Пути Господни неисповедимы - 3 (в соавторстве с Чёрным Человеком)

Комсомолка Нинель Гусечкина сидела на верхней полке в бане. Распаренная, раскрасневшаяся, как омар, она думала об амбивалентности моногамии в свете парадигмы марксизма и чесала в паху. Чесала увлечённо, старательно, даже высунула кончик языка. Пах был пышен и кустист, как брови Генсека и непроходим, как джунгли в верховьях Амазонки. Афро-стайл ещё не сдался под натиском разнузданного минимализма. Капелька пота стекла по изгибам ушной раковины на мочку, вызывая у Нинель щекотное и смутное томление. Пальцы выпутались из зарослей междуножья, метнулись к уху, но замерли в миллиметре от него. Гусечкина что-то услышала. Кто-то тоненьким голоском виртуозно матерился рэперской скороговоркой прямо ей в ухо. В бане никого, кроме неё не было. Атеистическое воспитание не оставляло места для бесплотных голосов и говорящих березовых веников. А между тем от её пальцев речитативом доносилось писклявое: «Ахтыжйобаныйтынахуй!».

Под ногтем указательного пальца сидела упитанная, сытая мандавошка и материла комсомолку, как дворник сломавшуюся метлу. Глаза Нинель так выпучились, что она стала похожей на Надежду Константиновну Крупскую, увидевшую йети. Между тем ярость мандавошки сменилась отчаянием, и она жалостно запричитала, заламывая лапки, затянутые, как с удивлением заметила Гусечкина, в микроскопические белые перчатки.
— Ах, боже мой, я опаздываю! Ах, мои усики, мои лапки! Королева придет в ярость, если я опоздаю! Она именно туда и придет!
— Вы кто? — сказала Нинель и тут же поймала себя на мысли, что таки переборщила с синенькими капсулками, если ведет диалог с мандавошкой.
— Дед Пихто! — грубо рявкнуло насекомое, — Сначала шкрябают, где неположено, а потом знакомиться лезут. Меня, между прочим, ждут важные персоны!
— Где?
— В пизде, конечно же!
— А что там?
— Там чудеса, там леший бродит..., — в голосе мандавошки всхлипнула ностальгия.
— Чудеса? И... и что же они там делают? — поинтересовалась комсомолка, неминуемо краснея.
— Как и положено, — с надрывом прошептала собеседница, — Случаются...
Насекомое вцепилось лапками в белых перчатках в край ногтя, с пошлой эмигрантской тоской взирая вниз на манящие заросли комсомольской пизды. И тоненько завыло:
— Рооодина... пусть кричат «уроооодина!», а она мне нраааавится...
— Чудес не бывает, — отрезала Нинель, — Марксистско-ленинское учение отрицает этот пережиток. Чудеса — это несерьезно.
— Серьёзное отношение к чему бы то ни было, в этом мире является роковой ошибкой.
— А жизнь — это серьёзно?
— О да, жизнь — это серьёзно! Но не очень...
Глубина этой мысли настолько поразила комсомольское сердце, что, задумавшись, Гусечкина куснула ноготь. Мандавошка успела только коротко пискнуть: «Уйбля!» и щелкнула на молодых зубах последовательницы марксизма.
— Действительно... не очень, — пробормотала девушка, разглядывая темное пятнышко на ногте.
Мысли о бренности жизни почему-то ужасно возбуждали, и она решила вздрочнуть. Рукоблудила Гусечкина мощно и размашисто, чем внесла панику в ряды мирных мандавошек. Их атаковали. Война...
Над некогда райскими кущами разносился хорошо поставленный, брутальный баритон: «...вероломно и без объявления войны»... Над лобковой тайгой звучало: «Вставай, пизда огромная, вставай на смертный бой». До слуха испуганных насекомых донеслось нарастающее комсомольское «аааааАААА!!!».
Старый, опытный мандавош Квай—Гон Джин, магистр манджедай вскричал: «Это авианалёт, все в укрытие! Бегите в пещеру Вони!»
