Две дорожки от луны (из старого)

Привычно сжимая руль, Ольга уверенно мчалась по Волоколамскому шоссе. Справа и слева от нее высились почти в человеческий рост сугробы. Зима в этом году затягивалась. По утрам уборочные машины сталкивали снег на обочины, и постепенно там выросли высокие, белые в грязных темных потеках завалы из снега и льда. Зрелище было унылое и какое-то некрасивое. Все последние зимы такие, серые и депрессивные, солнце появляется редко.

За рулем всегда хорошо думается. Ей тридцать девять лет. Нормальный такой возраст, активный. Особенно, если в этом активе есть все, что положено: дом, семья, работа. Как у нее, например. Работает она бухгалтером на фирме собственного мужа, причем вполне процветающей и успешной, позволяющей им жить, не экономя на самом насущном. Свой день планирует сама. У них две дочки, старшей уже четырнадцать, второй восемь. Просто замечательные девочки, воспитанные, умные. И бабушки-дедушки есть, любящие и заботливые, друзья, с которыми вместе полжизни. Все хорошо, налажено, уютно, и потому обыденно и привычно. Собственный дом недалеко от Москвы на Истре, любимый сад, бассейн.

Изо дня в день живет она по одному и тому же сценарию: отвезти девочек в школу, работа, опять школа, всех накормить, проверить уроки, встретить после работы мужа, уход за садом, тренажеры. Выходные — с родственниками и друзьями: походы в гости, в театр, дни рождения, праздники. И так месяц за месяцем, год за годом, все время одни и те же картинки, лица, разговоры, обязанности и развлечения. Огромный, работающий, отлично отлаженный механизм, втянувший внутрь ее, вместивший всю жизнь.

Она никогда не жалуется, давно привыкнув и приучив ощущать себя счастливой устроенной женщиной, у которой сбылись все мечты. Но последнее время с ней происходит что-то необычное, такого никогда не случалось раньше. Когда ночь на мягких лапах протиснется в спальню, все вокруг уже заснут, свет луны упадет сквозь легкие, купленные в дорогом салоне модные занавески, на ее постель голубыми бликами, ей начинают сниться странные причудливые сны, в которых видит она себя совсем другим человеком. Эти сны тревожат, заставляют задуматься над тем, что раньше даже не приходило в голову. Они не менее четкие и живые, чем окружающая ее повседневная реальность. Иногда кажется ей даже, что и не сны это вовсе, а воспоминания о том, кем была она когда-то давно, может, в прошлой забытой уже жизни.

 

Этот человек совсем старый, он давно не помнит, сколько лет и зим прошло с тех пор, как был ребенком. Сейчас он живет в маленьком домике около огромного баньяна, от которого белая мраморная лестница спускается к самому морю. Там внизу, где лестница заканчивается — круглая, огороженная тоже мраморными поручнями, площадка. Под ней плещутся днем голубые и насквозь прозрачные, ночью черные, глубокого насыщенного оттенка волны.

А позади баньяна, совсем близко, не больше ста пятидесяти шагов, за каменным затейливо украшенным забором, возвышается над всем окружающим пейзажем храм. В этом храме, посвященном богине любви, прошла вся его жизнь, промелькнула, осталась позади. Когда-то, во времена, о которых сейчас уже не помнит никто, так давно это было, его нашли новорожденным в плетеной корзинке у ворот. Потом он прошел длинный путь от простого послушника до главного жреца. Но все это в прошлом, уже десять лет он живет в этом домике, появляясь в храме только когда позовут — спросить совета или на праздниках, чтобы в очередной раз приветствовать любимую богиню, служению которой отдана вся его жизнь с младенчества.

Вот и неделю назад в храме отмечали день весеннего равноденствия. Сидел он на мраморной лавке около нового главного жреца в белых, спадающих мягкими складками одеждах, приличных его высокому положению. С удовольствием наблюдал, как почти обнаженные юноши с великолепными, отточенными специальными упражнениями телами, выкатывают из Святилища золотой трон с сидящей на нем богиней. Он видел это уже многие десятки, сотни раз. Но, как и всегда, только один взгляд, брошенный на луноликую, привел его в такой трепет восхищения, что забыв обо всем, он упал ниц у каменных, обутых в кожаные сандалии ног, чтобы восславить ее божественную сущность и земное предназначение. Вместе с ним одним движением, одним дыханием все, присутствующие в храме, тоже опустились на пол, славя имя великой богини и ее дела.

