Urbi et Orbi в анамнезе

Виртуальному небинарию aqvarelca с искренней благодарностью за прекрасно проведённую ночь.

Гомельский Rattenfänger Гена по хомячьи надувая щеки, истово трудил мозолистую губу о треснутую деревянную дудочку. И хоть пыжился он не уродины вроде бы ради, но всё же не оставляли сомнения, что есть нюансы. И они таки были. Дело в том, что физиологически крокодил не пролезал. Совсем. Он застрял, как Винни-Пух в норе Кролика аккурат между Петрушей и Олькой, только пастью вовнутрь и не проходил ни в зад, ни в перёд, несмотря ни на какие заверения проповедника Соломона.

«Я не могу ему покориться, — думала тем временем старушка-процентщица, до игл в пятках сжимая сфинктер внутреннего клитора, как ни сжимала его за все 25 лет своей жизни на занятиях доктора Кегеля. — Психически не могу». Но, как известно и про старуху бывает порнуха. Копнув поглубже гениталии, она выковыряла несчастную рептилию из нефритовых чертогов своего Айсризенвельта и жеманно сказав: «Мерси» отправилась перечитывать Коэльо, повеивая узнаваемым зюйдом.

Но аккурат в эту минуту Оля была разбужена посреди моря бабьего мяса СанСанычем, внезапно решившим математически посчитать сколько денег и наркотиков осталось до полной атрофии мозга. Неожиданно оказалось, что наркотиков значительно больше. Тогда, привычно инкарнируя из пенистой рыбы в посланного небесами Эпштейна, он отправилась выбирать пять друзей для орущей в гантельном бассейне подруги и... пропал. Петруша же, честно, хоть и без огонька, отыграв горестную жизнь плута, отправился было за ним, но заметив, как его счастье толстеет и ширится, увеличиваясь в размерах до физиологически оптимистичного неприличия выбрал немедленно стать алкашом.

Так Оля, брошенная точь-в-точь, как Неточка Незванова, осталась наедине с эпично изнасилованным мозгом и счастливо освободившимся Геной, остаточно остерегающегося своей устойчиво-ненадёжной комплектации. Однако, прикрыв фиговым листиком лени четырнадцатого воробушка, ну того, у которого лапка ещё всё время соскальзывала, Геннадий решил, что баба перед ним дефицитная и возможно даже с потенцией к прогрессированию, а потому немедленно осудил брошенку за её бутончатые проявления. Но, как только барышня предложила в какой-нибудь дыре легально расширить сознание, то внезапно оказалось, что они сидят в пражской пивоварне «У трёх роз», что недалеко от Карлова моста, где их затейливый мозг нашёл и припарку, и плацебо и, дачёуштам, — эксклюзивность гендера.

Однако, в этой среде безответственности их быстро нашли очевидные здесь Серёжа и Коля, немедленно начавшие предлагать им вариативность поз и позиций. Много! Перебор!! Error!!! Ну, хватит, так хватит. И вот они снова примеряют на себя трупы сохнущих рыб, и пускают крокодильи слёзы в бокал осетрины, всматриваясь в пустоту красоты.

— Schatz, — говорит она, протягивая ему на занюх свою косу, — а помнишь, как звали эту?.. из Пигмалиона... Маленько впёр?.. Литтл вдул?..

— Дулиттл — печально отвечает Геннадий, и задумчиво добавляет — Только у меня к тебе одна просьба. Будешь ебать — не влюбись, пожалуйста.