Степан и яблоко раздора

— Ты смотришь на меня оттуда, как фашист из-за бруствера, — прошептала Эльвира, гладя стиснутую мощными ляжками голову, стоящего перед ней на коленях Степана, едва судорога очередного оргазма стала отпускать её благодарное тело.

— Это как? — сплевывая жесткие кудряшки начальницы, поинтересовался польщённый результатом своего усердия Стёпа.

— Хитро и торжествующе. — ответила женщина, умиротворённо расплескавшись бидонами грудей по складчатому рыбьему животу. — Не смотри так больше, мне стыдно.

— А Вам, Эльвира Александровна, не стыдно, что мы даже двери в архив не закрыли. Ну, как зашёл бы кто?

Для двадцатилетнего Степана с его маниакальным стремлением еbать всё, что шевелится и не приколочено, а то, что приколочено — отколачивать и еbать, новая начальница проходила как раз по разряду приколоченного, то есть банально была замужем. Тот был какой-то обкомовской шишкой средней руки, с персональными холуями, чёрной Волгой и ништяками из спецраспределителя, но разве такие мелочи могли смутить зеленоглазого красавчика с томностью Чайльд-Гарольда и напористостью одичавшего кролика. Глупый, глупый Стёпа. Он тогда ещё не знал, что выбирают женщины, и только женщины. И все щенячьи обнюхивания и припадания на лапы были не его хитрым донжуанским планом, а всего лишь недолгим путешествием по дорожке из хлебных крошек, умело рассыпанных опытной рукой скучающей милфы.

Билетов на Дону Флор было в ту зиму «ни купить, ни украсть», что не мешало наивным оптимистам с раннего утра опоясывать билетные кассы двойным кольцом очереди. Однако Эльвира, конечно же, в них не стояла, а вместе со всем партхозбомондом отсмотрела новинку прямо на премьере. И сейчас идя по Невскому рядом со своим юным амантом, она, раскрасневшаяся от холодного ветра и горячих воспоминаний, оживлённо рассказывала невежественному спутнику о том насколько Бруно Баррето в своих разнузданных откровениях превзошёл первоначальный замысел Амаду, как достоверно в аптекаре показана мужская порядочность и доброта, и как задорно болтался бантик на конском пенисе главного героя.

В тот день Эльвира подарила Степе какое-то совершенно экзотическое яблоко, размером с голову пионера и красующейся на переливающемся всеми цветами спектра боку наклеечкой, высокомерно заявляющей, что фрукт сей отнюдь не из местного гастронома, а как раз-таки из недоступного, но столь вожделенного плебсом мэйд ина. Задержавшись на «Мосту шестнадцати яиц», они облокотились на парапет, потому что Эльвира вздумала покормить вездесущих помоечных чаек заварными пирожными. Заметив, как жадны стали мечтания её спутника о вуайеризме бразильских карнавалов, она вкрадчиво сказала:

— Я, пожалуй, смогла бы и тебе достать билет. Только у меня есть условия: чтобы я больше ни Ирку, ни Татьяну эту рыжую в твоём обществе не видела, понял? На пушечный выстрел. И, вообще, глазищи свои наглющие хватит растопыривать куда ни попадя. Не расстраивай, одним словом, тётю Элю. — закончила она учительским тоном, и вернувшись к прежней игривости, добавила: — Ты яблочко-то кушай, кушай. Сладкое яблочко-то. Ты же до дармовщинки ведь сам не свой.

Степа, как всякий страдающий комплексом финансовой несостоятельности юнец, тут же впал в амбицию:

— Я тебе что — жеребец нанятый? Что ты вообще видишь во мне, кроме машины для еbли? У тебя муж законный есть, ты у него как у Христа за пазухой. Только вот зло срывать от своей вечной недотраханности на нём ты не можешь, тебе для этого шавка беспородная нужна. Так что ж ты с ревностью своей, да к дворняжке шелудивой? — Степа задыхался от обиды. На свою нищету, на укутанную в норку барыню, прячущую озябшие руки в старорежимную муфту, на то, что ничего-то он не может ей дать, кроме, как себя au naturel, и, в конце концов, на то, что она не так уж и неправа. — Купить меня хочешь? А вот хрен тебе! Не продаётся. Встретимся, когда я стану не беднее твоего мужа. Тогда и поговорим у кого яблочки краше.

Взбешённый и униженный Стёпа хрястнул яблоко об лёд Фонтанки и резко развернувшись, не оглядываясь зашагал в сторону Литейного. Женщина, тяжело прислонившись к постаменту одного из клодтовых коней, грустно поглядела ему вслед.

— Ах, мой милый мальчик, — задумчиво прошептала она, — ты ещё не понимаешь, что женщине для счастья не нужен аптекарь. Ей нужен Гуляка.