Медленно, плавно расходятся в стороны массивные, кованые, с позолотой двери храма. Почти сотня юношей, многие из них, он это точно знает, его сыновья, окружают трон со статуей богини, поднимают на руки, чтобы вынести в просторный нарядно украшенный цветами двор, поставить на специально сложенный для праздников постамент. Огненные, жгущие лучи весеннего солнца падают на лицо богини, на ее огромные, растянутые к вискам, сделанные из цельных сапфиров глаза. Глубоко внутри них зажигаются синие огоньки, которые становятся все жарче с каждой секундой. Богиня смотрит на своих подданных, на всю землю вокруг, значит, год будет плодородным и мирным, а люди не забудут, что такое любовь.

Из внутренних помещений храма, отражаясь от его каменных стен, выплескиваются на улицу первые такты зажигательной мелодии. Там в специально отведенном месте у самого входа разместились обученные тут же музыканты. А сам храм, особенности его постройки усиливают звуки, придают им глубину и насыщенность. Храмовая музыка слышна сейчас на многие тысячи шагов вокруг. И люди в окрестных селениях тоже славят богиню, просят ее о счастье и процветании.

Совсем юные девушки, гибкие, легкие, убранные гирляндами цветов, начинают древний, полный глубокого смысла танец вокруг полыхающего на солнце трона. Через несколько минут к ним присоединяться юноши. До самого утра следующего дня будут продолжаться расписанные за века поминутно ритуалы в честь великой богини.

Но старый жрец не останется, уйдет в свой домик. Уже несколько лет он не принимает участия в храмовых праздниках. Силы уже не те, он может не выдержать до конца, покрыть себя позором. Хотя тело его, закаленное положенными всем жрецам гимнастическими и любовными упражнениями, все еще полно сил, здорово. Мощные, твердые мускулы перекатываются под смуглой, привыкшей к солнечным лучам кожей. Хозяйство в его домике ведет Дейра, молодая красивая женщина. Боги не позволили ей стать танцовщицей или жрицей, лишив голоса, она немая и не может петь гимны, прославляющие богиню. Часто он делит свое ложе с ней, и она вроде довольна. Но это не то же самое, что освященные столетиями магические ритуалы в храме, которым надо отдать всего себя. Этим должны заниматься молодые и совершенные, он уже прошел положенный ему путь, закончил.

Часто в темноте он спускается по своей белой лестнице, исшарканной многими ногами и столетиями, на которой знает каждую шероховатость и неровность наощупь, к морю, садится на круглой площадке. Ему нравится смотреть на бесконечно глубокое, бархатное, как платья его богини, небо. Вереницы далеких звезд кажутся вышитыми на черном покрывале. Внизу плещется соленая морская вода. Отражаясь в ней, луна рисует длинную блестящую дорожку, на которую хочется встать и идти по ней до тех пор, пока не уйдешь куда-то далеко-далеко от всего, что тут рядом с ним. Видятся ему там какие-то загадочные неведомые земли и страны, где он никогда не был. Теплый ветерок овевает его, и кажется он сам себе только крохотной частицей огромного мироздания, маленькой его пылинкой, которая в одну секунду может раствориться, переместиться, чтобы тоже стать ветром, морем или звездой. Ему хорошо тут, на самом краю ойкумены, мира людей, последней его границе с природой, которая повсюду и там, куда еще не добрался человек, в морской пучине или на звездном небе.

 

В своих снах Ольга ощущала себя старым жрецом, но как-то не до конца, отстраненно. То она находилась словно внутри него, следя за картинами, разворачивающимися перед его внутренним взором и даже участвуя в них. Но всегда там внутри существовал какой-то рубеж, грань, которую она не могла перешагнуть, одолеть, она не была полностью им, не знала о нем всего никогда.

