Змеиный узел. Глава V

К обеду в общежитие вернулся усталый Вячеслав.

— Что у тебя, Слава?

— Поговорил я с егерями. Говорят, что с местными проблем почти нет, но бывает, что при встрече обмениваются выстрелами.

— Дикий Запад какой-то! Дети с дубинками и самострелами, взрослые в егерей стреляют.

— Если бы только взрослые. Виталик наш тоже замечен был: попался в заповеднике с ружьем, на требование сдать оружие егерям ответил выстрелом.

— Наш пострел везде поспел. Как они поняли, что это Виталик? Они же из другого района.

— По их описанию вылитый он.

— Возможно. Надо бы очную ставку провести... Это когда было?

— Прошлой осенью.

— Еще что?

— Все как говорил участковый: подтвердили, что есть в заповеднике зоны, где ощущается воздействие на психику человека и животных и места, где внезапно испытываешь сильный ничем не объяснимый страх. Говорят, что там часто бывают густые туманы и компас врет постоянно.

— Объяснение дали какое-нибудь?

— Говорят, что до Чернобыля такого вроде не было.

— Но не уверены?

— Нет. Один из старых егерей два года назад застрелился, второй, по их словам, умер от водки.

— Насчет водки пошли запрос. Надо уточнить, что за причина такая «от водки».

— Это же другой район.

— Ничего страшного, запроси через область. Что с другими егерями?

— Эти стараются без нужды вглубь заповедника не лезть, все больше по границам. Еще сказали, что там что-то вроде снежного человека живет. Лешим его называют.

— Час от часу не легче. Тут же и другие леса такие. Почему заповедник именно там?

— Они не знают, но границы у заповедника еще, как минимум, со Сталинских времен. А вообще, там ориентироваться тяжело: просек и квартальных столбов нет и никогда не было. Обещали копию лесного плана выслать в Дроновку в райотдел.

— Это хорошо.

— А у вас тут что?

— У меня наклевывается версия — убийство на почве ревности и неприязненных отношений.

— Кто? — Вячеслав взял список жителей.

— Некто Заурбек Киабеков.

— К кому?

— Елена Сапункова.

— Допрашивали?

— Весьма смазливая особа. Горячий южный человек мог на такую красотку запасть.

— И совершить такое преступление?

— Может быть, Слава, может быть... — Андрей Иванович задумчиво почесал щеку.

— Будем вызывать на допрос?

— Пока нет. Я позвонил в район, попросил санкцию на обыск. Завтра приедут райотделовские и прокурорские — проведем обыск.

— Что будем искать?

— Что угодно, но, прежде всего, наркотики, о которых говорят все местные. Вообще тут своеобразный народ: немцы валят на таджиков, а русские — на немцев. Это понятно, люди привыкли обвинять в бедах того, кто отличается. Многим досадил. Вопрос: кто первым решил, что он не тварь дрожащая, а право имеет решить судьбу Андрея? Разберемся... Ты еще успеешь сегодня отыскать местного бича Красотьевича и допросишь на предмет сбора грибов в окрестных лесах, пока я займусь следующим. Будешь выходить, пригласи, кто там в коридоре.

— Хорошо. Ну, я поехал?

— Шофер помогает?

— Василий — хороший парень, водит эту колымагу отлично, вежливый. Оказывается, в разведроте морской пехоты срочную служил.

— Езжай, а после Красотьевича загляни домой к директору, только аккуратно и вежливо пообщайся с женой и детьми, особенно младшим. Проявляй дружелюбие и сразу же демонстрируй ожидание. Не вздумай на них давить!

— Понял.

***

 

— Куда изволите? — спросил водитель, когда Слава уселся в машину.

— Где у вас Красотьевич обитает?

— Колька-то? Это на «старой» деревне возле директорского большого огорода. Поедем?

— Поехали. А что у директора огород так далеко?

— Там у него большой, с картошкой, — по пути охотно объяснял Василий, — а возле дома — маленький. Сам Коля чудак-человек — директор ему новый дом предлагал после пожара, а он ни в какую. Построил себе халупу и живет в ней бобылем со своей чуней. Разговаривает с ней, чудила, Муськой зовет. Нестоящий человек, даже на гармошке играть не умеет. Нет, чтобы бабу себе найти! А он со свиньей...

— Василий, а вы женаты? — спросил Слава, посмотрев на лежащие на руле жилистые руки. Кольца на правой не было.