Оби—Ван Кеноби, ученик Квая, вместе с начинающим экстрасенсом Энакиным Скайуокером повели народ манджидаев к спасительному анусу.
Нинель тем временем испытала мощный оргазм. Вся промежность сокращалась, ходила ходуном под ногами беззащитных пиздожителей.
— Это землетрясение! Происки Дарт-Мола! — в панике пищали мандавошки.
Из провала влагалища вырвался гейзер горячего сквирта. Следующий толчок вызвал выброс газов, а за ним и извержение из кратера ануса, похоронившее под собой сотню несчастных. Выжившие в ужасе озирались. И тут из потоков говна начали выползать странные существа. Это были молодые и неопытные глисты, подползшие слишком близко к выходу в инфантильной мечте увидеть солнце. Толпа мандавошек застыла в страхе. Кто-то крикнул:"Это инопланетяне! Марс атакует!«. Старики крестились всеми лапками одновременно. Женщины истерили. Дети плакали. Так началась эпоха, получившая название «Пёздные войны».
Странные существа оказались воинственными глистоджедаями. Возглавляемые графом Дуку они вполне себе мирно существовали в пещере Вони. Никого не трогали. Вели натуральное хозяйство. Теряли иногда своих соплеменников, что, впрочем, было естесственно. Но чтобы так обосраться!!! Это нонсенс.
Дуку вместе со своими сподвижниками пытался перекрыть анус суперкатяхом, чтоб предотвратить массовый выброс своих соплеменников. Но суперкатях развалился, и теперь Дуку со своим народом плавал в жиже и молился о спасении. Народ манджедаев с испугом наблюдал за смертоносной пульсацией ануса, с каждым точком выбрасывающей всё новые и новые орды захватчиков.
Кто-то из манджедаев подал боевой клич:"Это глистоджедаи! Армия Тьмы! Вперёд, за Родину, за Квая, No pasaran!«. Мандавошки хором запели «Venseremos» и бросились в атаку.
Энакин Скайуокер начал топить глистоджедаев силой своего гипнотического взгляда. Граф Доку в ответ рубил манджедаев Супергалактическим мечом. Воины с одной и другой стороны отчаянно бились за свой народ, своих жён, любовниц, блядей, детей, родителей, пидарасов и домашних животных. Никто не хотел отступать.
Такого побоища не видела ни одна пизда в мире. Встретились лицом к лицу две равные и мощные цивилизации. Кто же победит в этом кровавом побоище?
Адская заварушка в пизде ввергла Нинель в экстатическое состояние. Закатив глаза и слабо подёргиваясь всем телом, она распростёрлась на полке в полубессознательном состоянии. И в это время дверь предбанника противно скрипнула: «Скриииииииип».
— Ебале мы и Москву! — в баню, качаясь и матерясь, ввалился пьяный инженер Пётр Петрович Гарин. С утра налакавшись сливянки, он горел желанием испытать на ком-нибудь свой гиперболоид. Для конспирации гиперболоид он смастерил в виде балалайки и всегда таскал его подмышкой. А что? Идет человек с балалайкой. Никаких подозрений. Гениально.
Всеразрушающее оружие Петр Петрович лишний раз в ход не пускал. Берёг. Из реальных замесов можно припомнить лишь сожжённый по суровой накурке соседний городишко и наглухо высушенную речку-вонючку. Эти невинные шалости не доставили знаменитому авантюристу ни малейшего удовлетворения.
— Это не масштаб! — сокрушался он. — В таких ебенях нет масштаба. Разгуляться негде. А я гений. Гееениииий!!! Завтра же поеду Москву сожгу. Ибо нехуй. Попарюсь на дорожку и сожгу.
Тут его взгляд наткнулся на лобок комсомолки. Инженер пришёл в неописуемый восторг.
— Вот что жигануть надо! Это же Сатана, блять, в комсомольском обличии! Очевидное-невероятное! Сильна девка!
Пётр Петрович снял с плеча балалайку, произвёл настройку луча на максимальную мощность и, прицелившись, направил доселе неведомую миру энергию на лобок нежившейся Гусечкиной.
