Его не может не быть. О романе Саши Кругосветова «Счастье Кандида»

Действие этого романа происходит в альтернативном Петербурге, куда возвращается гражданин без определенного места жительства по кличке Кент. Альтернативность же состоит в том, что вроде бы ничего необычного вокруг не происходит, а коморка бомжа, тем не менее, растягивается до совершенно неприличных по комфортности размеров, деньги делаются из воздуха, и все на улицах ходят в золотых шарах — словно в защитных скафандрах. А так все по-прежнему: бизнес у Кента отжали, ищут бандиты, ищет полиция, а сам он, отсидевшись в палатке за городом, сменил приоритеты и переоценил ценности. Недаром его называют Кандидом, как в фарсе Вольтера — ведь он точно так же путешествует по городу и миру, хотя отнюдь не простак, а скорее, этакий фольклорный герой вроде Иванушки-не-дурачка. Галантный, как Оскар Уайльд и любвеобильный, словно Казанова.

Аллюзии, парафразы, скрытые намеки и прочее словотворчество в стиле Хлебникова и Кэрролла — этого в романе Кругосветова в изобилии, которое впору назвать припозднившимся постмодернизмом, если бы не чистый модерн, сквозящий из всех жанрово-стилистических щелей. А как иначе может быть в Петербурге? И пускай «Счастье Кандида» Саши Кругосветова — это и абсурд, и фантастика, и сюрреализм, но запах тлена на кислотных вечеринках и венчание героя в духе бала Сатаны у Булгакова не дают забыть о прекрасном декадансе. Литературном, историческом, сюжетном.

Кстати, сюжет, который, по определению, не столь важен в этом жанре. По большому счету, «орнаментальном», хоть автор настаивает на бурлеске с буффонадой и даже пародии. На Пелевина, например, которого в романе «исполняет» этакий «писатель Пустоты» Плезневич, а еще, кажется, на Каравайчука, Темирканова и прочих знаменитостей.

Итак, по сюжету, Кенту захотелось любви — чистой и непорочной. Поначалу он еще держится, возвращаясь мыслями к тёте Зине и кузине из своих эротических воспоминаний юности. А после природа берет свое, и он начинает активные поиски. Но для начала встречается со старым другом Румбом и его девушкой Линой, с ученым затворником Шародеем, с королями свалки Шплинтом и Сявой, знакомится с их дамами сердца, представительницами древнейшей профессии, с упомянутым «писателем пустоты» Наумом Плезневичем, с адвокатом Гезником, со следователем Прихватовым. И наконец, находит свою возлюбленную Надю, с которой, как оказалось, давно знаком, и которой уже на надо спать на газетах, поскольку приглашена в тот самый, расширившийся, словно петербургский дискурс, подвальчик на Кавалергардской.

Неужели «счастье есть, его не может не быть», как уверяли в 90-х на упомянутых вечеринках? Абсурдно, согласен. Но очень ловко и захватывающе, не оторваться. И даже Пелевин не помеха иным открытиям в романе. «Плезневич с удивлением посмотрел на Лину, потом с еще большим удивлением на свое сердце, представшее их взорам в виде некой неопределенной, лишенной формы туманности. Это была даже не Пустота, потому что, как известно, Пустота тоже имеет форму. Внутри этой туманности еще некоторое время светились буквы «АТОТСУП». «А тот ли суп?» — машинально повторила Лина. — При чем здесь СУП? — испуганно выкрикнул Плезневич, он быстро умирал».

А еще, если уж речь о 90-х и постмодернизме, вспоминается «Змеесос» Егора Радова и его же «Якутия», где «заелдыз» и «онгонча». «Вошли четыре Исполнителя судного дня, за ними — Заслуженный Пристав. — Ваше имя Румб? Каски космонавтов и сине-голубая фуражка с золотыми крыльями и красной звездой произвели на Румба сильное впечатление — его лицо побелело. Он пятился назад и, когда уперся в стеллаж с книгами, спросил: — В чем собственно моя вина? — Вы теглец и агырва? — спросил Пристав. — Скорее нет, чем да. Я, знаете ли, инженер, вернее недавно был инженером, но никак не земледелец».

Как бы там ни было, но автор романа не прост, о чем в предисловии пишет Евгений Попов. Ученый и изобретатель, он не мог не отдать дань той же инженерной мысли времен раннего социализма, которое, пардон, сквозит в книге наряду с «петербургским» шармом «Шинели». И поэтому финал истории отнюдь не модернистский, а вполне фантастический, словно в «Аэлите» или других «Отроках во Вселенной». Кент собирается улететь, как Мюнхгаузен, прочь от мирской суеты. Но как, спросите вы вслед за героем Янковского. Ни веревки! Ни шеста! Ничего! И тут его осенило. Голова! Голова-то всегда под рукой, господа! И в данном случае это голова не профессора Доуеля, а теория того самого гениального затворника Шародея, мастерящего в компьютеры из грибов и палок. И улететь он предлагает верхом на земном шаре! То есть, не так, конечно. По его мнению, стоит построить очередную «альтернативу» этого мира — летающие дома и даже города — автономные, «зеленые» жилые районы. «Массовое переселение людей в воздушные дома, — вещает он в духе великого комбинатора, — освободит площади, занятые сейчас под жилье и сельское хозяйство, даст возможность реновации этих земель для восстановления лесов, степей, природных парков и заповедников. На земле останутся добыча полезных ископаемых, промышленное производство и энергетика. Можно будет перемещаться из летающих жилых районов на работу и обратно в специальных электромагнитных капсулах».

На самом деле, еще в тридцатые годы прошлого века архитектор Георгий Крутиков предлагал разместить на земле рабочие и промышленные объекты, в то время как жилье в виде ярусно расположенных помещений он хотел перенести в воздушное пространство. Об этом нам тоже напомнил ученый Шародей, уточнив, что Крутиков был апологетом социализма При чем здесь социализм, спросите, и что за утопию Мора нам здесь предлагают? Просто подобные разработки оставались в то время мертвой бумагой, а в романе все это дело актуализировалось. С напоминанием, что случилось сие задолго до Илона Маска с его идеей колонизации Марса. Таким образом, выращивание и освоение летающих Мюнхгаузенов — реальный путь дать новую жизнь этой идее. Чем, вероятно, в дальнейшем и будет занят главный герой романа.

Саша Кругосветов. Счастье Кандида. – М.: АСТ, 2021. – 416 с. – (Городская проза).

#сашакругосветов #счастьекандида #городскаяпроза #аст