— Я-то? Я пока холостой, из армии недавно вернулся. Хочу пока погулять, — заговорщицки подмигнул Василий. — Девок-то горячих вокруг полным полно, — скабрезно захохотал он, сверкнув железным зубом.

Славу стал напрягать разговор.

— Хотите познакомлю? — отсмеявшись, спросил водитель.

— Спасибо, не надо.

— Ну, ежели что, то всегда готов.

Въехали на «старую» деревню, двинулись по улице, с правой стороны которой тесно лепились друг к другу потемневшие деревянные домики, а левая сторона обрывом нависала над речушкой, вытекавшей из пруда.

— Это еще довоенная часть, — рассказывал шофер.

— А «новая» вся из финских домиков? — вспомнил слова участкового Слава.

— Да, кроме тех домов, что вокруг конторы — они старые. Еще есть в лесу два дома, что напротив общежития, и улица, от края деревни до конторского сада, на которой стоит дом Родиных — тоже старой постройки.

— Чуть не пол деревни.

— Пол не пол, а четверть будет.

— Почему тогда «старой» только эта часть называется?

— Не знаю, так всю жизнь называли. С той стороны речки — «новая», с этой — «старая». На «новой» у всех водопровод есть, а у директора даже ванна, — яростно рванул рычаг переключения скоростей водитель. — У него в доме еще и кухня сделана. А на «старой» из колодцев воду берут.

Неожиданно машина остановилась.

— Приехали. Вам вон по той тропке, — палец водителя указал на пыльную дорожку меж зарослей крапивы и малины. — Пройдете и увидите в саду справа дом, его тут «хижиной дяди Коли» называют.

Следователь протопал по указанному маршруту. Возле хижины, сколоченной из обрезков досок, фанеры, листов железа и рубероида, вольготно разлеглась огромная пятнистая свинья.

— И у вас в Карельских скалах на общественных началах, если только захотите, будет личный водолаз, — душевно выводил хриплый голос за стеной.

Возле порога валялась драная рогожа. Слава вытер об нее ноги и постучал в покосившуюся на ременных петлях дверь. Свинья лениво приоткрыла левый глаз и окатила приезжего нескрываемым презрением.

— Что надо? — спросила хижина.

— Здравствуйте, мне Николая.

— Заходи.

Слава, пригнувшись, вошел. Внутри дома, на железной кровати под чудом сохранившимся драным балдахином, серым от многолетней пыли, вальяжно возлежал одетый в кальсоны и застиранную гимнастерку с сержантскими погонами заросший распутинской бородой мужик.

— Чего надо? — с хрустом почесав желтыми ногтями левой ноги правую пятку, спросил он.

— Я следователь, Вячеслав Ильич Латешев, — Слава махнул перед лицом лежащего красной книжечкой.

— Очень приятно! — мужик вскочил и ловко сунул Славе гнутый венский стул, — присаживайтесь. Чай, кофе?

— Спасибо, не надо.

— Может быть немного кальвадоса?

— Нет, спасибо.

— Сигару предложить не могу, — шаркнул ногой по фанерному полу хозяин, — закончились. Надо в Дроновку ехать. Так что вас привело в эту юдоль скорби?

— Я расследую убийство Андрея Родина.

— Помилуй Господи, я-то тут при чем?

— Вас мне рекомендовали как специалиста по здешним лесам.

— Леса здесь удивительные, но в тоже время такие странные. Но насчет специалиста врут, — польщенно сказал Красотьевич, усаживаясь на круглый деревянный табурет. — Что это я? — спохватился он, — ... голый перед гостями. Сейчас!

Он заметался по комнате, нырнул за недоходящую до потолка перегородку, сколоченную из тарных ящиков. Кроме перегородки в комнате были ободранный буфет с мутными стеклами, деревянный круглый стол с жестяным чайником и свечой. Обстановку дополнял большой битый жизнью черный чемодан, стоявший у стены. Хозяин вынырнул обратно в красной шелковой рубахе, серо-синих брюках со штрипками и скукоженных хромовых сапогах.

— Так что вы хотели? — вновь усаживаясь на табурет, спросил он.

— Я буду вести протокол. Не возражаете?

— Мог бы, но не буду.

— Хорошо, — Слава достал из папки бланк и блокнот, ручку. — Фамилия, имя, отчество?

— Николай Петрович Красков.