Воюющие так увлеклись сражением, что не заметили страшную угрозу. Только юная мандавошка, спрятавшаяся под навесом клитора, и молодой глист увидели ужасный луч с неба, выжигающий всё на своём пути. Спасаясь от адского пламени, они прыгнули в пропасть вагины. Там, в темноте и сырости, они прижались друг к другу дрожащими от страха телами, забыв о вражде их племён. Кошмар Апокалипсиса сблизил этих двоих. Мандавошка плакала и икала.
— Не бойся, я защищу тебя, — прошептал мужественный глист, — Как тебя зовут?
— Ева, — всхлипнула она, прижавшись к нему всем телом.
— А меня Адам. Хочешь яблоко, Ева? — он извлёк из мускулистых, как у Виндизеля, складок своего тела полупереваренный кусочек яблока, обтёр его от говна и предложил ей.
— Ах, ты прямо Змей-искуситель! — кокетливо мурлыкнула Ева, заглатывая яблоко. Разумеется, результатом поедания библейского фрукта стала неукротимая страсть, приведшая к греху — разнузданной половой ебле. Пока единственные выжившие предавались пороку в катакомбах влагалища, огонь снаружи выжег всё. Растительность и живность мгновенно превратилась в пепел. Гавно вместе с глистами даже не кипело, а просто испарялось. Кожа Нинель начала пузыриться и лопаться. Гусечкина взвыла как французская комсомолка Жанна Д’Арк.
— Бляяяяяяяя!!!
Это был не крик отчаяния. Нет. Это был гимн окончанию эпохи Пёздных войн.
— Йееес, осилил! — обрадовался Гарин.
Из парилки выскочила дымящаяся комсомолка. Изменившимся лицом, она бежала к пруду.
Произошедшее поставило на грань выживания всё человечество. В ходе операции по эпиляции лобка Нинель, инженер Гарин допустил серьёзный просчёт в настройках гиперболоида. Матка комсомолки под действием луча мутировала, и засосала Адама и Еву во время их любовных игрищ. Немыслимым образом яйцеклетка оплодотворилась и начала разрастаться.
Гусечкина не добежала до пруда сто метров. Её разорвало, и миру явилось огромное зубастое уёбище. Смесь мандавошки, глиста и комсомолки. Оно по-Кинг-Конговски постучало себя в грудь кулаками, прорычав что-то похожее на «Мессия грядёт!» и взялось за дело. Первым делом уёбище сожрало инженера Гарина вместе с балалайкой и баней. Затем оно начало делиться. Буквально через полчаса город наводнили стаи мутантов, поглощающие всё живое. Огромные огнедышащие твари не щадили ни стариков, ни детей, ни собак, ни тараканов. Мир стоял на краю пропасти.
На срочном заседании в горкоме партии выжившие коммунисты приняли решение бежать из города, ввиду бесполезности сопротивления. И убежали. Кто бы сомневался. Полчища мутантов, постепенно стирая с карты страны города и веси, шли на столицу. Генеральный секретарь на всякий случай попрощался с народом.
Спас человечество, съебавшийся под шумок с кичи доктор Лектор. По счастью ему страшно захотелось котлет из советских граждан, и он волею судьбы оказался на месте разыгравшийся трагедии. Человеком доктор был умным, и быстро смекнул, что котлету скорее всего сделают из него. Спасая свою жопу, Лектор покусал пару мутантов и заразил их каннибаллизмом. Те, в свою очередь, начали жрать своих сородичей. Несколько суток уёбища грызли друг друга, пока в живых не осталось последнее. Оно уплыло в Японию, забралось на Фудзияму и каждый день ровно в полдень на чистом японском языке выло:
— Ну шо сцуке, дождались Мессию, бляяяяяять!!! Это Я!!!
Через год его смыло страшнейшее за всю историю человечества цунами, которое жители острова окрестили Нинель.

(в тексте, помимо нездоровой фантазии автора, использованы цитаты и персонажи Л. Кэрролла, А. Толстого, Д. Лукаса и других. Спасибо, бразы.)