Гораздо чаще видела она жреца словно снаружи, со стороны, наблюдая за его жизнью и даже отчасти читая его мысли, но все-таки, не являясь им самим. Она поняла, что мраморная площадка у моря — его любимое место, здесь он проводил много времени. Во снах она тоже нередко была там рядом, невидимая им и никем другим. Подле него она тоже любовалась ночным морем и небом. Как-то, уже не в первом своем таком сне, она вдруг заметила, что на море перед ней от луны отражается не одна дорожка, как положено по всем природным законам, а разбегаются две, под острым углом друг к другу, так в действительности не может быть никогда. Она, конечно, понимала, что это просто сон, а законы сновидения совсем другие, чем реальности. Но к этому времени сны уже занимали в ее душе важное место, она интересовалась ими ничуть не меньше, чем своей повседневной привычной жизнью. По крайней мере, думала она о них много. Поэтому такое несоответствие лунных дорожек законам реальности заинтересовало ее, озаботило. Все остальные детали в ее снах выглядели правдивыми, живыми и логичными, действительными.

Внутренне Ольга ничуть не удивлялась своим снам, они казались ей органичными и цельными, положенными ей. Но, как разумный взрослый человек, она понимала, что у них должна быть какая-то причина или цель, пока неведомая ей. Раньше она таких снов никогда не видела, они пришли к ней спонтанно и без зримых оснований, стали значительной частью ее жизни. Человек не властен над своими снами, не может сам заказывать или приказывать их себе. Она опасалась, что в какой-то момент может потерять их, они уйдут из ее существования также внезапно, как появились. Если так произойдет, она лишится этого, такого нового, непривычного, но чарующего ее мира, сразу обеднеет в разы, утратит то неожиданно важное, что так случайно появилось у нее.

Пытаясь узнать больше о своих снах, а самое главное — получить знания о том, как сохранить их, она кинулась изучать религию, эзотерику, йогу, оккультные науки, стремясь найти ответ на такой важный для нее сейчас вопрос. Как сделать так, чтобы удержать, не потерять обретенную возможность жить одновременно двумя жизнями? Но ответа она не нашла. То ли потому что, никогда не интересуясь этим прежде, она не сумела сразу усвоить и систематизировать большой объем информации, обрушившийся на нее. То ли потому, что ответа там и не было. Она сдалась, просто продолжала смотреть свои сны, пока это еще получалось. В них что-то происходило и менялось, она это чувствовала.

 

Старый жрец вел жизнь самую простую. На сон ему хватало трех-четырех часов, поэтому просыпался он рано, с первыми лучами солнца, заглядывающими в его окно. Вокруг царила полная, ничем и никем не нарушаемая тишина. Дейра еще спала. Она поднимется только через несколько часов, чтобы приготовить незамысловатый завтрак. С детства жрецов приучали есть совсем скромную пищу и в небольших количествах, строго необходимых, чтобы поддержать здоровье тела. Они все были почти равнодушны к еде.

Спал пока и храм: в жилых помещениях спали танцовщицы и музыканты, послушники, жрецы и жрицы — все, кто отдавал себя целиком и полностью служению богине. Оттуда тоже не доносилось ни звука, только стражники у закрытых наглухо ворот иногда позвякивали вооружением. В кристально чистом воздухе, в беззвучии вокруг, легкое позвякивание разносилось на сотни шагов. Все было привычно и знакомо. Спокойствие располагало к размышлениям.

В эти утренние часы бывший жрец читал старинные манускрипты на почти забытом уже языке из Хранилища храма. Многовековая мудрость открывалась ему, он проникал в самые дальние уголки системы мироздания, исследованные древними учеными. За те десять лет, что он жил в этом доме, располагая свободным временем, ему удалось далеко продвинуться в своих знаниях, которые он накапливал еще в храме. Он уже так много знал обо всем, что иногда ему казалось, что вообще никаких тайн в мире для него не осталось.

В тот день во второй половине дня после обеда к нему пришел посыльный. Главный жрец просил посетить его в час, который сочтет подходящим. Он передал, что будет на закате. Когда багровый диск солнца чуть коснулся морской воды, вошел в ворота.