— Про убийство Родина вам что-нибудь известно?

— Ну как сказать? Знаю, конечно. Как не знать? Как говорится, что знают двое, то знает свинья, а моя Мария всегда в гуще событий.

— В смысле?

— Свинью мою так величают. Она все новости собирает по деревне и мне приносит.

— Как приносит?

— Она разговаривает, — таинственно понизил голос Красотьевич, — только это тайна.

— Хорошо. И что она рассказывала про убийство Андрея?

— Андрея убили из мести.

— Это вам свинья сказала?

— Называйте ее Марией, прошу вас, а то обидится! — взволнованным голосом тихо сказал Николай и продолжил. — Да, именно она сказала.

— А кто убил?

— Убийц было двое: один выше, другой пониже.

— А имена, фамилии?

— В паспорта им она не заглядывала.

— Еще что-то?

— Его бы убили, даже не зайди он в этот лес, но когда зашел...

— Почему?

— Судьба такая, — хозяин пожал плечами. — От судьбы не уйдешь. Вот у меня тоже судьбина тяжелая. Дом сгорел, с работы подло уволили. Только Мария одна у меня отрада. Она из благородных. Ее роду почти сто лет!

— Не знал, что у свиней родословная есть, — изумленно свел брови следователь, — думал, что только у собак.

— Собаки это что? Тьфу, — хозяин смачно плюнул на пол, — плюнуть и растереть, — сапог повозился по плевку, — а в свиньях всегда есть порода.

— Давайте вернемся к убийству.

— Давайте вернемся. Он не первая и не последняя жертва. Мерзкий был мальчонка, между нами говоря. Это из-за него я потерял работу.

— Как?

— Я сторожем на току работал, а он ночью пришел и просил мешок зерна продать. Слаб душой человек, — вздохнул Коля, — я и продал. Я же как лучше хотел, помочь по-человечески. Тут из темноты Владимирыч прыг и меня поймал. Андрюхе-то с Виталиком смех, а меня уволили.

— Виталий тут при чем?

— Он там тоже с отцом был, руки мне крутил, подлюга рыжая! А еще он однажды Марию, душу чистую и непорочную, оседлал и катался на ней, похабщик! Убивать таких надо! Тогда еще и сестра его двоюродная, фифа городская, на несчастную животинку взгромоздилась.

— И что, после увольнения с тока вы не работаете?

— Почему же? Чай я не тунеядец какой, не «лишний человек». Взял меня Владимирыч на ферму сторожем, а тут опять Андрюха этот. И зудит, и зудит, как мелкий бес: продай теленка, да продай теленка. Слаб человек — продал я ему теленка. Директор узнал и опять меня уволил. Чуть под суд не отдал из-за дурака этого. Теперь я вольноопределяющийся. При пилораме временами помогаю, да так, где кому что по мелочам подсобить. Егоровне вон огород охраняю, — кивнул в сторону стенки домика. — Рыбу ловлю, грибы сдаю в заготконтору, живу мало-помалу.

— Понятно. Что про убийство еще можете добавить?

— Мария сказала, что бабка Фомячиха не просто так сгорела. Это месть была.

— Месть за что?

— Этого Мария не сказала.

— Кстати, отчего сгорел ваш дом?

— Я думаю, завистники подожгли!

— Завистники? Вам кто-то завидовал?

— Напрасно вы так думаете, молодой человек. Вон у меня какая умная свинья — любой позарится.

— Думаете?

— Берегу как зеницу ока.

— Не холодно тут зимой?

— Нет, Мария тепла много выделяет, да и «буржуйка» у меня имеется, — хозяин подскочил, прыгнул к буфету и отдернул висящую сбоку замызганную красную штору, размерами и золотым шитьем букв, подозрительно похожую на бывшее знамя, — смотрите.

— Понятно. Насчет местных грибов что скажете?

— Места надо знать, места. В разные годы разные грибы и в разных местах. Кстати, могу сушеных грибов недорого продать — жена суп сварит, пальчики оближете, и будет вам спасибо говорить.

— У меня нет жены, — смутился Слава.

— Жена — дело наживное. Было бы корыто, а свиньи найдутся. И еще запомните, это важно. Всегда, когда варите грибы, нужно обязательно в кастрюлю луковицу класть.

— Зачем?

— Если там есть ядовитые грибы, то луковица станет фиолетовой.

