хантер». Слышишь? «Хан-тер». Это фирма такая, в переводе с английского означает охотник. Что? Сама иди туда, дура! Я тебя щас опять обрызгаю! Ха-ха, сразу убежала, трусливая жопа! А тебе чего, дядя? У меня тут война. «Страшный» против «Такасаго». Колчак против Хэйхатиро. Понял? Идиот? Это я-то? Ну погоди, вот вылезу из моря на сушу, и ты у меня получишь. Стой, куда побежал? Лови камень, хрен моржовый. Эх, жаль, промахнулся. Беги-беги, кролик лысый. Видишь, мама, я самостоятельный, могу за себя постоять. Ты бы гордилась мной, правда? Сидишь себе там, на облаке, и наблюдаешь. Всё тебе видно. А я тут один. Воюю. Против этих. Вон их тут сколько. Ходят и глазеют на меня, как будто я — товар в витрине магазина. Как я устал, мама! Иногда мне тоже хочется вспорхнуть на небо и покоиться там среди ангелов. Но я должен жить. Обязан, потому что дети — это не просто цветы жизни, но и сама жизнь, мам. Каждый день я напоминаю себе об этом. Хорошо, что у меня есть маленькие радости, как в детстве. Помнишь, я прятал от тебя конфеты? Дожидался ночи и кушал их под одеялом, обмазывая шоколадом подушку. Ты, конечно, орала утром, наказывала меня, а мне хоть бы что. В одно ухо влетало, в другое вылетало. Минуло почти тридцать лет, мам, я закончил школу и училище, устроился на работу. Раз в месяц получаю зарплату и покупаю себе пакет разных сладостей. Пью чай с зефирками и мармеладками, кушаю тортики, наедаюсь до одурения, а потом лежу на диване и балдею. Знаешь, мама, в такие моменты я уверен, что детство никуда не ушло, оно по-прежнему живёт во мне, в нашей квартире, в этом городе. Я нашёл способ вернуться в него. Просто нужно повторять то, что ты делал, когда был маленьким. Иногда, чтобы вспомнить прежние ощущения, я незаметно беру с магазинной полки небольшую пачку печенья, разрываю упаковку и высыпаю содержимое во внутренний карман куртки, прохожу мимо кассы как ни в чём не бывало и спокойно иду к выходу. Снаружи кушаю ворованное печенье и не чувствую угрызений совести. Знаешь, почему? Потому что содеянное — неотъемлемая часть моего прошлого. Точно также я поступал и раньше, в детстве, без спроса брал конфеты из коробки, что дарили тебе на день рождения или на восьмое марта. Некоторые, кстати, попадались с ликёром. Чёрт, у меня от них болела голова. Тогда я не понимал почему, но сейчас специально покупаю «Амаретто» и пью его, наслаждаясь воспоминаниями лучшей поры жизни. Я делаю всё, мама, чтобы моё настоящее стало прошлым. А помнишь, как мы ходили в парк кормить уток? О, я никогда этого не забуду. Ты доставала батон из сумки и отдавала его мне со словами «держи, сделай доброе дело, сынок». Я отрывал куски батона и швырял в пруд. Утки дрались друг с другом из-за хлеба, а я звонко смеялся, держась за живот и указывая на них пальцем. Спасибо, мама, за те счастливые часы, проведённые в городском парке. После того, как ты покинула меня я продолжаю туда ходить. Каждое воскресенье. Это как священный ритуал, привычка, от которой невозможно отказаться. Сегодня утки будут сыты, мама, я обещаю. В рюкзаке их ждёт свежий большой батон. Я выхожу из лужи и направляюсь в парк, в наш парк, мам. Прохожие посматривают искоса, некоторые из них посмеиваются, другие же останавливаются и долго таращатся мне в спину. Я чувствую их колючий осуждающий взгляд. А вы что, никогда не разговаривали через наушники?! Я специально вдел их в уши и всё равно не помогает. Их не обмануть, мам. Что вам всем надо от меня, а? У меня важный разговор, понятно? Мама, ты слышишь? Алло? Алло? Ответь мне! И нечего совать носы куда не следует, тупые ублюдки! Я перехожу с шага на бег. Я убегаю от них, мам. Их слишком много. И все обращают на меня внимание. Чёрт! Мне нужно спешить к моим уткам. Отойдите, я просто хочу покормить их, а вы мешаете. Зачем они так поступают со мной, мам? Мучают меня. Дорогу! Эй, прочь! Где этот чёртов пруд? Ааа, вон, впереди. Скоро, скоро, мам. Наверное, я слишком громко говорю, надо потише. Уф-фух, запыхался. Вроде оторвался. Ха-ха, я быстрый, мам. Отдохну и пойду дальше пешком. Уже близко, фуух. Прохожу ещё несколько метров. Мам, ты помнишь этот дуб? Я забирался на него, а ты стояла под деревом и просила меня слезть, потому что боялась, что я упаду. Он по-прежнему тут, мам, а тебя — нет. Посмотри на него сверху. Всё такой же, правда? Могучий и вечный. Утки сдохнут, а он так и будет стоять, и шептать печальную песню, понятную лишь ему одному. А вот и они, эти прожорливые твари! Кто к вам пришёл? Хотите хлебушка? Утки-утки, кря-кря-кря, есть хотите, дя-дя-дя! Ахха-ха-ха! До сих пор помню этот стишок про гусей. Ты мне его перед сном пела. У тебя такой нежный голос, мам. Я засыпал почти сразу. Счастливый. И сейчас я тоже счастлив. Достаю из рюкзака батон. Отрываю горбушку и откусываю от неё кусочек. Потом ещё кусочек. Ммм, вкусно. Помнишь, я всегда съедал её перед тем как бросить хлеб в пруд? Вот вам, ловите! Ахха-ха, они устраивают настоящую бойню. Битва за Хлеб. Эти крякалки вечно голодные. А я — вечно молодой. В чём-то мы похожи. Вам тоже? Конечно, держите, на здоровье. Отдал полбатона бомжу. Бедняга. Он так жадно ест, будто неделю голодал. К нему подходит полицейский. Брезгливо смотрит и просит пройти с ним в машину. Я отворачиваюсь, но, похоже, страж порядка меня заметил. Подходит ко мне.