Главный жрец, мужчина лет пятидесяти с резкими и суровыми чертами совсем темного, почти черного лица, принял его в Хранилище. Вокруг на полках стояли массивные, в тяжелых деревянных переплетах книги. В раскрашенных столетия назад каменных вазах помещались скрученные кожаные и папирусные свитки. Казалось, вся мудрость мира располагалась сейчас вокруг них. Старый жрец почувствовал с детства знакомый запах: кожи, тонкого пергамента, пыли, в которую постепенно превращаются папирусы. Когда он был ребенком, думал, что так пахнут знания. Воспоминание позабавило его. Окон в Хранилище не было, книгам вреден солнечный свет. Только маленький масляный светильник горел сейчас на мраморном столе между ними. После обмена традиционными приветствиями главный жрец перешел к разговору, для которого пригласил его.

— Я хочу просить тебя поработать для нашей богини еще. Я знаю, что так не принято, ты уже ушел из храма, но это будет правильно и нужно. Я долго думал.

— Что конкретно ты хочешь?

— Нашим молодым жрецам не хватает мудрости. Давно уже канули те времена, когда в нашем Хранилище работали ученые, изучая и приумножая накопленные знания, обучая молодых. Так воспитывали тебя, меня. Но это все в прошлом. Здесь в Хранилище никто не бывает кроме нас с тобой. Молодые жрецы сейчас получают меньше мудрости, чем раньше. Это неправильно. Я постоянно занимаюсь с ними, но ты мудрее меня и можешь дать им больше. Я недоволен собой, но это я могу сказать только тебе, отец.

Да, и главный жрец тоже был его сыном, зачат здесь в храме во время праздника урожая чернокожей танцовщицей, с которой он тогда совершал храмовые ритуалы.

— Не знаю, что и ответить тебе. Боюсь, мне не осилить. Я слишком стар уже, чтобы учить кого-то. Мудрость моя велика, но мысли потеряли прежнюю стройность, я не могу рассказывать так просто и понятно, как раньше. Не знаю.

— Ты не отказываешься, за это я уже благодарен тебе! Великая богиня поможет нам, я знаю, надо только попросить ее. Мы с тобой ведаем, она всемогуща. Если мое решение правильно, она обновит тебя, сделает твои мысли стройными и ясными, а в душе появятся силы и желание учить. Ты же знаешь, такое уже случалось. Некоторые в храме получали вторую жизнь, если она была нужна нашей богине. Пойдем, помолимся ей вместе, она одобряет только правильные решения.

Они перешли в Святилище, бок о бок распростерлись у подножья трона и до утра лежали там недвижные, сосредоточенные, полностью погрузившиеся в мысленную беседу с богиней. Оба привыкли все рассказывать ей всегда.

Когда на рассвете они вышли во двор, главный жрец, провожая его до ворот, обронил только одну фразу:

— Мне кажется, у нас все получится.

И сам он чувствовал также. Не знал пока, что произойдет, но ему тоже казалось, что богиня послала им одобрение и помощь. Еще обретет он какие-то новые силы, которые позволят послужить в храме учителем, передать накопленную десятилетиями мудрость молодым. Спускаясь к себе по тропинке, с двух сторон которой одуряюще пахли усыпанные разноцветными розами кусты, он все продолжал думать о том, что познал в Святилище.

 

Теперь Ольге снился не только старый жрец. Иногда в своих снах видела она женщину небесной, экзотической красоты. Это была обычная женщина, одетая в такую же одежду, как носила сама Ольга, со скромной прической. Во снах женщина, в отличие от старого жреца, совсем не пускала ее к себе в душу, не вовлекала Ольгу в свои дела и события, просто стояла рядом и смотрела на нее огромными синими глазами. В этих глазах Ольга видела то ли просьбу, то ли приказ, а иногда ей чудилось — мольбу. Она чувствовала, женщина в ее грезах появилась не случайно, скоро что-то должно произойти с ней самой. Она еще не знала, хорошее или плохое, но почему-то отчетливо понимала, что после этого ее жизнь расколется на две части, в ней изменится что-то, а как все получится — будет зависеть только от нее. Этих снов в той ее другой жизни больше не будет, она досматривает последние. Сама она пока не властна изменить ход событий, потерять или обрести, сейчас она должна быть только пассивным наблюдателем, ее решения еще впереди.