— Да? Не знал. В заповеднике вы грибы собираете?

— Там нет — дурное место. Я туда не ходок.

— А в Чайках?

— И туда не ходок. Змей там много, да и прочая пакость из заповедника забредает.

— Например?

— Лешие всякие, гнус крапивный...

— Мэтушки, что за грибы?

— Чудесный гриб, это вам не какие-нибудь рядовки. Гриб просто чудесный, но редок.

— Опишите.

— Имеет буровато-коричневую или каштановую шляпку, — Слава прилежно строчил авторучкой в блокноте. — У молодых грибов шляпка выпуклая, потом становится плоской с загнутыми кверху краями. Мякоть сначала белая, а затем желто-зеленая, плотная. Ножка плотная, желтовато-коричневого цвета, при нажатии пальцем — синеет.

— Как его едят?

— Жарят, варят, маринуют, солят, сушат, бывает, едят сырым.

— Где растет?

— Вот по левую сторону дороги на Борки, напротив заповедника и растут они. Андрей за ними пошел?

— Я не могу раскрывать тайну следствия.

— А их нет еще. Кто-то его обманул. Или он обманул кого-то. Вы долго в Карловке пробудете?

— Не знаю, пока убийцу не найдем.

— Убийц.

— Ну да, убийц.

— Я вам грибов принесу свежих — пожарите.

— Нам некогда, да и не на чем их жарить.

— Я сам пожарю и принесу.

— Не стоит.

— Право слово, мне не трудно. Простые грибы искать и то, говорят, счастье нужно, а уж мэтушки и подавно.

— Спасибо, — Слава протянул Красотьевичу протокол. — Прочтите и если все верно, то напишите снизу: «С моих слов записано верно. Мною прочитано» и распишитесь.

— Ручку можно?

— Возьмите.

— Спасибо.

Получив показания, следователь положил в папку бланк протокола и блокнот с пометками и направился к выходу. Но, не дойдя резко остановился. 
— Скажите, — пораженный внезапной мыслью, спросил Слава, — вы же, судя по речи, образованный человек?

— Да, — смущенно покраснел так, что румянец был виден даже сквозь загар и толстый слой грязи Красотьевич, — окончил в Иркутске музыкальную школу по классу скрипка. Творческая, извините за выражение, интеллигенция.

— И что вы делаете в этой глуши? Как вас занесло сюда из Иркутска? — поразился Слава.

— Я же говорю, нелегкая судьбина занесла меня в место, где музыкой считают лишь гармошку да группы «Ласковый май» и «Сектор газа», но я бы не хотел об этом говорить, тем более что перипетии моей жизни никакого отношения к предмету нашего разговора не имеют.

— Понятно. Спасибо за уделенное время, если что-то нам еще понадобится, мы вас обязательно вызовем, — Слава открыл дверь. — До свидания.

— Насчет грибов подумайте, — неслось ему вслед.

Он вышел из хижины, встретив неожиданно внимательный и осмысленный взгляд свиньи, и, внутренне поеживаясь под ним, сквозь густой крапивно-малиновый запах, зашагал к машине.

— Скоро еще кто-то умрет! — неслось ему в спину. — Манька не ошибается!

 

От странного погорельца Слава вернулся к машине.

— Куда дальше? — спросил шофер.

— До директорского дома далеко?

— Вон туда, — рука Василия указала в сторону «новой деревни», — дальше речку пересечь и по тропиночке до асфальта. По правую руку будет сгоревший дом Фомичевых. Перейти через асфальт и дальше по саду прямо — аккурат с задов к дому выйдете. Но с задов не советую подходить, у них три собаки — могут порвать. Поедем?

— Поехали, — садясь в машину, решил следователь.

Проселком проскочили по «старой деревне» до прудика.

— Как много скворечников, — обратил внимание смотрящий на тесно жмущиеся друг к другу домики Слава.

— Это старый карловский обычай, — объяснил шофер. — Тут семьями скворцы живут. Годами сюда прилетают. Над каждой хатой свои и их по фамилиям хозяев величают.

— Неужели они так отличаются? — удивился следователь.

— Отличаются! Фроловских скворцов никак с Цапковскими не спутаешь, а скворцов Куцых с Крахиными, — ответил Василий в тот момент, когда газик выбравшись на асфальт, проскочил плотину у озера.

— Вы не шутите? — недоверчиво посмотрел на шофера Слава.

