«От приталенного фрака до шлема космонавта». Разговор о питерской богеме и не только

В этом романе смешались авантюрный сюжет и мистическая футурология. Добавим в эту гремучую смесь словесные игры, узнаваемых в героях реальных знаменитостей, а также эротические моменты, и повод поговорить о литературной кухне автора «Счастья Кандида» Саши Кругосветова станет понятен.

– Героя вашего романа зовут Юра Раздевалов по прозвищу Кент. Его приятель, мудрый затворник Шародей, называет Кента еще и Кандидом. Отчего так, раскроете тайну? В романе об этом, кажется, ничего не говорится.

— Приведу размышления следователя Прихватова: «Парня все зовут Кентом, но однажды он почему-то назвал себя Кандидом простодушным. Может, он просто кажется наивно-простодушным, легкомысленным дурачком из народной сказки, а на самом деле — очень неглупый, искренний и к тому же смелый и открытый? В фарсе Вольтера такой вот простодушный юноша, изгнанный из общества за нескромное и даже вызывающее поведение, вместе со своим учителем — философствующим глупцом, в сопровождении свиты других действующих лиц путешествует по городам и весям. Автор «Кандида» прослеживает путь за всей этой разношерстной компанией, заодно вскрывая язвы нарождающегося буржуазного (или еще не буржуазного?) общества... бичуя, так сказать, варварство, глупость, жадность, притворство и тэ-дэ!».

Мне кажется, Кент и его похождения напоминают типаж и жизненный путь вольтеровского героя, перенесенного в наше время. И главный вопрос моей книги тоже совпадает с вольтеровским: «что человеку надо для счастья?» Вольтер считает: ответ на все вопросы жизни дает труд на земле и довольно безрадостное, но честное исполнение семейных обязанностей. Мой герой приходит к иному результату: в конце концов, он находит любовь и обретает радость творческого труда.

— По сюжету, Кент поднялся в 90-е, а в нулевые все утратил. А среди ваших друзей были подобные случаи взлета-посадки? Как часто вообще такое случалось в те времена?

— В те годы мгновенно создавались состояния, столь же стремительно они и рушились, погребая под обломками недавних владельцев. Об этом я подробно пишу в книге «Полет саранчи», которая должна выйти в АСТ летом этого года.

– Многие сцены в романе напоминают или классику, или современных авторов. Например, венчание главного героя, явно отсылающее к балу Сатаны в «Мастере и Маргарите» Булгакова. «Писатель Пустоты» Плезневич понятно с кого списан. Подобный прием – это умышленная пародия или все-таки постмодернистский канон?

— Не думал, что венчание Кента с Надей станет отсылкой к Булгакову, а образ Плезневича — к некому конкретному лицу. Вы увидели это так, другой — по-другому. Венчание моих героев скорее напоминает мистерии секты богородичников Иоанна Береславского, а книги о пустоте имеют огромное количество вполне реальных предшественников, многие из которых напрямую указаны в тексте книги. Но я согласен и с тем, что названные вами и многие другие события и образы романа носят юмористический, порой — гротескный характер.

– Язык вашего романа явно тяготеет к полифонии – здесь и высокий слог модернизма, и сленг кислотных вечеринок, и словотворчество в духе Льюиса Кэрролла и обэриутов. Интересно, в Петербурге тех времен реально было попасть в подобную среду? Богема так общалась?

— Вы коснулись большого и сложного вопроса: питерской богемы конца XX века, на который в двух словах не ответить. Это Курехин, Хвостенко, Гребенщиков, Цой, это «Сайгон», «Гастрит», «Сквозняк», «Огрызок», это выбор зачуханных рюмочных вместо ресторанов французской кухни, это сквот НЧВЧ, это нон-профит галерея «Борей», это поэт Виктор Кривулин и художник Тимур Новиков, это рейв-клубы 90-х, это фильм Волошина «Нирвана» о 90-х, это дресс-код от приталенного фрака до шлема космонавта... В моей книге я не коснулся даже малой части нравов и обычаев питерской богемы, но то, о чем я писал, — как правило, шарж и литературное преувеличение. Думаю, что большинство творческой и технической интеллигенции Ленинграда-Петербурга не пыталось подражать нравам богемы — ни в речи, ни в одежде, ни во времяпровождении. А что касается речи: и в те времена и теперь большинство жителей моего города говорило и говорит: не высоким штилем, не на молодежных сленгах кислотных вечеринок, без зауми футуристов — а на прекрасном русском языке.

– В финале романа речь идет о жизни людей в космосе, в небесных колониях, откуда они летали бы на Землю только на работу. Вы как ученый верите в такую возможность? Или это атавизмы раннего социализма, когда были популярны подобные проекты?