Старый жрец тоже продолжал сниться ей. Иногда она подходила к его душе близко-близко. Ей казалось, еще один маленький шажок и узнает о нем все. И не только о нем, она получит все его знания, ей будет известно о том, как устроен мир, что такое жизнь, смерть, любовь. Ольге очень хотелось хоть на секунду овладеть этим, распознать неведомое и недоступное в своих снах, но этой секунды ей всегда не хватало, чтобы сделать последний решающий шаг.

Постепенно она стала понимать, что в ее снах заключен какой-то естественный, древний, скрытый от других людей смысл. Они готовят ее к чему-то важному и осмысленному, что может сделать только она. В этом ее миссия, отличие от всех других людей на земле. Она не понимала, почему такая избранность уготована только ей. Определенно, боги что-то хотят от нее. Причем, чужие боги.... Или свои? Никогда она не была религиозным человеком, бабушка крестила ее в детстве в православие, но сама никаких обрядов не исполняла, в церковь не ходила. О других религиях знала и того меньше. Поэтому никак не могла разобраться, почему все это происходит с ней. Сведения, почерпнутые из ее краткого экскурса в эзотерику, утверждали, что человек может иногда видеть куски, фрагменты из своих прошлых жизней или из чужих. В этом нет ничего сверхъестественного. Так, может, она тоже когда-то была жрицей синеглазой богини или, невозможно представить, жрецом? Ответа у нее не было, но очень скоро она поняла, почувствовала, что его и не следует искать, допытываться. Не это сейчас главное.

Вскоре откуда-то она уже знала, что может, если захочет, остаться там, рядом с этим неведомым морем и храмом, навсегда. Это по силам ей, зависит только от нее. Но может и не захотеть, неволить ее не станут. Просто все в ее жизни останется по-прежнему. Она сама не знала, откуда пришла к ней эта странная, но она чувствовала, точная и правильная уверенность. Она должна решить и выбрать, это ее единственная возможность. Эта вторая дорожка от луны — для нее, она сможет пройти по ней один раз, только туда, чтобы остаться навсегда. Она станет старым жрецом, войдет глубоко в его душу, узнает все, что знает он.

Это было страшно и заманчиво одновременно. Благодаря своим внутренним новым чувствам она также знала, что у нее остается совсем мало времени на то, чтобы выбрать. Перейти можно будет только в следующее полнолуние, совсем скоро. Самой ей эти ее мысли казались странными и непонятными. Она просто думала их, будто играя с самой собой в такую игру: а что было бы, если бы это было возможно. Для ее обычной, состоящей из повседневных забот жизни, эти размышления были как бы вторым планом, совсем нереальным, сказочным. И все-таки, она рассматривала разные возможности, сама до конца не веря в них.

А что будет с ее семьей, если она решит уйти? Она что, может, умрет здесь? Этого не должно случиться, ее дети и семья осиротеют, недополучат чего-то важного. Так нельзя, это неправильно и плохо. Она никогда не сможет пойти на это. Но стоило только ей сформулировать вопрос, как она откуда-то уже знала ответ. Нет, все будет не так. Здесь ничего не изменится, все будет продолжаться как и всегда, она останется и здесь тоже, но только для них, тех, кто тут рядом с ней. Сама же она, ее душа, поселится в другом месте. Она не могла понять, как такое может быть, как же ничего не измениться, если ее самой уже здесь не будет. Но поскольку все ее мысли были почти сказкой или какой-то сумеречной игрой собственного подсознания, она не стала зацикливаться на этой проблеме. Так, значит, так. Это очень хорошо, что она никого не ущемит и не обидит. Она даже знала, что, если надумает поступить так, как хочет от нее синеглазая женщина, иногда в своих снах она сможет возвращаться, приходить сюда и смотреть, хотя тут все будет прекрасно и без нее. Ей вроде даже это обещали, каким-то тоже непонятым, внутренним словом.

Эта игра затянула ее, увлекла, сделалась вполне реальной частью ее жизни. Вокруг ничего не менялось, все шло по-прежнему налажено и привычно. Изменилась только она сама, причем каким-то образом совершенно неприметно для всех, ее окружающих.