— Никак нет, чистая правда. У любого карловского спросите, если не верите. Как дальше поедем? — затормозил напротив клуба Василий. — Можно по прямой проселком, а можно вокруг по асфальту.

— Поехали вокруг.

— Сад у них знатный, — дорогой рассказывал Василий. — Боровинка, шелковка, штрихель, антоновка, грушовка, скрижапель и прочая замухрышка всякая.

Проскочив асфальтовую петлю, сжимавшую большой фруктовый сад, съехали на проселок, подкатили к мощным воротам. Слева от ограды на пригорке стоял большой кирпичный гараж с двойными металлическими воротами.

— На калитке звонок. Кнопку нажмите, откроют.

Слава вышел из машины, подошел к калитке, нажал кнопку. Во дворе зло залаяли собаки, истошно заорал петух. Минут через десять раздался хруст гравия под чьими-то ногами. В калитке приоткрылось окошко, из него на следователя пристально посмотрела светловолосая женщина.

— Здравствуйте. Вы к Владимиру Викторовичу? Его нет.

— Нет, я к вам, Екатерина Егоровна, — ответил Слава, показывая удостоверение.

— Входите, — лязгнул засов, и калитка приоткрылась, — собак не бойтесь, они на цепи.

Вслед за хозяйкой следователь прошел по двору, по которому лениво бродила пара мощных рыже-бурых куриц. Возле крыльца в горделивой позе застыл крупный разноцветный петух, проводивший Славу презрительным взглядом. Следователь за хозяйкой поднялся на крыльцо.

— Не разувайтесь, — заметив попытку гостя снять обувь на веранде, сказала хозяйка. — Проходите так, я потом полы помою.

— Скажите, а это у вас что? — вошедший Слава с недоумением смотрел на стоявший в прихожей на подоконнике прямоугольный деревянный ящик, в котором росли два ядреных мухомора и полевой хвощ.

— Это? Это мухоморы и хвощ...

— Я вижу. А зачем вы их выращиваете?

— Мухоморы от мух — просто отличное средство. «Дихлофоса» в нашей глуши днем с огнем не сыщешь, да и говорят, что его наркоманы весь скупили. А мухоморов в лесу полным-полно. Еще старшему нашему растирки делаем, у него нога покалеченная. Носятся сломя голову, — проворчала женщина, — потом ухаживай за ними. А хвощ это на витамины. Дети салат из него делают. Это вам не как у других пошлость, что окна фикусами да геранью заставлены. У нас польза сплошная.

— Понятно. Скажите, есть такие грибы мэтушки, — словно между делом спросил следователь. — Слышали ли что-то про них и доводилось ли вам их пробовать?

— Нет, слышать слышала, а пробовать не доводилось. Чайку не желаете испить?

— Нет, спасибо.

— А то, может, лапшички похлебаете? У меня с курицей лапша — пальчики оближешь. Вы не стесняйтесь, у нас все по-простому.

— Нет, благодарю. Я вот по какому делу, — глядя на портреты Сталина и Ленина в позолоченных рамках, висевшие на стене напротив входной двери, справа, сказал следователь.

— Вы про убийство? — не дав договорить, спросила Екатерина Егоровна и перекрестилась. — Страшное дело, страшное! Точно без наркотиков тут не обошлось! Еще и «Дихлофос» из магазинов пропал...

— Много у вас наркоманов в деревне? — теперь взгляд Славы переместился на висящие в простенке меж двух дверей роскошные лосиные рога, украшенные коллекцией головных уборов. Особенно выделялись танкистский шлем и армейская офицерская фуражка.

— У нас-то? У нас, Бог миловал, немного, но есть, как без этого? Как «сухой закон» докатился до нашей глуши, так и появилась нечисть эта.

— А если конкретнее? Можете кого-то назвать? — внимательный взгляд ухватил закрывающие дверные проему занавески из обернутых порезанными открытками скрепок.

— Да что далеко ходить? Среди переселенцев много наркоманов, я уверена...

— Переселенцы?

— Мы так беженцев называем — из Узбекистана, Нагорного Карабаха, Сумгаита. Им тут дома понастроили — целых две улицы. А они, вместо того чтобы работать, приворовывают да наркоманствуют.

— Екатерина Егоровна, скажите, не происходило ли в деревне в последнее время что-нибудь необычное, загадочное или просто странное?