— Подобные проекты никак нельзя назвать атавизмами раннего социализма — скорее, воспоминанием о будущем. В начале XX века воздухоплавание не нашло развития из-за трудностей добычи гелия и взрывоопасности водорода. Сейчас гелий добывают в промышленных объемах из попутных газов. Многие перспективно мыслящие современные архитекторы разных стран и континентов увлечены идеей создания экологически чистых летающих городов. Подобные города будут использовать идею воздухоплавания или плавать на магнитной подушке. Думаю, в этом столетии в принципе возможно появление таких городов. Реализации проектов летающих городов пока препятствуют локальные военные конфликты. Ну и, конечно, города будущего ждут появления своего дерзкого и решительного Маска или Королева.

– Если представить, что ваш роман будет экранизирован, кого из актеров вы предложили бы на главную роль? Кто мог бы сыграть Кента?

— Об экранизации книги вопрос не стоит. Но по типажу на роль Кента подошел бы актер Александр Петров.

– В романе много фантастики, сюрреализма, абсурда. А вот альтернативная история, когда в Петербурге нулевых девайс у Кента качает деньги из воздуха, а люди на улицах гуляют в шарах-скафандрах – она только в присутствии высоких технологий выражается? Кстати, что это за девайс такой? В остальном ведь вроде бы вполне реалистичный сюжет…

— Это высокоскоростной компьютер, изобретенный моим героем Шародеем, который питается энергией из вакуума с помощью волноводов, использующих по-видимому эффект Казимира. Таких устройств пока нет, но их идеи обсуждаются в научной среде. Дальше все просто: компьютер встраивается в интернет и используется для майнинга, ежесекундно зарабатывая криптовалюту, которая по желанию пользователя конвертируется в другую необходимую ему валюту. Подобной техники не существует, но теоретически она может со временем появиться. Получается, что Шародей обогнал свое время, как с использованием эффекта Казимира, так и с применением блок-чейна, первые опыты с которым прошли лишь в 2008-м. Но у альтернативной истории в моем романе немало различных аспектов и свойств, многие из которых невозможно объяснить высокими технологиями — они носят чисто литературный характер.

– Знаменитости, которых можно узнать в героях романа – вы были с ними знакомы? Каравайчук, Темирканов, Пелевин… Кого еще можете расшифровать?

— В 60–70-е годы мне довелось познакомиться со многими молодыми актерами, музыкантами, поэтами, но тогда они еще не были знаменитостями. С юношеских лет и до сих пор я дружен с Витей Новиковым — теперь он Виктор Абрамович, заслуженный деятель искусств, художественный руководитель театра им. В. Ф. Комиссаржевской. В свои двадцать он уже отличался удивительным чутьем на таланты. В его доме на Таврической, потом — на Исаакиевской площади, всегда было много творческой молодежи. Приходили Михаил Барышников, Наталья Тенякова, Лев Додин, Михаил Жванецкий, Виктор Ильченко, Наталья Большакова, Владимир Тыкке, Юрий Темирканов... А потом была долгая жизнь. Агитпоход на первом курсе института вместе со студентами консерватории — там я встретился со Станиславом Горковенко, на берегу Щучьего озера в Комарово — с Олегом Каравайчуком, Даниилом Граниным, Валерием Поповым... Всех не перечислить.

Но никто из героев книги не имеет однозначного прототипа, за исключением, пожалуй, бегуна с шестом: «Из-за горизонта выскочил усатый легкоатлет с шестом в руках — в советских тапочках, черных сатиновых трусах и застиранной майке. С гиканьем и воем несся он вдоль тротуара, перелетая через собранные кучи снега. Совершенно очевидно, что он бежал в ритме спондея: «Швед, русский — колет, рубит, режет»», — в задиристом бегуне давние друзья могут узнать юного Витечку Новикова, занимавшегося в школе прыжками с шестом, — надеюсь, он на меня не обидится.

– А ваш Кент – имеет прототипа в реальной жизни?

— Кент — литературный синтетический образ, и прототипы у него тоже вполне литературные: Кандид и Иванушка-дурачок. Но если брать формальные жизненные вехи, то в биографии автора можно найти много общего с судьбой Кента.

– Расскажите, над чем сейчас работаете, и какие новые книги Саши Кругосветова нам ждать.

— В магазинах со дня на день должна появиться книга «Вечный эскорт» (издательство АСТ) о любви к девушке эскорта. В этой книге есть встроенный роман в романе о Викторин Мёран, натурщице Эдуарда Мане, написанный в жанре исторического фэнтези. Этой весной тоже в АСТ должна выйти детская книга «Туманные истории» — петербургские городские легенды для детей — с замечательными иллюстрациями художника Алексея Симоненко. Летом этого года в АСТ ожидается выход моих воспоминаний о 90-х: «Полет саранчи». Сейчас работаю над новой книгой в жанре исторического фэнтези «Сказки «Мертвого города»» (которая может оказаться интересной взрослым читателям и старшим школьникам), посвященной истории и легендам любимого мною Крыма.

#сашакругосветов #кент #кандид #роман #петербург #сюрреализм #абсурд