И вот наступила последняя ночь перед полнолунием, тем самым, она знала, единственным, когда можно будет пройти по второй дорожке от луны. Уже послезавтра на рассвете все закроется, у нее не будет ничего того, к чему она так привыкла, ни снов, ни каких-то еще неведомых ей возможностей. Настал момент решения. Вот сейчас все зависит только от нее одной.

Глухой ночью она стояла возле окна, глядя на притягивающий взгляд, холодно-яркий, огромный, почти совсем круглый диск луны. Она думала сейчас о детях, муже, мирно спящих в своих кроватях. Где-то далеко от нее спали сейчас родители, друзья, в ее мире все было привычно, правильно и закономерно.

Одновременно внутренним зрением, ставшим последнее время еще более зорким, чем обычное, она наблюдала за стариком в странных одеждах, сидящим на каменной площадке возле моря. Он ищет в себе силы исполнить миссию, возложенную на него главным жрецом, но пока не находит. Она видела его со стороны моря. За его спиной возвышался, тянулся ввысь темный сейчас на фоне неба каменный храм. Ей показалось даже, что над ним горят, сияют сапфировые глаза, ведающие обо всем и обо всех. Или это только звезды, яркие и крупные там, где она бывает в своих снах.

Весь следующий день она смотрела на все, окружающее ее уже как-то отстраненно, прощаясь. Ей казалось, что она уже не здесь, не рядом, но грусти в ее прощании не было, была только огромная, вбирающая все вокруг внутрь себя любовь.

Когда она заснула, ей привиделось, что стоит она на морской воде твердо и прочно, как на земле. Позади нее, она знает, круглая огромная луна, а под ногами светящаяся, переливающаяся на водной глади всеми цветами радуги дорожка, ведущая к берегу, к мраморной площадке. Там ждет ее, манит к себе женщина с сапфировыми глазами. Сейчас на ней уже не та обычная одежда, которая была раньше. Ее совершенную фигуру окутывают дорогие летящие ткани. Распущенные, черные как ночь блестящие волосы струятся вдоль тела, лаская и прикрывая его. Драгоценная диадема сжимает виски. Тонкие щиколотки и запястья звенят браслетами. Женщина танцует древний, наполненный глубокими чувствами и силой танец. Да и не женщина это вовсе, а сама природа, ветер над морем, волна. Неведомый, тонкий, притягательный аромат разливается в воздухе, долетает до Ольги.

Она делает шаг по искрящейся дорожке, еще один. Морская вода удерживает ее, дает пройти. Ольга постепенно движется вперед. В какой-то момент она осознает, что уже не сможет вернуться обратно никогда, но ей уже и не нужно, не хочется, не страшно. Тугая спираль времени сжимается почти в кольцо, она перешагивает с одного витка на другой, минуя несколько промежуточных. Она подходит к площадке. Женщина берет ее за руку, и Ольга понимает, что сделала все так, как надо, здесь довольны ею. Перед ее глазами последний раз проносятся лица дочерей и всех, кто был дорог ей в той жизни. Она уже знает, видит все, что с ними станется в дальнейшем там, им хорошо. И не только им. То, что она совершила сегодня, будет очень важно для того мира, который она оставила, от этого он уже стал прекраснее и совершеннее. А сейчас ей надо заняться собой. Она чувствует, как ее душа меняется, наполняется знанием, она превращается в другого человека, почти всеведущего. Она становится им, старым жрецом из ее снов. Она уже была им когда-то. Она и сейчас он.

 

Проснувшись на рассвете, старый жрец нашел себя на площадке у моря. Он заснул и проспал тут всю ночь. Легко, как молодой, вскочив на ноги, обнаружил в себе новые нерастраченные силы. Сейчас он чувствовал себя так, будто последних тридцати лет в его жизни не было, словно опять молод и силен как никогда. Чудесное превращение свершилось. Великая богиня послала ему возможности и мощь, чтобы он смог передать свою мудрость дальше. Он будет учителем, сделает все, чтобы древние знания не умерли, ушли дальше, во славу людей, их любви и луноликой богини, от которой зависит все случающееся на земле.