— Полным полно! Как раз перед убийством Андрея дело было: смотрю, курица черная по огороду ходит, падла. Думаю, от соседей прилетела.

— Простите, от каких соседей? Вокруг же нет никого.

— Вокруг нет, а в масштабах деревни... Вон, через дорогу Колька Лобан живет, вон там, — она показала направление рукой, — Иван Гусев — автобусник, а вон там, — очередной взмах руки, — две новых улицы.

— Из такой дали разве могла курица залететь? — усомнился Слава.

— Мало ли, курица-то черная... — Екатерина Егоровна сделала значительное лицо, — я всех оббежала. Бабка Максиманиха, склочня старая, сказала, что это ее курица. Еще все говорила: «Спасибо Валь, спасибо».

— Валь?

— Она меня так называет. Совсем из ума выжила, коряга трухлявая.

— Много у вас тут старушек?

— Хватает. Живучие падлы... Простите. Лет по 90, а все шустрят, да смотрят за всеми, педикюли проклятые.

— В смысле?

— Случается, что и курей воруют. Так вот, я же не досказала. Черед два дня приходит ко мне Ирка Пинчучка и...

— Простите, это какая Ирина? — перебил Слава. — Мать или дочь?

— Старшая, которая продавщица. И спрашивает про курицу. Представьте себе! Это оказалась ее курица! Пошли к Максиманихе, так та в амбицию впала и ни в какую не хотела куру отдавать! Проныра, каких поискать! Уже и крылья ей подрубила и за ногу во дворе привязывала пастись.

— Как подрубила?

— Топором.

— Крылья отрубила?

— Перья на концах крыльев, чтобы не летала. Это называется крылья подрубить.

— Испугали. Я уже подумал, что совсем отрубила.

— Просто так говорится. Вот так там и было: бабка по клюву хочет погладить, а курица клюется. А к Ирке ластится. Вот говорят, что мозги куриные, а у кур тоже мозги есть!

— Куры у вас как на подбор, — согласился следователь.

— Ой, что вы говорите, — женщина постучала по столешнице и трижды сплюнула через левое плечо. — В нашей глуши так редко встретишь образованного человека...

— Да я почти ваш земляк, а вот Андрей Иванович из Москвы.

— Он старший у вас?

— Да, я при нем вроде помощника, а районные нам обязаны всяческое содействие оказывать.

— Видела его. Приходил к нам в бухгалтерию за талонами на обед. Представительный такой, импозантный... Аж из самой Москвы прислал, — со значением подняла глаза к потолку женщина. — Такое важное дело?

— Я сам удивляюсь, что его прислали.

— Часто вы у себя в городе в театры ходите?

— Да знаете, все как-то недосуг, — смутился Слава.

— Понимаю, все дела да дела... Без театров плохо — прикупишь себе какую-нибудь кофтенку, а выйти в ней на люди некуда. Что я все о своем, да о своем, — спохватилась Екатерина Егоровна. — Вы же по делу пришли. А вы не женаты?

— Нет.

— Ничего, у нас много хороших девушек. Приходите вечером в субботу на танцы, там и познакомитесь.

— В субботу? Но это же завтра...

— Завтра и приходите, — не смутилась женщина.

— Но завтра похороны Андрея... — не понял Слава.

— Похороны в час дня, а танцы в восемь вечера. Успеете.

— А что, танцы будут, невзирая на похороны? — не мог поверить следователь.

— Скорее всего, будут, — непонимающе посмотрела на него хозяйка. — Что тут такого?

— Ну, не знаю... — замялся мужчина.

— Так что вы хотели? — не дождавшись ответа, спросила Екатерина Егоровна.

— Хотел поговорить неофициально, по поводу убийства Андрея.

— Ужасное событие, просто ужасное! Кто мог совершить такое?

— Именно про это я и хотел поговорить. Кого вы подозреваете?

— Я много об этом думала... «Кто же мог такое совершить?» раз за разом спрашивала себя я.

— И к какому выводу пришли?

— Что без чая тут не разобраться, — хитро усмехнулась хозяйка. — Сейчас подам, подождите. У меня временами тонзиллит и я не могу без чая.

Она быстро принесла из кухни жостовский поднос с двумя кружками чая, сахарницей, глиняной тарелочкой с козинаками.

— Чай не пьешь — какая сила, чай попил — совсем ослаб. Сядем рядком да поговорим ладком. Берите козинаки, не стесняйтесь.