— Ты его знаешь?

— Нет. Я уток кормлю.

— Похоже не только уток.

— Это запрещено?

— А если б он выпить попросил? Посмотри на эту мразь. Рожа уже вся оплыла от спирта. Сейчас очухается и будет подаяние просить, чтобы пропить его где-нибудь. Шваль!

Полицейский сплюнул на землю.

— Что ты сказал?

— Я сказал, что полицейский сплюнул на землю.

— Зачем ты это повторяешь? Идиот, что ли?

— Сам ты идиот!

— Развернулся! Живо! Руки за спину! Статья 319 УК РФ «оскорбление представителя власти при исполнении им служебных обязанностей»... Чё ты там мямлишь?

— Я говорю маме, что щелкнули наручники на моих запястьях.

— Ну точно идиот, бля! Скажи ей, что тебя увозят в полицейское отделение и сегодня ты домой не вернёшься. Пусть приходит за тобой через неделю.

— Товарищ сержант, хотите со мной уток покормить?

— Забудь про уток, дебил.

— Но у меня ещё остался хлеб. Я зажал его в правом кулаке. Мне обязательно нужно покормить их. Иначе мама расстроится. Возьмите, пожалуйста, остатки батона и бросьте вон тем двум уточкам. У них селезни отобрали еду.

— Будешь уток кормить в психушке мочой и говном, идиота кусок.

— Мама, полицейский меня уводит. Чёрт, хлеб выпал. Надеюсь, его съедят. Ха-ха! Нет, не полицейского, а хлеб. Мама шутит, извините товарищ сержант.

— А ну-ка дай сюда телефон.

— Вот, пожалуйста.

— Ты чё сам с собой разговариваешь?

— Разве это запрещено?

— Погоди, сучёнок, приедем в отделение, я тебе подробно объясню, что запрещено, а что нет.

— Прости, мам, закончить хорошее дело не получилось. Приду сюда опять в следующее воскресенье. Вы же отпустите меня через неделю, товарищ сержант?

— Если ещё дышать будешь к тому моменту. Пошёл, мразь!