— Спасибо, — отхлебнул напиток Слава. — Чай у вас какой вкусный, давненько такого не пил.

— Чай с травами: чабрец, кипрей, зверобой, шалфей и мята, — отхлебнула из своей кружки женщина. — Дети собирают и сушат, а я завариваю. Вам насыпать с собой мешочек?

— Нет, что вы! Не стоит!

— Зря, очень хороший сбор: и для почек, и для печени, и для желчного пузыря. Только вот... — замолчала она.

— Что?

— Мужчинам со зверобоем надо аккуратнее, если часто его пить, то потенция слабеет ка-та-стро-фи-че-ски, — по слогам произнесла женщина.

Слава поперхнулся чаем и закашлялся.

— Зато кипрей убирает воспаление простаты, — женщина увесисто постучала следователя по спине.

— Давайте вернемся к Андрею, — победив кашель, попросил Слава.

— Андрей был парасюта еще тот и злыдень большой. Рот этот широкий, как у налима или лягушки, на Бурбулиса[1] похож. Хотя родители у него приличные: мама — главбух, отец — бригадир у трактористов. А вот сын получился оторва оторвой, оголтелый какой-то. Еще и других сбивал, подталдыкивал на пакости разные. Плохо влиял на Виталика, надо признаться. А насчет смерти — леса у нас страшные.

— Вы думаете, что если бы Андрей не пошел в лес, то остался бы в живых?

— Не знаю, остался бы или нет, но что в лес пошел зря — это точно. Тут же последнее время НЛО летают.

— НЛО?

— Шары такие огненные. Даже над нашим домом много раз по ночам оранжевый шар видели, что уж про глухой лес говорить?

— Его убили почти на опушке.

— Вы уверены? Может быть, убили в другом месте, а к опушке потом отнесли.

— Зачем?

— Чтобы быстрее нашли или чтобы предостеречь от походов в лес. Откуда мне знать? Вы следователь — вам и карты в руки. Я вас оставлю на минутку, — встала она со стула и вышла в кухню.

— Привет, — сказал Слава, постучав по столешнице. — Тебя Коля зовут?

— Здравствуйте, — ответили из-под скатерти. — Коля. Зачем спрашиваете, если знаете?

— Хотел убедиться.

— Убедились?

— Тебе там удобно?

— Да.

— Не хочешь вылезти?

— Зачем?

— Ну... — следователь не нашелся, что ответить.

— Вот вы сам и ответили на свой вопрос.

Повисла тишина, нарушаемая лишь тоскливым жужжанием мухи, прилипшей к полоске самодельной липкой ленты, закрепленной на плафоне лампы. Из кухни вышла хозяйка, неся тарелку с большими плоскими котлетами.

— Покушайте, вижу же, что вы голодный.

— Спасибо, как-то неудобно.

— Даже не выдумывайте! Ешьте, вот вилка, вот хлеб.

Слава взял вилку, нацепил на нее котлету, откусил.

— Если надо, то берите соль и перец. Недосол на столе, пересол на спине.

— Спасибо и так вкусно, — следователь быстро расправлялся с едой.

— Я в них зайчатину добавляю, — похвасталась Екатерина Егоровна.

— Да? — удивился Слава, зайца до этих пор не пробовавший. — Разве летом на зайцев можно охотиться?

— А мы и не охотимся. Наша кошка зайцев ловит и домой приносит. Я готовлю их. Не выбрасывать же? — задорно рассмеялась женщина.

— Даже не знаю, — Слава отодвинул опустевшую тарелку. — Давайте вернемся к Андрею.

— Что возвращаться? Печальное событие, но куда денешься?

— Так что вы можете сказать насчет этого убийства? — отодвинул пустую тарелку Слава.

— Скажите, а на следователя трудно учиться? — внезапно задала встречный вопрос Екатерина Егоровна.

— Мне легко было, но я школу с серебряной медалью закончил.

— Вы умный, — вогнала Славу в краску хозяйка. — Наш Коля тоже круглый отличник, а вот Виталик думает в Рязань на десантника поступать.

— С приводами в милицию?

— Да как они узнают? — отмахнулась Екатерина Егоровна. — Коля, выходи.

Подросток выбрался, поправляя очки.

— Здравствуйте, товарищ следователь, — он исподлобья уставился на Славу.

— Здравствуй, Коля.

— Коля, расскажи стихотворение, &